Преобразования Петра осуществлялись за счет огромных жертв трудового народа. И первая четверть XVIII в. ознаменовалась на Руси крайним обострением классовой борьбы. Направлена она была не против самих преобразований и реформ, а против ужесточения крепостного гнета и эксплуатации трудящихся масс. Особенно угнетали и возмущали народ непомерно тяжкие повинности в пользу государства и частных феодалов, произвол властей. Именно это и послужило причиной восстания стрельцов и посадских людей в Астрахани в июле 1705 — марте 1706 г.
В то время Астрахань была крупным торгово-промышленным центром. Население ее отличалось чрезмерной пестротой как в социальном, так и в национальном отношении. Многих пришлых бездомных работных людей привлекали сюда рыбные промыслы и широко развитое судоходство. Здесь всегда было многолюдно. Русские, армянские, иранские и среднеазиатские купцы осуществляли через этот город свою торговлю с купцами стран Востока. Гарнизон Астрахани насчитывал примерно три с половиной тысячи человек, причем значительную часть его составляли опальные стрельцы, сосланные сюда после подавления последнего стрелецкого бунта.
Основное население Астрахани испытывало тяготы и нужду ввиду сложившихся обстоятельств. Вся городская торговля, даже мелочная, облагалась специальными сборами. Иногда их сумма превышала стоимость продаваемых товаров. На многие товары устанавливалась государственная монополия. Рыбные и соляные промыслы, являвшиеся основным источником существования многих жителей, отдавались на откуп. Суда, прибывшие в город и уходившие в обратный рейс, облагались привальными и отвальными налогами. Со всех горожан взыскивались налоги на погреба, печи, бани и варку пива. Астраханцев особенно возмущала непомерная алчность воеводы Тимофея Ржевского. Он, например, сдал на откуп всю торговлю хлебом и сам же вошел в долю с откупщиками. Такая махинация стала причиной резкого повышения цен не только на хлеб, но и на другие продукты. В бедственном положении находились также и стрельцы. В 1705 г. им на 40 % уменьшили хлебное жалованье и в то же время увеличили норму поставки дров для селитряных заводов, расположенных в районе Астрахани.
Поводом для восстания послужило насильственное брадобритие и введение одежды иноземного покроя. Все это сопровождалось грубыми издевательствами и дополнительными штрафами. Восстание вспыхнуло в ночь на 30 июля. Стрельцы и солдаты перебили около 300 начальных людей и иноземцев. На следующий день на кругу восставшие образовали совет старшин. Он представлял теперь власть народа в городе. В состав совета были избраны астраханский рыбопромышленник Яков Носов, земский староста Гаврила Ганчиков и стрелец Иван Шелудяк. Здесь же на кругу был предан казни воевода Ржевский, прятавшийся от восставших в курятнике. Круг отменил все введенные царской администрацией налоги, захватил казну и занял склады с оружием и боеприпасами. Из конфискованной казны стрельцам было выдано причитавшееся им жалованье.
Вскоре к восставшим примкнули жители Красного Яра, Черного Яра, Гурьева и Терок. Астраханцы пытались поднять на мятеж донских казаков. С этой целью они послали на Дон свою делегацию во главе с конным стрельцом Кисельниковым. Но казаки на войсковом круге в Черкасске не только не поддержали восставших, но и решили схватить прибывшую к ним делегацию и доставить ее в Москву. Жители Царицына тоже ответили отказом на призыв Астрахани. Вероятно, повстанцы не смогли предложить объединяющих лозунгов движения. Хотя в общественно» практике Астрахани произошли явные сдвиги к демократизации всей жизни края.
О восстании в Астрахани Петру сообщил управляющий поволжскими областями князь Борис Голицын. Царь в то время находился в Гродно и в полной мере не оценил сначала важности полученного известия. Но потом, принимая во внимание предстоящие сражения с наступавшей армией Карла XII, понял всю серьезность сложившейся ситуации. Для подавления восстания с театра военных действий бькли посланы пешие и конные батальоны под командованием фельдмаршала Шереметева. Петр беспокоился, что сведения о внутренних неурядицах России могут проникнуть за рубеж, а это воодушевит шведского короля и нанесет серьезный ущерб престижу русского царя. Поэтому последовал приказ государя: «Почты, кои ходят за рубеж и к городу (Архангельску), извольте задержать до времени».
Поначалу Петр намеревался конфликт в Астрахани разрешить мирным путем. Для этого, собственно, и была выбрана кандидатура Шереметева. Восставшие выступали против введения иноземных новшеств, в защиту православной веры и старых порядков. В этом отношении Шереметев, как представитель царской власти, выгодно отличался от Меншикова, Апраксина, Ромодановского и других исполнителей замыслов Петра. Он имел репутацию человека, который не был причастен к нововведениям, царя, имел знатное происхождение и был популярным полководцем, одержавшим ряд побед над шведами.
Скоро среди восставших начались разногласия. Работные люди, стрельцы и солдаты стояли за вооруженное выступление против правительственных войск. Примкнувшие к восстанию на первом его этапе стрелецкие начальники, купеческая верхушка и духовенство готовы были пойти на примирение с правительством — они даже отправили в Москву свою делегацию с повинной. Раскол в среде восставших заранее обрекал выступление астраханцев на поражение.
О мирных настроениях Петра по отношению к восставшей Астрахани лучше всего говорит тот факт, что он пожелал встретиться с прибывшей в Москву делегацией. Делегация приняла мирные предложения царя, после чего последний указал по-хорошему вернуть делегатов в Астрахань. Но этому не суждено было свершиться. В события вмешался Шереметев.
Фельдмаршалу была не по душе поездка в Астрахань, и он не спешил в дорогу. Указ царя об отбытии был объявлен Шереметеву 12 сентября 1705 г., а он только 20*октября прибыл в Москву. До Казани граф добрался 18 декабря. Отсюда он обратился к Петру за разрешением вернуться на зиму в Москву. Зная медлительность Шереметева, Петр не только подтвердил свое прежнее приказание о его немедленном следовании в Астрахань, но и прислал к нему своего «толкача», гвардии сержанта Михаила Щепотьева с царским повелением: «Что он (т. е. Щепотьев) ам будет доносить, извольте чинить». Это, как считал фельдмаршал, ставило его в унизительное положение. И Шереметев сознательно пошел на обострение отношений с повстанцами, решив, что громкая победа позволит ему получить у государя достойную награду. Вступив в Черный Яр 2 марта 1706 г., он сурово расправился с его жителями. 12 марта войска подошли к стенам Астрахани. Штурм начался на рассвете следующего дня. Астраханцы пытались остановить штурмующих огнем из пушек, но под натиском превосходящих сил укрылись в городском кремле. В крепости начался пожар, и осажденные вынуждены были сдаться. После капитуляции Астрахани войска Шереметева почти без боя заняли Красный Яр. и Гурьев. Началась расправа. Руководители восстания и все его активные участники были взяты под стражу и отправлены в Москву, в Преображенский приказ. Там почти два года «князь- кесарь» Ромодановский вел над ними следствие с жестокими пытками. В итоге около 300 человек погибло на эшафоте и виселицах. Многие, не выдержав пыток, умерли при допросах. Наиболее видные организаторы восстания были колесованы.
Астраханское восстание было подавлено. И все же оно оказало определенное влияние на внутреннюю политику правительства. В ряде уездов были прекращены сборы недоимок, а некоторые повинности отменены совсем. Последовал указ, временно разрешавший ношение бороды и русского платья. Главное значение восстания заключалось, однако, в другом — будучи стихийным антифеодальным выступлением народных масс, оно способствовало обострению классовой борьбы в первой четверти XVIII столетия.
После Астраханского восстания поднялось мощное народное движение на Дону, в Слободской Украине и в Поволжье. Движение это было настолько велико по своему размаху, что некоторые историки называли его крестьянской войной. Началось оно восстанием донских казаков.
Земля Войска Донского являлась важным военным форпостом на южной окраине страны, защищавшим Русскую землю от турок, крымских татар. Поэтому царское правительство предоставило коренному населению Дона целый ряд льгот и преимуществ. Казаки пользовались автономией и имели свое самоуправление во главе с выборным атаманом. Жители Дона не знали крепостного права. Войску Донскому Москва платила ежегодное жалованье. В царствование Михаила Федоровича оно состояло из 2 тыс. руб., 400 четвертей хлеба, 50 ведер вина, 40 пудов пороха, 40 пудов серы, 40 пудов свинца и 40 поставов сукна, Петр I значительно увеличил это жалованье. При нем казаки стали получать 5 тыс. руб., 6500 четвертей хлеба, 500 ведер вина, 230 пудов пороха, 115 пудов свинца, 10 пудов железа, 430 поставов сукна и пр. Особенно важным преимуществом для казаков было предоставленное им право не выдавать беглых крестьян. «С Дону выдачи нет» — таким был установившийся в то время порядок.
После овладения Азовом и постройки второй морской крепости — Таганрога земля Войска Донского, став внутренней территорией государства, перестала играть роль пограничного военного форпоста. Изменилось и отношение правительства к донскому казачеству. Началось планомерное наступление на автономию Дона. По указу Петра у казаков были отобраны в казну соляные варницы в Бахмуте. Управление варницами царь передал в ведение Семеновской канцелярии. Этот акт правительства, предпринятый в интересах государства, лишил зажиточную верхушку казачества доходов от торговли солью, что вызвало ее явное неудовольствие. Между Войском Донским и Изюмским слободским казачьим полком, учрежденным еще в 1651 г., шел давний спор о землях, лежавших в верховьях Дона. В этом споре Петр встал на сторону изюмцев. Последнее обстоятельство затрагивало интересы не только домовитых, но уже всех казаков Дона. В дополнение ко всему царь решил возвращать с Дона беглых крестьян. Тяжкие правительственные поборы, жестокая эксплуатация помещиков и изнурительный труд на разных общественных работах сделали бегство крестьян со своих родных мест массовым явлением. Крестьяне стремились на Дон, поскольку здесь становились относительно свободными людьми. А коренные донские казаки принимали беглых, поскольку в их лице они находили почти даровую рабочую силу.
Население Дона с давних времен делилось на две неравные в социальном отношении группы — низовых и верховых казаков. Первые селились в низовьях Дона и в столице края — Черкасске. Они были домовитыми старое жилами, считавшими себя подлинными хозяевами вольной земли. Из их среды выбирались войсковой атаман, старшины и станичные атаманы. Верховые жили по притокам Дона — Северскому Донцу, Хопру, Медведице и Бузулуку. Большинство из них формировалось из пришлых, беглых крестьян и разного работного люда. Были они неимущими и, как правило, работали на домовитых, пасли их стада, рыбачили, находились в услужении по дому, несли охрану; старожилы презрительно называли их гультяями.
Между «верхом» и «низом» Войска Донского существовала постоянная вражда. Но бывали периоды, когда их объединяли общие интересы. В частности, решение правительства возвращать с Дона беглых крестьян возмутило всех казаков, и богатых, и бедных.
Поводом для восстания послужил приезд в Черкасск карательного отряда во главе с царским полковником князем Юрием Владимировичем Долгоруким. 2 сентября 1707 г. на казацком круге князь объявил полученное им от царя приказание: «Указали мы ноне вам без замедления ехать на Дон для сыску беглецов, которых надлежит во всех казачьих городках переписать и с провожатыми вместе с детьми и женами выслать в те же города и места, откуда кто пришел. А воров и забойцов, если где найдутся, имая, отсылать под караулом в Москву или Азов» 202. Круг с открытым возмущением выслушал распоряжение царя. Более вс его подействовало на казаков оскорбительное поведение Долгорукого, который кричал на вольных людей, называя их холопами, угрожал расправой. Войсковой атаман Лукьян Максимов с трудом сдержал воинственно настроенных казаков, готовых немедленно проучить царского полковника. Князь побоялся ловить беглых в самом Черкасске, однако в верховых станицах солдаты по его приказанию чинили суд и расправу: хватали и заковывали в кандалы всех пришлых с их семьями, непокорных тут же отправляли на каторгу, резали им носы и губы. Казаки восстали. Во главе их выступил Кондрат Булавин (1660— 1708) — домовитый казак, бывший атаман на соляных промыслах в Бахмуте. В Шульгинском городке восставшие убили Долгорукого и разгромили его карательный отряд.
После расправы над Долгоруким восстание приняло еще больший размах. К булавинцам присоединялись новые верховые станицы. Этому способствовало ясное и твердое заявление Булавина о том, что он поднялся против бояр и прибыльщиков, против их жестокого насилия над простым людом, за свободную и справедливую жизнь для всех, в том числе и для обездоленных гультяев.
Такой поворот событий напугал домовитых. Им было не по пути с гультяями. Зажиточная старшина во главе с войсковым атаманом, соблюдая свои интересы, не захотела идти против царя. Собрав круг, Лукьян Максимов уговорил низовых казаков выступить против Булавина.
Первой вооруженной схватки с отрядом Максимова булавинцы не выдержали. Еще неопытные, плохо вооруженные, они частью разбежались, частью перешли на сторону низовых, а наиболее стойкие из них вынуждены быщ отступить. Тогда Кондрат Булавин отправился в Запорожскую Сечь, чтобы привлечь на свою сторону запорожских казаков.
В это время Максимов и его ближайшие подручные творили расправу над теми, кто принимал участие в разгроме отряда князя Долгорукого. Многие городки в верховьях Дона были разорены и выжжены. Однако это не остановило общего народного движения. Восстание, вновь поднявшись в Пристанском городке на Хопре, перекинулось в другие верховые станицы по Хопру, Медведице и Бузулуку и далее в Слободскую Украину.
В Запорожской Сечи Булавин не получил должной поддержки. Только небольшая группа наиболее воинственных запорожцев согласилась отправиться с ним на Дон. Но как только он появился в родных краях, вокруг него стал формироваться новый отряд повстанцев. В начале марта 1708 г. Булавин во главе 1500 своих вооруженных сторонников прибыл в Пристанский городок, ставший вскоре центром народного антифеодального выступления.
Восстание ширилось, число его участников возрастало с каждым днем. Оно снова охватило весь север Дона, При- донье и Слободскую Украину, приближаясь к Воронежу, Козлову (Мичуринску), Тамбову и Саратову. Среди булавинцев были беглые крестьяне, работные люди с воронежских верфей и лесных разработок, бурлаки, солдаты, татары и калмыки, гулящие люди без определенных занятий и профессий, раскольники.
Военное положение России в это время было критическим. Армия Карла XII перешла границу и угрожала Минску и Москве, Напряженная обстановка на Дону не могла поэтому не беспокоить Петра. Он посылает туда князя Василия Долгорукого, родного брата убитого повстанцами Юрия Долгорукого, с наказом, «как наискорее сей огонь надлежит тушить». Кроме гарнизонов Азова и Таганрога Долгорукому были приданы дополнительные правительственные войска, включая полки регулярной армии, в общей сложности около 32 тыс. солдат, инструкция,, составленная для князя самим царем 12 апреля, предписывала самую жестокую расправу с восставшими. Все городки, жители которых примкнули к Булавину, было велено «жечь без остатку, а людей рубить, и завотчиков на колесы и кольи, дабы сим удобнее оторвать охоту к приставанью воровства у людей, ибо сия сарынь (то есть сволочь) кроме жесточи не может унята быть» .
Не дожидаясь прихода правительственных войск, низовые казаки по настоянию войскового атамана и старшин решили вторично напасть на булавинцев. Вместе с азовским отрядом полковника Васильева они под командованием Максимова 21 марта 1708 г. выступили из Черкасска на север, имея в своем составе 8 тыс. сабель и четыре пушки. В свою очередь пехота Булавина на баркасах и конница с отрядом прибывших запорожцев берегом двинулись из Пристанского городка на Черкасск. У Булавина тоже было несколько пушек и около 15 тыс. бойцов. В первых числах апреля оба войска встретились в жарком бою у речки Лисковатки. Победа Булавина была полной. Повстанцы захватили обоз, четыре пушки, весь запас свинца и пороха и даже войсковую казну. Атаман Максимов спасся бегством.
Черкасском восставшие овладели 1 мая. Лукьян Максимов и его наиболее активные соучастники были казнены. Войсковым атаманом казаки избрали Кондрата Булавина.
Восстание ширилось. Из Черкасска Булавин рассылал прелестные письма в Запорожскую Сечь; кубанским казакам-раскольникам, Ногайской Орде и даже султану Турции. Став войсковым атаманом, он готовил поход на Азов и Таганрог и нацеливался на далекую Москву.
В Черкасск приходили и хорошие и тревожные известия. Булавинцы одержали крупные победы над правительственными войсками под Царицыном и Валуйками; они подходили к Саратову. Подняли восстание башкиры, марийцы, вотяки и татары. Кубанские казаки-раскольники направили в помощь Булавину тысячный отряд — он уже выступил из Тамани в Черкасск. Из Запорожской Сечи прибыл к булавинцам второй отряд запорожцев, а следом за ним пришли 2 тыс. татарских наездников.
В то же время к району восстания со всех сторон стягивались царские войска. Василий Долгорукий с отрядом преображенцев сжигал казачьи городки на Северском Донце. Против восставших с отрядом ратников шел из Курска князь Андрей Гагарин, а из Козлова выступил полк дворянского ополчения. Новое подкрепление получил давний недруг донских казаков бригадир Шидловский, готовый двинуться на восставших из Изюма. В Черкасске опять не ладили гультяи и домовитые, часть бурлаков и гулящих людей, поддавшись страху, разбежалась поодиночке. Домовитые оживились и зашептались по углам.
Чтобы поднять настроение восставших и взятием крепости обезопасить свой тыл, Булавин пошел на Азов. Под его стенами 6 июля разгорелся жестокий бой. Булавинцы, действовавшие разрозненно и нерешительно, потерпели полное поражение. Следующее крупное поражение повстанцам правительственные войска нанесли под Тором. Самым страшным для них ударом, в значительной степени решившим судьбу восстания, явилась гибель Кондрата Булавина. Он был предательски убит заговорщиками из числа домовитых старшин.
Весть о смерти предводителя народного движения Кондрата Булавина вызвала большое ликование царского двора. Петр отметил это приятное для себя событие молебном и салютом. Но восстание на Дону и в Поволжье продолжалось. Стихийное, слабо организованное, оно было обречено на наудачу. Тем не менее отдельные очаги его оказывали упорное сопротивление правительственным войскам еще целых два года. И два года по Дикому Полю расстилались облака черного дыма от горевших придонских городков. Кровь казацкая обильно орошала привольные донские степи. По речкам этого цветущего края плыли плоты с виселицами, а на них покачивались повешенные булавинцы.
Старое никогда не уходит с общественной сцены добровольно, и новое всегда рождается в непримиримых схватках с отжившим. Годы правления Петра I были отмечены острой борьбой внутри правящего класса феодалов. Она вылилась в откровенную оппозицию ко всей государственной политике царя. Во главе оппозиции оказался царевич Алексей — сын Петра от его первой жены, Евдокии Лопухиной.
Царевич родился 18 февраля 1690 г. Начальное воспитание получил на половине матери, где он провел первые годы своей жизни. Ему пришлось в полной мере испытать духовное влияние этой ограниченной женщины и ее окружения, состоявшего из монахов, попов, карликов и кликуш. Здесь жили другими интересами, в другом ритме, довольствуясь слухами и сплетнями, уязвлявшими самолюбие царицы. В этой затхлой домостроевской обстановке открыт то осуждали Петра и его поступки, не соответствующие традиционным представлениям о царском поведении во дворце и за его пределами.
Русской грамоте Алексея начали обучать с шести лет, для чего к нему был определен Никифор Вяземский, человек слабовольный, без глубоких знаний и педагогических навыков. Обучение царевича по старой традиции началось с чтения «Часослова». Трудно поверить, чтобы воспитатель смог привить своему подопечному уважение к себе и любовь к труду, так как известно, что, став уже молодым человеком, ученик часто поколачивал своего учителя палкой и таскал его за волосы.
После удаления царицы Евдокии в Суздаль и пострижения ее в монахини в 1699 г. Алексей был отдан на житье в Преображенское к тетке, царевне Наталье Алексеевне. Это событие, естественно, должно было вызвать у царевича неприязнь к отцу, сдерживаемую одновременно чувством страха перед ним. Естественно также, что под влиянием окружавших его людей Алексей с ранних лет начал питать вражду к обществу своего отца, к Немецкой слободе, ко всему иноземному.
В 1701 г. новым наставником царевича стал немец Нейгебауер. Несколько позже его сменил барон Генрих Гюйссен, прибывший в Россию в 1702 г. (до этого он побывал на сдужбе у королей Франции и Дании и у курфюрста Саксонского). Гюйссен, обучавший Алексея французскому языку, истории, географии, математике и началам политических наук, официально согласился занять должность помощника воспитателя, а главным наставником царевича был определен Меншиков. Однако проживал Александр Данилович в только что основанном Петербурге, а Алексей находился в Москве, поэтому роль воспитателя Меншиков мог играть лишь номинально.
Успехи царевича в изучении наук были более чем скромными, потому что был он на редкость пассивным и ленивым. Довольно свободно владея немецким языком и отчасти французским, он только в 18-летнем возрасте одолел четыре действия арифметики. Нельзя сказать, чтобы он не любил читать, но интересовала его преимущественно богословская литература, и прежде всего Библия, которая перечитывалась им не один раз. Библиотека царевича насчитывала не менее 360 книг, большинство из них теологического содержания, но были и книги по истории, филологии, военному делу, математике. Книги были на разных языках: немецком, польском, латинском, греческом, русском.
По своему характеру Алексей был скрытным и нерешительным. Боялся и чуждался кипучей энергии своего отца, его неутомимой деятельности и всех его преобразований, считая их ненужными и даже вредными. Среди своих сверстников и близких обнаруживал признаки своеволия и жестокости, даже дрался. Был суеверным и религиозным. Самое большое влияние на него имел его духовник, отец Иаков Игнатьев, активный и убежденный сторонник реакции. Душеспасительные беседы и благочестивые чтения чередовались у царевича с пирушками и попойками.
Как законный наследник престола и в силу своего характера Алексей стал надеждой и знаменем всех ропщущих и недовольных политикой Петра. Все эти выразители и защитники «доброй и святой старины» открыто льстили царевичу, возлагая на него, как на спасителя, свои несбыточные упования. Это и послужило потом причиной трагической гибели незадачливого наследника.
Петр не раз пытался приобщить Алексея к своим делам и заботам. По воле отца царевич участвовал в военном походе в 1703 г., был при осаде и взятии Нарвы в 1704 г. В возрасте 17 лет он был послан в Смоленск для заготовки провианта и фуража. В 1707 г. на него возложили решение некоторых вопросов, касающихся обороны Москвы на случай прихода в столицу армии шведов: насыпать земляные валы, возвести брустверы, подготовить артиллерийский парк, укомплектовать гарнизон города личным составом. Когда угроза появления шведов миновала, отец поручил Алексею сформировать пять новых полков, заняться экипировкой и обучением рекрутов.
Давая сыну ответственные поручения, Петр надеялся, что между ними установятся хорошие, уважительные взаимоотношения. Но этого не произошло. Сын проявлял к поручениям отца полное равнодушие и вместо ревностного их исполнения занимался пьянством в кругу своих приятелей.
В 1709 г. Алексей был послан в Дрезден для продолжения образования. Эта первая заграничная командировка, длившаяся три года, ничему не научила царевича. Тогда отец решил женить сына. Из политических соображений Петр выбрал в жены Алексею вольфенбютельскую принцессу Шарлотту, сестра которой была замужем за австрийским императором Карлом VI. Свадьба была сыграна 14 октября 1711 г. в городе Торгау в присутствия Петра и знаменитого философа и математика Лейбница. Весьма знаменательно, что Лейбниц писал по этому поводу: «Я ездил в Торгау не столько для того, чтобы посмотреть на свадебное торжество, сколько для того, чтобы видеть замечательного русского царя. Замечательны дарования этого великого государя».
Женитьба не внесла сколько-нибудь серьезных изменений в жизнь и характер царевича. Принцесса Шарлотта, высокая и худая, с лицом, покрытым следами оспы, не нравилась Алексею. Он жаловался: «Жену мне на шею, чертовку, навязали: как к ней ни приду, все сердитует и не хочет со мной говорить». У Шарлотты были свои основания сердиться на мужа. Он продолжал пить, плохо обращался с женой и завел себе любовницу; ею стала Евфросинья Федорова, крепостная учителя царевича Никифора Вяземского.
Молодые супруги не любили друг друга, но это не помешало им иметь детей. 12 июля 1714 г. Шарлотта родила дочь Наталью; 12 октября 1715 г. на свет появился сын Петр — будущий император России Петр II. Через десять дней после вторых родов Шарлотта скончалась.
После заграничной командировки царевич жил в Петербурге. К этому времени у него вышла размолвка с духовником Иаковом Игнатьевым. Теперь кроме Никифора Вяземского и камердинера Ивана Афанасьева его особенно близким другом стал Александр Васильевич Кикин. В свое время этот человек добился высокого расположения Петра — служил его денщиком, потом благодаря своей расторопности получил должность руководителя интендантской службы в Адмиралтействе. В 1714 г. он проворовался и попал под следствие. Ему угрожала смерть. С перепугу его поразил апоплексический удар. Екатерина заступилась за больного, и государь сохранил ему жизнь. Лишив должности и всех наград, разрешил ему жить в Петербурге. Оправившись от болезни, Кикин затаил злобу против Петра, сблизился с Алексеем и стал его советником, надеясь в будущем поправить свою карьеру.
В день похорон Шарлотты, 27 октября 1715 г., Алексей получил от отца знаменательное письмо, подписанное Петром еще 11 октября. В нем перед царевичем однозначно ставился вопрос: либо он одумается и вместе с отцом берется за дело, либо отказывается от наследования престола. «...Я с горестью размышлял,— писал Петр,— и, видя, что ничем тебя склонить не могу к добру, за благо изобрел сей н#следний тестамент тебе написать и еще мало подождать, аще нелицемерно обратишься. Ежели же ни, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что я сие только в устрастку пишу: воистину исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый, ниже свой непотребный» 204.
Ознакомившись с посланием отца, Алексей обратился за советом к Кикину. Тот порекомендовал царевичу отказаться от престола, мотивируя решение слабым здоровьем. «Потом видно будет»,— успокоил он своего высокого друга. Алексей так и сделал. Для большей убедительности в ответе отцу сын уточнил: «Вижу себя к сему делу неудобна и непотребна, понеже памяти весьма лишен (без чего ничего возможно делать), и всеми силами умными и телесными (от различных болезней) ослабел и непотребен стал к толикого народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я»
Прошел месяц. Болезнь уложила Петра в постель. Состояние его было настолько серьезным, что сенаторы круглосуточно находились в царских покоях, боясь трагического исхода. Опасность, однако, миновала. Едва оправившись, Петр пишет новое послание сыну. Хорошо зная характер своего отпрыска, он не верил в его искренность. Царь требовал от Алексея более определенного ответа: «Так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монахом, ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал» 206.
На требование отца определить наконец свое место в жизни царевич ответил согласием постричься в монахи. Такое решение он принял после совета с Кикиным, который весьма прозрачно намекнул, что «клобук не гвоздем к голове прибит».
Поведение Алексея, его ответы, внешняя покорность и готовность уйти в монастырь беспокоили Петра. Он догадывался, что все это похоже на обман. Поэтому перед своим отъездом за границу царь встретился с сыном (во время разговора тот притворился больным), попросил его еще раз спокойно обо всем подумать и свой уже окончательный ответ прислать ему в Копенгаген через полгода.
У Алексея действительно не было желания затвориться в монастырской келье в ожидании смерти отца. Сменить клобук на царскую корону всегда было не просто. Монашество требовало, кроме того, отказа ото всех мирских удовольствий. Нельзя было взять с собой в келью и Евфросинью, которая в последнее время прочно заняла место в сердце царевича. Оставался один выход — бежать на время за рубеж. Реализацию этого намерения царевича ускорили сам Петр и все тот же Кикин. Царь написал 26 августа 1716 г. сыну из Копенгагена, чтобы он либо приехал к отцу для участия в военных операциях против шведов, либо назвал время пострижения и монастырь, котором тот решил продлить свою неудавшуюся жизнь. А Кикин, отправляясь в Карлсбад, обещал царевичу подыскать для него наиболее удобное и безопасное место на Западе. Царевич объявил о своем желании отправиться в Копенгаген.
Чтобы отвлечь от себя подозрения, Алексей попрощался с сенаторами и 26 сентября с Евфросиньей, ее братом Иваном и тремя служителями покинул Петербург. В Митаве (Елгаве) он встретился с Кикиным, который сообщил, что ехать надо в Вену ко двору императора — там его не выдадут. Далее царевич следовал в почтовой карете инкогнито, под видом московского подполковника Коханского, «с супругою и поручиком».
Поздно вечером 10 ноября 1716 г. русский царевич предстал перед вице-канцлером венского двора Шенборном. В состоянии сильного возбуждения он бессвязно изложил свои жалобы на отца и просил покровительства и защиты у императора Карла VI, которому доводился родственником по линии жены.
Правительство Австрии оказалось в довольно щекотливом положении. С одной стороны, открытое предоставление царевичу убежища означало вызов русскому царю, который, хорошо зная свою реальную силу, вероятно, не остановится перед военным конфликтом, что ни в коем случае не устраивало Вену. С другой стороны, наследник русского престола был слишком крупной картой в политической игре, и венский двор не сразу отказался от попытки ее использовать. Решили приютить Алексея пока тайно, для чего отправили его со всеми спутниками в горную крепость Эренберг, расположенную в провинции Тироль.
Петр два месяца ждал прибытия сына, а потом начал беспокоиться, зная, что тот давно выехал из Петербурга, По его предположениям, Алексей мог либо попасть в какое-нибудь дорожное происшествие, либо куда-то преднамеренно скрыться. Генералу Вейде, возглавлявшему русский корпус в герцогстве Меклеибург, 9 декабря было дано предписание организовать поиски-царевича. Из Вены в Амстердам был также вызван русский дипломат Авраам Веселовсккй, который получил распоряжение, выследить Алексея. Он же должен был передать конфиденциальное послание Карлу VI. Петр писал: «Яресветлейший держав- нейший цесарь! Я принужден вашему цесарскому величеству сердечною печалию своею о некотором мне нечаянно случившемся случае в дружебнс-братской конфиденции объявить, а именно о сыне своем Алексее. Перед нескольким временем, получа от нас повеление, дабы ехал к нам, дабы тем отвлечь его от непотребного жития и обхождения е непотребными людьми, прибрав несколько молодых людей, с пути того съехав, незнаемо куда скрылся, что мы по се время не могли уведать, где обретается. Того ради просим вашего величества, что ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли... Вашего цесарского величества верный брат» 207.
Поиски Вейде ничего не дали. А Веселовский в начале января 1717 г. напал на след бежавшего царевича: из Франкфурта-на-Одере через Бреславль путь его вел в Вену. Здесь нить поиска оборвалась. Во второй половине марта от одного чиновника двора все же удалось узнать, что царевич находится в Тироле. В это время в помощь Веселовскому царь прислал капитана Александра Румянцева с тремя офицерами. Они имели приказ найти Алексея, схватить его и доставить в Мекленбург.
Гвардии капитан Александр Иванович Румянцев происходил из старинного, но захудавшего рода. Петру, однако, не было дела до знатных предков. Ему важнее было то, что этот высокий и красивый солдат, затем сержант, поручик и, наконец, капитан умел быстро и точно выполнять любое самое деликатное поручение царя. И Петр держал его при себе, намеренно не повышая в звании, чтобы Румянцеву не слишком выделяться и, если нужно, без особого труда переходить в инкогнито.
Уже зная место нахождения царевича, Веселовский добился аудиенции у Карла VI и передал ему послание Петра, скрывая пока свою осведомленность о том, где венский двор укрывает русского наследника. Австрийское правительство выжидало, выигрывая время, чтобы выяснить, решится ли русский царь использовать военную силу для возвращения своего сына и как отнесутся к этому европейские государства. Только через месяц, когда отрицание факта пребывания Алексея в австрийских владениях уже не имело смысла, Карл VI ответил Петру, косвенно признаваясь, что царевич действительно нашел приют » Австрии и что о нем будут заботиться «со всяким попечение ем». Цесарь не давал прямого ответа о своей готовности выдать Алексея отцу. Больше того, в Вене решили более надежно укрыть беглецов и с этой целью 6 мая 1717 г. под охраной доставили их в неаполитанский замок Сент-Эльмо.
Но капитан Румянцев действовал. Он инкогнито путешествовал по Австрии, не жалея денег, пил с кем нужно, шутил на нескольких языках, обаянием и деньгами покорил сердца изысканных дам и узнавал все, что ему было нужно. Он буквально по пятам следовал за свитой Алексея из Эренберга в Неаполь. И аккуратно докладывал обо всем своему государю.
После уклончивого ответа Карла VI и переезда царевича в Неаполь Петр послал в Вену своего опытного дипломата, «чужестранных дел коллегии тайного советника» Петра Андреевича Толстого. Добившись 29 июля аудиенции у цесаря, он вручил ему новое послание Петра. Изложенное в более официальных тонах, оно содержало удивление, что русский царевич тайно содержится во владениях цесаря; недоумение, что он почему-то под сильной охраной переведен из Эренберга в Неаполь; заявление, что Толстой послан объявить Алексею «отеческое увещание», и, наконец, просьбу отпустить царевича с Толстым.
Такая осведомленность явилась для венского двора полной неожиданностью. Отпираться было и «непрестижно», и слишком рискованно. Карл VI вынужден был приказать вице-королю Неаполя графу Дауну оказать содействие Толстому в свиданиях с русским наследником. До отъезда из Вены Петр Андреевич дважды посетил герцогиню Вольфенбютельскую (мать покойной жены царевича) и заручился ее письмом к Алексею. Толстой и Румянцев прибыли в Неаполь 24 сентября. Первое их свидание с царевичем произошло 26 сентября. Онемевшему от страха и неожиданности Алексею были вручены два письма — от отца и от герцогини. При втором свидании, 28 сентября, царевич был более разговорчив, но вернуться домой отказался, заявив, что «боится предстать перед разгневанным лицом государя». Алексею было сказано, что государь не остановится ни перед чем, включая военные действия, чтобы вернуть сына на родину, и что Толстой будет следовать за царевичем всюду, пока не получит его согласия выполнить волю отца. Подкупленный секретарь Дауна «по секрету» сообщил Алексею, чтобы он не надеялся на «протекцию цесаря, который не может защищать его при нынешних обстоятельствах, по случаю войны с турками и гишпанцами». Графу Дауну было поручено сообщить царевичу о намерении отобрать у него «девку» Евфро- синью, чтобы он убедился, насколько безнадежна протекция цесаря. Наконец, 1 октября Толстой дезинформировал Алексея, сказав ему, что в только что полученном от государя письме сообщается о готовности русских войск, сосредоточенных в Польше, перейти границу Австрии и что сам государь вот-вот появится в Неаполе. Последнее особенно сильно напугало царевича. Он пригласил Толстого к себе на свидание и 3 октября заявил о своем согласии вернуться в Петербург. В своем письме отцу от 4 октября 6ш молит о прощении: «Письмо твое, государь, милостивейшее чрез господ Толстого и Румянцева получил, из которого, также изустного, мне от них милостивое от тебя, государя, мне всякие милости, недостойному в сем моем своевольном отъезде, будет, буде я возвращуся, прощение... И, надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу и с присланными от тебя, государя, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в С.-Питербурх.
Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей» .
В ответном письме Петр обещал сыну свое прощение и разрешал ему жениться на Евфросинье и жить в деревне (Евфросинья имела желание вернуться в Россию и помогала Толстому склонить к этому Алексея).
Толстой, Румянцев и Алексей со своими спутниками оставили Неаполь 14 октября 1717 г. Их путь лежал через Рим, Венецию, Инсбрук и Вену. После Рима Евфросинья с братом Иваном была направлена по более безопасному пути (она была на 4-м месяце беременности), ехала не спеша и до наступления родов остановилась в Берлине. Остальные путники прибыли в Вену вечером 5 декабря и рано утром следующего дня отправились дальше. Толстой не разрешил Алексею свидания с императором Карлом VI. Но когда путники 8 декабря достигли Брюнна, австрийский генерал-губернатор граф Колоредо задержал их по императорскому указанию и потребовал свидания с Алексеем, надеясь, что тот попросит защиты. Толстому пришлось уступить. Однако встреча царевича с Колоредо состоялась в присутствии Толстого и Румянцева. Алексей всего лишь поблагодарил цесаря за гостеприимство и сказал, что «не имел приличного экипажа и в таком виде после путешествия не смел представиться ко двору». Колоредо нечего было больше сказать, и путешественники продолжали свой путь.
В Москву Алексея доставили 31 января 1718 г. Свидание с отцом состоялось 3 февраля в Кремлевском дворце в присутствии высшего духовенства и светских сановников. При появлении государя царевич упал ему в ноги и умолял о прощении. Петр подтвердил обещанное сыну прощение, если он чистосердечно откроет всю правду о всех своих сообщниках; кроме того, он должен отречься от престола и «не примать его ни под каким предлогом». Алексей тут же со всем согласился и подписал заготовленный «присяжный лист», признав законным наследником престола своего трехлетнего сводного брата Петра Петровича. Манифест о лишении Алексея права наследовать престол был обнародован на следующий день.
При свидании с отцом Алексей поспешил оговорить Кикина, Вяземского, Василия Долгорукого, царевну Марью Алексеевну и других своих доброжелателей. Началось следствие, руководимое самим царем. Активное участие в нем принимали Толстой, гвардии майор Андрей Иванович Ушаков, генерал Иван Иванович Бутурлин и капитан-поручик Скорняков-Писарев. Показания подследственных расширяли их круг. «Под караул» были взяты Иван Нарышкин, брат бывшей супруги царя Авраам Лопухин, его сестра Варвара Головина и многие другие.
По времени следствие велось в два этапа — сначала в Москве, а потом в Петербурге. По своему содержанию оно распадалось на три розыска: розыск по делу собственно царевича Алексея; розыск по делу его главного сообщника — Кикина; суздальский розыск по делу матери Алексея — Евдокии Лопухиной (монахини Елены).
Виновность Кикина была легко доказана, и жизнь его оборвалась мучительной казнью в Москве. Суздальский розыск был начат по подозрению в тайных связях матери с сыном. Следствие, однако, не смогло установить причастности бывшей царицы к побегу Алексея. Но она и особенно ее соучастники были осуждены за греховные нарушения режима монастырской жизни. Евдокия Лопухина (старица Елена) уже провела в стенах суздальского Покровского девичьего монастыря 18 лет. Ко времени следствия ей было более 40 лет. С ведома находившегося в оппозиции к Петру ростовского епископа Досифея она-не только обрядилась в мирское, но даже осмелилась-завести себе любовника. Им стал богатый помещик майор Степан Глебов, прибывший в Суздаль для набора рекрутов.
Наказания были жестокими. Глебов за сожительство с бывшей царицей был посажен в Москве па коль епископ Досифей за сводничество низложен и колесован. Старице Елене сохранили жизнь и отправили в Ладожский" монастырь с более строгим содержанием. Освободил ее из этого за-точения в 1728 г. внук, император Петр II.
После казней в Москве дарений двор 18 марта 1718 г. переехал в Петербург. Туда же были доставлены оставшиеся в живых подследственные, подлежавшие дальнейшему, розыску, цевевич Алексей, Авраам Лопухин, Василии Долгорукий и пр. Во время следствия царевич вел себя не jiviiiiHM с^раъом. Страх за собственную жизнь затумаь^л л--у рассудок: г.ри допросах он лгал, изворачивался, огояаривад других, чтобы умалить свою вину. В апреле в Петербург была доставлена разрешившаяся от бремени Евфросинья Федорова. Она и сыграла главную роль в разоблачении Алексея. Петербургский этап розыска установил его бесспорную вину, состоявшую в том, что он, «забыв должность сыновства и подданства, ушел и поддался под протекцию цесарскую и просил его о своем защищении»; опираясь на иностранные штыки, намеревался добиваться трона; внутри страны в борьбе за власть ориентировался на враждебные Петру силы.
14 июня Алексея взяли под стражу и посадили в Петропавловскую крепость —теперь он стал на положении обычного колодника. С 19 по 24 июня его пытали шесть раз, добиваясь признания в государственной измене.
Обещая простить сына и разрешить ему жениться на Евфросинье, Петр не знал всей вины Алексея. Кроме того, сын не проявил искреннего раскаяния. Государь решает передать дело суду духовных иерархов и высших государственных чиновников, дабы «не погрешить», не сделать ошибки в силу отцовских чувств; освободить свою совесть от ранее данного обещания простить преступника.
Судьи получили от Петра следующее указание: «Прошу вас, дабы истинно суд вершили, чему достойно, не флатируя * мне и не опасаясь того, что ежели сие дело легкого наказания достойно, и когда вы так учините осуждением, чтоб мне противно было, в том отнюдь не опасайтесь: також и не рассуждайте того, что тот суд надлежит вам учинить на моего, яко государя вашего, сына; но не смотря на лицо сделайте правду и не погубите душ своих и моей, чтобы совести наши остались чисты и отечество безбедно» 209.
Решение духовенства было весьма неопределенным: по словам Пушкина, «как бабушка, сказала надвое». С одной стороны, отцы церкви привели для царя цитаты из Ветхого завета, призывающие наказать непокорного сына, а с другой — напомнили ему о Христе, который советовал простите блудного сына. Они предложили Петру из этих двух сторон принять к исполнению ту, «куда рука божья тебя клонит».
Гражданский суд, состоявший из 127 важных чинов> единогласно и независимо друг от друга объявил, что царевич достоин смертной казни. Первым такой приговор подписал светлейший князь Меншиков, затем генерал- адмирал граф Апраксин, канцлер граф Головкин, тайный советник Яков Долгорукий. На девятом месте стояла подпись тайного советника Петра Андреевича Толстого, на 43-м — гвардии капитана Александра Румянцева. Из приближенных Петра не подписал приговор только фельдмаршал Борис Петрович Шереметев. Если верить историку М. М. Щербатову, фельдмаршал сказал: «Рожден служить своему государю, а не кровь его судить» («служить своим государям, а не судить его кровь моя есть должность»).
Объявленный царевичу 24 июня смертный приговор не пришлось приводить в исполнение — через два дня наследник умер. Официальная версия о его смерти гласила, что, узнав приговор, царевич впал в беспамятство. Через некоторое время отчасти в себя пришел и стал «паки покаяние свое приносить и прощение у отца своего пред всеми сенаторами просить, однако рассуждение такой печальной смерти столь сильно в сердце его вкоренилось, что не мог уже в прежнее состояние и упование паки в здравие свое придти», 26 июня 1718 г. «в 7-м часу пополудни царевич Алексей Петрович в С.-Питербурхе скончался» 210.
30 июня состоялись похороны Алексея, на которых присутствовали все бывшие в Петербурге духовные и светские знатные люди. К выносу тела прибыли царь Петр и царица Екатерина, они дали последнее целование сыну и пасынку. Царевич был похоронен в соборе Петра и Павла, его положили в могилу рядом с принцессой Шарлоттой. Так неукротимая воля Петра навсегда уложила сына рядом с той, которая была выбрана ему при жизни.
Действительная причина смерти Алексея остается неясной до настоящего времени.
Следует особенно подчеркнуть, что отношения, сложившиеся между Петром и Алексеем, нельзя рассматривать только как семейную драму, они отражали борьбу двух концепций развития страны внутри правящего класса феодалов. Одну из них — прогрессивную, ведущую Россию путем преобразований в число могущественных держав Европы и мира,— отстаивал и претворял в жизнь Петр I. Другую — прямо противоположную концепцию, тянувшую Россию назад, к старине, к отставанию во всех областях жизни,— проповедовали и намеревались осуществлять в ближайшем будущем Алексей и многие его сторонники. Естественно, что Петр всемерно сопротивлялся и отстаивал свои позиции.
Для Петра трагедия с сыном Алексеем была особенно тяжела еще и потому, что она так и не помогла решить волновавшую его проблему наследования престола. Объявленный во время следствия преемником царской короны Петр Петрович (последний сын государя и Екатерины) умер в 1719 г. Эта большая и непредвиденная утрата усугублялась тем обстоятельством, что в будущем, «по мнению многих, царица вследствие полноты вряд ли в состоянии будет родить другого царевича». Несчастье вывело Петра из равновесия, его глубокие переживания сопровождались конвульсивными припадками. Закрывшись в кабинете, он целых три дня никого не принимал и отказывался от пищи. И действительно, как оказалось впоследствии, ему некому было завещать результаты своих деяний.
* Флатировать — от французского «льстить», «угождать».
Источник:
Русская история. Популярный очерк - Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Москва • Мысль • 1992