I.
Я заметил одну особенность: все кинотеатры, какими бы замысловатыми они на первый взгляд ни были; где бы ни находились: в провинции ли, в метрополиях ли; каким бы оборудованием ни были нафаршированы 2D, 3D, 5D – предсказуемы и похожи друг на друга. Но каждый драмтеатр, будь он даже с виду простенький и затрапезный обязательно имеет яркую индивидуальность. Если не снаружи, то изнутри. Мой любимый театр «У Никитских ворот», например, настолько мимикрировал к улицам Москвы, настолько слился с ними, что его не отличишь от старинного купеческого дома, которыми так богат центр столицы. Но когда попадаешь в зал, когда погружаешься в уютное мягкое кресло, то уплываешь из реальности, ощущаешь спокойствие и расслабленность. Каждую его постановку хочется пересматривать бесконечно; есть спектакли, над которыми можно подумать, или взгрустнуть; публика всегда «красива, молода, глумлива». А вот в ещё одном моём любимом театре «Et Cetera» репертуар, может, и не настолько интеллектуален и понятен неискушённому зрителю, но сама атмосфера необыкновенно празднична; здание похоже на торт; попадая внутрь, где всё блестит и искрится, чувствуешь себя подростком, приглашённым на чаепитие с обилием сладостей. Совсем недавно я побывал в «Мастерской Фоменко». И по разным причинам, в том числе за панорамный вид небоскрёбов Москва-Сити, открывающийся с балкона, назвал этот театр самым необычным из тех, что видел. А вчера впервые почтил своим присутствием театр «Моссовета», и он тоже по-доброму шокировал меня; и уже именно его мне захотелось назвать самым необычным из всех. И я уверен, что таких «необычных» театров будет ещё много. Потому что каждый театр и есть самый необычный и самый удивительный.
Особый шарм театру «Моссовета» придаёт «Аквариум» - густой, тенистый сад, раскинувшийся перед его фасадом. Только что вы были на шумной многоголосой Большой Садовой, и мимо вас сновали туда-сюда привычные автобусы, мерседесы и жёлтые Яндекс-такси, кипела знакомая жизнь XXI века, а свернули в распахнутые ворота сада, и мистическим образом вас перебросило не только далеко за пределы города – в какую-то старинную дворянскую усадьбу, но и на два века назад – в эпоху Островского, Тургенева и Толстого. Тихо перешёптываются деревья, словно бы рассказывая друг другу последние светские сплетни, сонно мурлыкают фонтанчики, а на балконе, протянувшемся вдоль фасада театра «Моссовета», утопающего во всей этой старомодной зелени, в длинном вечернем платье с бокалом холодного шампанского в руке задумчиво стоит тургеневская Ася, только что сошедшая сюда с книжных берегов Рейна. Всё ближе начало спектакля и всё больше людей на балконе. Вот прибыли на карете Долли и Стива Облонские, а после них Лариса Огудалова и Сергей Сергеевич Паратов, рядом неспешно прогуливаются Алексей Вронский и Анна Каренина, заплаканная, нервно обмахивающаяся чёрным веером... Ещё не началось представление, ещё просто сидишь на лавочке, а ощущение такое, что вокруг тебя уже развернулся спектакль о неспешной дворянской жизни позапрошлого века. Настоятельно рекомендую в тёплое время года приходить в театр «Моссовета» заблаговременно – за несколько часов до спектакля. Это одно из лучших мест для релаксации в Москве.
Что же касается холла с громоздкими мраморными колоннами, то он тесноват и обыкновенен. Всё очарование «Моссовета» заключено в балконе и саде; и сладковатом запахе шампанского, летающем повсюду. Публика здесь элегантная, старомодная, породистая. И ещё мне бросилось в глаза обилие беременных женщин, которых в таком количестве я ранее ни в одном театре не наблюдал. Я затрудняюсь объяснить этот феномен, но уверен, что внутриутробным театралам комедия «Укрощение строптивой» пошла исключительно на пользу, укрепила их физическое и нравственное состояние. Со временем они вольются в ряды поклонников и ценителей театра «Моссовета».
II.
«Бельэтаж, литер правый, место №2» - вот, что было указано в моём билете. Надо сказать, что это был тот ещё квест. Нет так-то просто найти сам бельэтаж, поскольку лестница с первого этажа доходит до второго и там прерывается. Надо побегать по второму этажу в поисках очередного пролёта лестницы, который ведёт выше – на третий этаж. Не без приключений я добрался до бельэтажа и там окончательно запутался. Правую сторону нашёл быстро, но что такое «литер правый» понять не могу даже сейчас, разглядывая схему зрительного зала. А тогда я стоял между рядов бельэтажа растерянный, тупо уставившийся в распечатанный на черновике моего романа билет и вдруг услышал ироничный женский голос:
- А вы садитесь где хотите.
Я оторвал глаза от помятого листка и посмотрел на незнакомку. Это была красивая женщина лет 35 сильно похожая на булгаковскую Маргариту. Настолько сильно, что если бы сейчас из-под сидения вылез кот Бегемот и уселся рядом с ней я бы не удивился.
- Вы же заплатили за место в бельэтаже и какая разница, где именно оно находится, - продолжала Маргарита.
- Логично, - ответил я, и произнёс ещё какой-то коротенький смущённый монолог по поводу моей дезориентации в пространстве.
Она была в чёрном облегающем платье, чёрные волосы до плеч слегка завивались. Я могу ошибаться и это, возможно, всего лишь плод моего воображения, но, по-моему, на ней была маленькая чёрная шляпка с перьями и вуалью по моде 1920-х. Она казалась очень естественной и вела себя непринуждённо, словно мы давно знакомы.
- Да садитесь же рядом, чего вы так растерялись, - приветливо заулыбалась Маргарита. И будь бельэтаж заполнен хотя бы наполовину, я сел бы тотчас подле неё. Но, по странному стечению обстоятельств, при полностью забитой левой стороне, наша правая была совершенно пустая. Только мы с ней. Поэтому я сел чуть поодаль. Между нами было три пустых места.
Маргарита очень тихо сказала ещё что-то и засмеялась (она была странноватой), но я не расслышал что именно, а потом резко погас свет, и началось представление. Как исключительно культурный и благовоспитанный человек я не стал более тревожить свою соседку, но подумал, что в антракте лёгкая гусарская кавалерия перейдёт, пожалуй, в атаку. И штурмом возьмёт крепость, которая, по всей видимости, не сильно-то и стремится к обороне.
III.
Про спектакль «Укрощение строптивой» я много писать не буду. Не знает его только самый далёкий от театра и литературы человек, а не ставил его только самый ленивый режиссёр. Шекспир написал пьесу между 1590 и 1592 годами, а самая ранняя известная постановка датируется 1686 годом (премьера прошла в Берлине). Пьеса впервые экранизирована в 1908 году в США. Клонов, вариаций, интерпретаций бесчисленное множество. Чем же отличается вариант Андрея Кончаловского?
Главное отличие в том, что действие перенесено из эпохи позднего Возрождения в Италию 1920-х годов. Довольно интересное решение, но история выглядит менее правдоподобной. Европейские девушки в начале XX века были эмансипированы, носили короткие стрижки, демонстративно курили сигареты в длинных элегантных мундштуках, облачались в короткие облегающие платья без корсетов. На этом фоне странновато выглядит тот факт, что сеньор Баптиста единолично и весьма деспотично распоряжается судьбами двух очень взрослых дочерей Катарины и Бьянки. А те практически беспрекословно повинуются его воле. Даже строптивая Катарина. Пьеса поставлена Андреем Кончаловским не только чтобы заработать денег, продемонстрировать свой талант и яркую индивидуальность, но чтобы задействовать в главной роли свою супругу. В итоге возникает вопрос: почему у дочерей Баптисты такая большая разница в возрасте и как получилось, что Катарина засиделась в девках до 51 года. Это во второе-то десятилетие XX века, когда люди старели раньше, и женщину в таком пикантном возрасте пора было отправлять не под венец, а в дом престарелых.
Ещё один неудобный момент от переноса действия в другую эпоху: мужчины все в строгих костюмах тройках сливаются на сцене в однородную субстанцию, и различить из зрительного зала кто из них кто весьма затруднительно.
После спектакля у меня осталось странное чувство: либо комедия дель арте совсем не моё направление в театральном искусстве, либо балаганный юмор просто не гармонирует с моим сегодняшним сложным жизненным периодом и душевным состоянием. Возможно, если бы я пришёл на спектакль с какой-нибудь ветреной и весёлой особой, с коей состоял бы в близких (и даже не побоюсь этого слова, интимных) отношениях, мы вместе с ней похохотали бы над незамысловатыми скоморошными шутками. Но сейчас, когда каждое слово, летящее со сцены, или книжной страницы, тщательно анализируется и критически оценивается мною, когда душа наполнена смятениями и тревогой, юмор Шекспира в интерпретации Кончаловского и исполнении Высоцкой не воспринимается от слова «совсем». Но…
Тихим заговорщицким шёпотом должен признаться, что пришёл я в театр «Моссовета» вовсе и не для того, чтобы проникнуться творением Шекспира. Мне просто захотелось полюбоваться на любимую актрису Юлию Высоцкую. И сейчас многие подумают, а может и скажут, что она уже надоела в сериалах и кулинарных шоу, но я должен уведомить, что ни разу не смотрел целиком ни одну её передачу о приготовлении пищи, тем более не видел Юлию в сериалах и на ТВ, потому что лет этак 10 не включал телевизор (которого у меня нет). А любимой она стала по одному единственному фильму «Глянец», который в моём личном рейтинге кино занимает чуть ли не первую строчку. Причём, я никогда не задумывался, что испытываю к фильму огромную симпатию, пока не осознал, что не проходит ни одного дня, чтобы я не процитировал какую-нибудь фразу из него. Например, знаменитое «счастье великое» Гали Соколовой я произношу чуть ли ни три раза на дню. А «сдохну, но козу твою доить не буду», как минимум раз в неделю. Незаметно, исподволь я уже сходил на спектакли с участием нескольких артистов из «Глянца», увидел их вживую, насладился актёрской игрой. И вот, сподобилось посмотреть на Юлию Высоцкую. И скажу, что я очень счастлив. Юлия была единственным украшением сцены. Всё остальное – статисты, оправа этого эксцентричного рыжего бриллианта. При случае я с удовольствием схожу на другие спектакли с её участием. Мне нравится её сексуальность, импульсивность, энергия. Есть в ней что-то французское – элегантное и утончённое. Юлию нельзя назвать эталоном женской красоты, но шарма в ней столько же, сколько в Милен Фармер или Изабель Юппер, от которых я без ума.
IV.
В антракте Маргарита встала со своего места и, прижимая к телу маленькую, размером с кошелёк блестящую дамскую сумочку стремительно ушла. Я понадеялся, что она быстро припудрит носик и вернётся. И можно будет перейти к более решительным действием, потому что, как вы уже, наверное, догадались, она заинтересовала меня. Но произошло невообразимое: зрители переполненной левой стороны бельэтажа начали вдруг перетекать на нашу свободную правую. Со смехом и громким щебетом рассаживались они словно воробьи на пустующие сиденья. Я и глазом не успел моргнуть, как место Маргариты заняла знойная женщина, похожая на мадам Грицацуеву из «12 стульев» Ильфа и Петрова, которую мне кадрить совсем не хотелось.
Надо сказать, что сидел-то я на заднем ряду бельэтажа только из-за Маргариты. Это ведь она пригласила меня сесть рядом. Не будь её, я расположился бы в первом ряду, откуда сцену видно гораздо лучше. И вот, прождав Маргариту весь антракт, но так и не дождавшись, я, пока ещё были свободные места, пересел всё же на первый ряд.
Утешил себя тем, что это была не моя Маргарита. Это был мираж. Шутка Мефистофеля. Моя Маргарита где-то совсем рядом, очень близко, я чувствую её. Просто встретить пока никак не могу.