«Милиция! На помощь! Человека убили!» Неистовый женский крик, звенящий ужасом, доносится до Бориса откуда-то из другого мира. Он понимает, что убитый – он, но это его уже не касается…
Еще несколько минут назад он торопился домой по темной, безлюдной улице, предвкушая обычную атмосферу семейного уюта, неторопливую доверительную беседу с женой, удивленную радость сына: наконец-то Борису удалось найти диск, о котором парень давно мечтал. Беда вульгарно плелась навстречу. «Мужик, стольник гони!» Дергающийся, словно отплясывающий какой-то внутренний ритм юнец, похоже наркоман, шарил стеклянными глазами по барсетке Бориса и вызывающе улыбался в предвкушении скандала.
Борис отказал мягко и доброжелательно, и это взбесило вымогателя. Несколько секунд он, амплитудообразно раскачиваясь вокруг своей оси, безуспешно осмысливал ситуацию, а затем, явно провоцируя Бориса, грязно и длинно выругался. Но, вопреки его ожиданиям, ненормативная лексика, зловонной, мутной лавой извергшаяся из одурманенного сознания, не произвела на Бориса должного впечатления.
В зажатом кулаке разъяренного хулигана, как у фокусника из ниоткуда, появилось что-то блестящее. Быстрый, ловкий взмах руки – последнее из того, что происходило наяву.
Остальное, словно в замедленной съемке, проплывает перед Борисом, как перед сторонним наблюдателем: надвинувшееся на него искаженное лицо, размываясь, тает и отдаляется; тело, бывшее доселе своим, теперь чужое и невесомое, как облако, набухает красной влагой и постепенно тяжелеет, а блеснувший молнией непонятный предмет на одно мгновение вырисовывается фотографически четко и беспощадно. Нож! «Ведь это тогда я выбрал нож…»
Тогда ему было двенадцать. Перочинный ножик – мечта каждого мало-мальски уважающего себя мальчишки – приятно тяжелил ладонь. Зеленый перламутр ласкал взор и сердце. Даже не верится, что отныне он, Борька, – законный обладатель этого сокровища! «Классный все же пацан Леха!»
Всего полгода назад «классный пацан» поселился в квартире напротив, и теперь они друзья не разлей вода. Это Леха научил Борьку мастерить воздушного змея, это Леха придумал игру «в Штирлица»; это Леха каждое воскресенье угощал весь двор горячими, пышными, умопомрачительно вкусными пирожками, испеченными его бабушкой; это с его, Лехиной, легкой руки ребята стали обмениваться сначала марками, а потом игрушками. «Махнем не глядя», – предлагал Леха, и начинался обмен – увлекательное действо, в котором было много романтики и игры, но не было ни подлости, ни обмана. «Махнем не глядя»… Так только говорилось, чтоб было интереснее. Просто Леха любил сюрпризы, вот и все. Но в тот раз он играл всерьез.
Борька, получив от родителей в подарок фонарик, ставший предметом его гордости, не расставался с ним ни в школе, ни во дворе, ни в походах и часто ловил взгляд Лехи, робко моливший «махнуть не глядя». Обменивать фонарик не хотелось, но и видеть страдания друга было тяжело, и когда Леха робко, просительно протянул: «Махнем не глядя?», Борька сдался. Не сразу, конечно. Он набивал цену. Он ломался и отнекивался. Он торговался. Но внутренне готов был сдаться, и Леха это почувствовал. И задохнулся от благодарности. И великодушно предложил взамен выбрать одну из двух вещей, которыми он по-настоящему дорожил, – Евангелие или перочинный ножичек. И Борька выбрал…