Вообще говоря, различие мира и природы в "Критике чистого разума" довольно непростое, как и в целом в философии Канта. И все же наше мнение, что мы склонны, все же, расценивать, словно знание, скорее ближе к истине, чем нет. Мир как математическое целое, как в большом, так и в малом, что-то, теперь, статистическое скорее близок вещи в себе, коль скоро математика еще и ничего не познает, и такой мир, может быть, и вправду, это скорее что-то в себе не познанное. (Теперь это можно отнести как к тому простому и не простому обстоятельству что математики не знают источника свой деятельности фантазию, так и очевидно ту энергию что ее питает – желание, но только и делают, что стремятся узнать. Иссушающее действие понятий- цифр на сексуальное желание не отменяет простого и не простого обстоятельства, все математические потоки, это все о нем.) И все же, термин "динамическое" в первой Критике, Кант использует и в ином контексте( предметный указатель собрания сочинений в 4-х томах на двух языках, в форматной программе для чтения текстов, быстро найдет это по запросу «динамическое»), а именно, применительно к общительности, что он различает, словно сообщительность, что еще можно было противопоставить коммерции, в отличие от нынешней комьюнити, словно приверженности одному торговому бренду. Последняя, теперь, скорее динамическая. И это может быть согласно с тем, что, вообще говоря, природа, это некая совокупность причинных цепей, и паб, бар или кофейня, вотчины когда-то комьюнити, это, может быть в известной части, что-то отличное от торговой площади, словно и гуманизм, гуманность. Может быть. Но таким образом, мир словно совокупность условий, что всегда уже впереди и не может быть предметом утилитарного использования, может быть и вещью в себе, и математическим целым, с намеком на капитал и ганзейство, словно целое некоего свободного рынка или культуры, что генерирует свободные занятия, свобода которых не отменяет свободы иных. Прежние, нынешних. И нынешние прежних. Эта двусмысленность не устранима из текста, словно и явно упоминаемая синонимия мира и природы. И все же, очевидно, что сообщительность, что могла бы быть таким миром свободы, всегдашним образом им не является, коль скоро подчас совпадение друг с другом слов природа и мир, само может быть не случайным. И комьюнити вполне может быть частью экономики. Экономика же - это природно-исторический процесс говаривал иной классик. И известную двусмысленность "Критики" и "Критик" никто не отменял, и известного рода догматизм может преследовать мысль Канта, как справа, так и слева, в направлении познания вещей в себе, что оказываются вещами для нас, будь это религиозное познание или познание в физике, и по отношению к обеим возможным формам, Кант, может быть, агностик. Этот мыслитель, и действительно, как бы зажат между ноуменальным миром и причинными цепями мира явлений, между фантазмом и природной необходимостью, мечтой о свободе и нуждой, или скорее, строгой суровостью судьбы. Так это опознал, кроме прочих и последний метафизик Запада. Фрейд же, просто и не просто назвал парадоксом морального сознания, что теперь, и это может быть тем более ясно, корениться в простом и не простом природно-историческом процессе капитализации и его производных, прежде всего в системах оплаты труда капиталом. Тем не менее, прилагательное "динамическое" прочно вошло в употребление в отношении, как раз, стремящейся к однозначности физической причинности, что таким образом со временем оказалась подразделённой на динамическую причинность и статистическую. И та, и другая, вполне могут быть названы природными. Тогда как безусловная причинность свободы в терминах Канта не подпадает ни под ту, ни под другую. И это показательно, известного рода точечность рабочего за конвейером, Кант, все же, склонен мыслить, как безусловную причинность. То есть, свобода для него, это причинность, пусть и безусловная. И это характерно для всей классики, свобода, это скорее познанная необходимость, что зряча. То есть зрячее рабство, или у нужды, или у власти или зависимость от Гете или от государства. Впрочем, возможность принять решение со знанием дела. И в этом смысле, это скорее вероятность, коль скоро, любой шаг- свободное падение, что оставляет след, до его совершения- невозможен, коль скоро,
это может быть шаг, и машины Чебышева, или ныне кажущихся невозможными роботов. И все же, теперь может быть многое за то, что свобода по ту сторону основания и причинности, благодаря событию, что отнюдь не означает, что какие-то из ее определений и практик - горизонтов совершения могут быть не верны. Но просто и не просто, радикальную гетерогенность. В известном смысле, вся причинность возможного опыта явлений -это произведение свободы в виде высвобождения, или во всяком случае ее коррелят. Природа ведь для канта это законосообразность рассудка. Кант словно и Декарт, многократно предполагал свободу, прежде чем ее мыслить. И потому, и в этом отношении, мало отличался от тех, кому следует питаться и спать, прежде чем быть материалистом или идеалистом, то есть от всех нас, остальных. Будучи невероятно свободным в одних отношениях был крайне зависим и несвободен, в иных. Но это не значит, что свобод много. Просто и не просто, мера свободы Канта была явно иная, чем может быть теперь. Можно сказать, что группа или фильтр, или сетка, или шкала его свободы во всех этих масштабах отличалась от нашей. Но условность этого отличия такова, что эти многообразия, прежней и нынешней свободы, не просто пересекаются они встречаются и таким образом, что в некоторых отношениях свободу Канта, просто и не просто, невозможно превзойти, как и свободу мысли ни одного из великих философов. И это кроме прочего производное от конечности его мысли, словно и нашей. Неопределенность и не предопределенность будущего, это та граница, на которую, так или иначе выходила, и на которой оказывалась мысль философов любой эпохи и именно в виду свободы. Будущее что не предопределено и тем не менее, что может быть уже здесь, и прошлое что не предсказуемо, это возможные вехи такого пути. Впрочем, можно и в общественную баню сходить. Теперь трудно спорить с тем, что весь мир сидит за стеной, которую этот мыслитель условно выстроил из кирпичей своих критик, в виду ВФР, восхищаясь ей, и заклиная ее, словно, и свободу, и высвобождение Штатов. И в этом обстоятельстве может не быть недостатка, или этот недостаток источник достоинства. Просто и не просто потому, что словно и бесконечность, и действительно, конечность существования не может быть никогда раскрыта полностью, как и познание не может прекратиться, и это производно, и от свободы, и от не предопределенности будущего. И потому, в этом смысле, прав был и последний. Пусть бы в известном смысле, это могло бы быть трюизмами диалектики. Можно не видеть в последовательности кантовских критик ничего кроме двух переходов от динамического управления кнутом в мире природы, к морально нравственному, виной и нечистой совестью, в мире стохастики, и затем к эстетическому шоу медийно-смартфонно-политическому, теперь, в мире руморологии сети. Что на удивление может обладать априорностью вкуса. И конечно не без регрессов, что могут быть и всем плохи. Тем не менее, мир, словно вещь в себе, не может быть видимо предметом утилитарно прагматического использования группой людей, во главе группы стран, и оказывается всегда впереди, коль скоро, богом забытый Китай может, вдруг, оказываться прямым конкурентом за первое место в экономике мира. Тем не менее, мировое господство видимо, призрачная мечта людей, самомнение которых истерзано сокрушающим такое самомнение моральным императивом. Дэн Сяопин никогда не состоялся бы, если бы не часть естественной, и от того частично бессознательной стратегии США в ходе конкуренции с СССР, перевести туда, в Китай, мировую фабрику, и тем ослабить мир экономик социалистических стран, что таким же образом исторически-естественно продвигался к своему закату. Стратегии, что сильно подогревалась умопомрачительными прибылями от вывоза капитала. То, что в результате и этой стратегии, распался не только СССР, но и внутренняя экономика США смогла прийти в упадок, в виду тотального вывоза промышленного капитала было видимо допустимым риском для этих людей, что и таким образом, все же, теряли почти достигнутую мечту- единолично править в мире, ни смотря на умопомрачительные масштабы производства финансового капитала. Печалиться по этому поводу, видимо, всерьез не стоит, коль скоро, огромная по населению, но беднейшая страна, Китай, превратилась в богатейшее государство и общество мира, и огромная гиря нужды, таким образом, свалилась с плеч всего человечества. И экономика Штатов, словно и других стран, получила возможность отказаться от прежней технологической связности ради генерации новейшей. Китай же, как когда-то и СССР, тогда это был фордизм, походу индустриализации революционизирует технологическую связность. Автоматизация и роботизация всякого бизнеса, не только крупного, гигантскими прессами, продолжает оставаться ведущим трендом, что только оживает с каждым новым технологическим скачком. Конечно, частная экономика, теперь скорее вновь присвоит себе все достижения всеобщей, причинность и материальная причинность всегда найдется за мнимым хаосом событий, но от этого общественное производство не перестанет быть всеобщим, мировым, словно и мировой рынок, и общественное перепроизводство с общественным характером не отменяется частнособственническим характером присвоения. Канту хватило ума не назвать динамическую причинность материальной, коль скоро его девственность могла бы быть тем более предметом осмеяния, во все еще, во многом сексистском мире, что мог и не оценить жертву философа семьей первой ступенью божественного познания, кроме прочего, ради карьеры, что исконно вновь создавал, но это различие на динамическую материальную причинность и безусловную, мол, причинность свободы отца, легко просматривается в его книгах. Мол отцов может быть много, мать- одна. Последующие философы только отчасти намеренно подчеркнули известного рода зависимость, чтобы тем более стараться превращать недостаток в достоинство, и сложность в том, а как бы они ни могли? Вот почему мы говорим, что никакая ортодоксия не может не быть ревизионисткой, и это болезнь к благу, словно феминизм или искание радужной революции. Рост экономик США и РФ последнего времени лета 2023, как ни странно может и бодрить, если бы ни известное "но". Политики, кроме прочего, и США, сами создали эту темную лошадку, словно и иначе, но: талибов, Аль-Каиду, Каддафи или Саддама. Именно потому, что мир и природа до сих пор синонимы, и скорее в части динамической причинности нужды и принудительной власти, сколь скоро, до сих пор может быть так, что сколько в одном месте прибыло, столько в другом убыло, и за счет среды, и если не так, то хоть к гадалке иди, и мир, и природа, пусть и предшествующей культуры для последующей, это ни равность объемов неограниченной пролиферации жизни. Политические стратегии всякий раз оставляют ни с чем их старателей, что получают вовсе не то, к чему так страстно стремятся, коль скоро их действие может оказываться равным противоположному действию. Борцы с произволом вынуждены все время получать то, что они не хотели, и стремиться к Нирване, в таким случае, это видимо и действительно может быть наилучшим благом. Впрочем, если Вы последовательны, словно исполняющие добродетель философа, но люди большей частью манкируют этой добродетелью последовательности, словно и всякой иной, и презирая произвол, предаются ему вполне с удовольствием. Но даже в этом можно найти первый шаг на пути к Богу, иначе Кьеркегор не появился бы, возведя иронию в форму форм такого произвола. И в которой можно не видеть ничего иного, кроме добродетели киника, что начинает свой путь. В этом смысле, и действительно, наилучшая защита- это свобода. Да конечно, безработица всего в 4 процента, в США, может радовать своим низким уровнем, но такое может быть, все еще потому, кроме прочего, что Чат боты отказываются выполнять низкоуровневую рутинную работу, ставят троеточие. И таким же образом, пусть уже и появившиеся роботы Тесла, что и дорогие, все еще выполняют ее ни шатко, ни валко, если ни сказать отвратительно. Рабочие могут заполнять все еще дыры в системе машин, таким образом. Но и время, когда и эти прорехи могут быть заполнены автоматами и роботами, не за горами, и вот тогда проблема может стать мол остро, и экспроприаторов экспроприируют, но тогда видимо не люди с ружьем, но со смартфонами. Просто и не просто потому, что детализации и подробности текстуры нет границ, и рабочими всегда будет, что заполнять. Но и именно поэтому технократия- это лишь паллиатив.
Теперь же, на одной из конференций, и по совместительству выставке новейших роботов с человеческим лицом, одна из представительниц цифрового мира природы, роботесса, высказалась в духе, теперь, древнего стереотипа 50- 60 годов, что мол политики из-за своего эмоциональной предварительной захваченности, мол, не объективно управляют государством, и роботы, что де ни имеют такой, мол могли бы лучше справиться. Чем вызвала удивление ни только присутствующих людей, но пусть и алгоритмически обоснованную, но верную реакцию изумления, некоторых машин, эксплицитно, без всякой нужды в анализе, демонстрируя цифровое бессознательное в стремлении к власти. И да, действительно, властители прошлого, покупали себе возможность известного произвола, - единственно доступной и им формы свободы, - ценой массовой резни на завоеванных территориях, одновременно, и заклиная, и призывая капитал, что ищет возврата с прибылью, а не боится и опасается его, камбека, коль скоро, причиненное насилие могут вернуть сторицей. Это все что нужно теперь знать может быть о догматически понятой объективности, коль скоро все население, без разбора, объективно могло быть уничтожено и надо сказать с маской на лице, чтобы скрыть эмоции, что пассив. Но наивно думать, что производные такой догматики не господствуют в цифровом мире. Машины и алгоритмы переполнены перекосами, которые никогда не исправляются и не могут быть исправлены, коль скоро, это условия их функционирования, и равенство всех перед свободой остается таким образом объективной мечтой, в отличие от возможного равенства перед смертью, если не опять же в общественной бане. В глобальном масштабе, по крайней мере, на ближайшее будущее всегда может быть какое-то относительное перенаселение, и люди могут умирать от голода, следует сокращать число, и делать это процесс более дружественным: "хотелось бы помучиться", коль скоро умирать от голода можно по-разному. И это следует, видимо, в первом приближении иметь в виду всем, кто хочет не просто судорожно или экзальтированно молиться, всякий раз занимаясь социологией. И глобальный масштаб это не всегдашнее где-то там, но, как и лакуны свободы что-то в виду стохастики распространенное и диффузное, временами и местами с известными сгущениями локализаций. Такова теперь может быть приостановка референции статистики, что словно и мысль, что высказана, все же, не всегда лож, или скорее никогда не лож, но колебание, условность. Впрочем, масштаб, сетка, шкала. Что же, иначе, можно вновь внять словам поэта: нам не дано предугадать, как слово наше отзовется, и нам сочувствие дается, как нам дается благодать. Выводя сингулярные желания индивида из его условий и получают массовые условия, прозябания, но приписанные сингулярности индивида. И отсюда может быть и резонный вопрос, как же он может хотеть быть богатым, если он бедный? И ответ видимо могут до сих пор найти в том, что это желания алгоритмические, на манер желания де машин, дискурсивное, а не интуитивное. И потому еще не сбываются. Работает, работает, а денег все нет. Может быть, и иначе разве богатые теперь, когда либо, могут успокоиться от аканья, от нищеты, что все больше, как и инерции, в моменты ускорения? Особенности миграции либидо кроме прочего известные, как киническая мораль, задолго до написания "Капитала". И иначе желания бедного индивида могут совпадать с его бедностью, отсюда ведь и киническая мораль, кроме прочего, и аскетического капитализма. Всем таким образом может быть хорошо быть транс-живо-мертвым, коль скоро обнаженным и живым, и на улице, может быть, все же, затруднительно, но вот обнаженным и образным, с индексом ничто для такого образа, Эйдеса смерти- может быть гораздо легче, и публично, впрочем, кому как. И написал же и СТЛА такие хорошие фрагменты, что может быть и через 1000 лет читать будут, но напрягать может то, что одни, и их мало, богато наделены этим состоянием, словно богатством, другие бедно, и это распределение является ни свободным.
Поэтому, хоть Кант и отнес условия к динамическим основаниям, иногда строго не разделяя динамическую и статистическую причинность, (скорее он различал безусловное на динамическое и математическое, к которому теперь можно отнести вероятностное), и в последнем случае, статистической закономерности, вероятности природы все еще не были столь близки, и потому ни могли быть предметом пристального отличия от вероятностей свободы, словно эффекты микро мира от эффектов сексуальности, мы может теперь сказать, что мир словно совокупность условий, что не основания, это вещь в себе, залог свободы, это нечто отличное от природы, как многообразия причинных цепей, горизонта возможного использования. В последнем значении, совпадения терминов мира и природы, Петр быть может исключительно прав, "не любите мира и того что в мире",- коль скоро, это видимо нужно просто и не просто правильно использовать, в первом видимо может быть значима Христова заповедь, и со всем этим ясна уместность Августина для всех последующей философии. Что можно еще раз повторить опочила вместе со смертью известного человека. Что может быть столь же комична в виду 8 миллиардов, сколь и та мысль, что человек еще и не родился. Делить один мир на два, может быть таким образом, столь же лицемерно, сколь и неизбежно.
Уместность же императива, тем не менее, может быть очевидна не только в виду долга, будет ли он моральным, военным или финансовым, но и в том простом и не простом отношении, что формальность морального закона не препятствует ситуационным: осмотрительности, осведомленности и рассудительности принимать решения со знанием дела и по ситуации, просто и не просто потому, что императив как раз формален и ничего не предписывает. И здесь, кроме прочего, в этом и сложность, возможная моральная беспредельность, Канта может быть, как раз, налицо, тем его отнюдь ни ригористическим лицом, которое в нем усматривают, но лицом "всеразрушителя". Ибо, чтобы вы ни делали в мире явлений, что синоним миру природы в динамическом смысле, а это единственно возможный для нас не загробный мир, добро это или зло, останется для вас неизвестным, вещью в себе, тем, что можно прозревать только в мире ноуменальном, где видимо и может быть разведано истинное морально нравственное значения ваших поступков. И потому верно может быть, то: делайте, что захотите или станьте самими собой, могут быть гетерономными максимами поведения, как и любые иные, вроде убей столько врагов сколь сможешь, и чтобы тебя не поймали, коль скоро лестница таких максим, может быть и бесконечной. Вот почему, КПР можно было назвать теорией ВФР. Отсюда различие как известно, что провел Вебер в свое время на политиков что расценивают себя дланью Бога, вроде Кромвеля, и тех что склонны довольствоваться текущими заботами и видимо прагматически и утилитарно. И то что одно может быть бедным и больным, а другое богатым и здоровым таким же образом, теперь, скорее не удивительно. Танец вокруг морального императива словно танец возле стены таким образом, и теперь сохраняет свое значение, и почему бы это? И видимо кроме прочего не без участия коллизии закона стоимости как условия экономики мира и желания прибыли. На удивление тем, кто и подумать не мог о том, что может быть общество и богаче и свободнее капитала, что революционизирует свой генезис, это теперь во всяком случае в виду кроме прочего и новейших технологий главным образом общения, может быть мыслимо. ЧИТД. Этика образа мыслей остается нашей этикой в известном смысле.
Миллионы не обманешь, и то что они последовали этим мыслям в виду все еще отчуждения капитала и его алчбы, и во многом были предтечами таких мыслей философа, могло быть отчасти заранее побудительным мотивом для последователей, кроме прочего и Канта, начать осмысленно искать и находить, создавать алгоритмы социального действия, то благодаря чему слова, это не просто слова, и поэты больше чем поэты. Коль скоро произвол научились явно отличать от свободы, словно случай от необходимости. Экспроприаторов экспроприируют, один из таких алгоритмов. И кто бы Вы думали делает это теперь, отнюдь не нищие революционеры, что брали деньги у немецкого юнкерства, которое могло инвестировать в русскую революцию, чтобы та после совершения заключила бы мир с Германией. Но кроме прочих и венчурные капиталисты компании Майкрософт, что открывают бесплатный доступ к Chat GPT, вернее боту по модели такого алгоритма, через поисковую систему Бинг. Впрочем, как известно уже из книг 19 века, когда они только этого не делали. И разве что масштабы были иные. Конечно массы неизбежно утрируют и упрощают, сокращают и приводят к свойственной им очевидности философские идеи, и за это можно находить их недалекими, но это мало что изменяет в положении дел и исторической ситуации. Техника, тем не менее, и прежде всего оружейная сильно изменилась, и потому, кроме прочего, социология и методология социологии, оказываются действительными приемниками философии прошлого, впрочем, ни без известных методологических регрессов или эмпирических падений, что быстро становятся предметом осмеяния новых фракиянок вида Новой волны: "Мужское и женское", пена от которой может до сих пор шуршать «быстрее пули».
Каким же образом бедный может стать богатым если ни женившись на богатой, а бедная, ни выйдя замуж за богатого? И видимо ближайшим образом, необходимо украсть у вора и бандита, много денег и, вообще говоря, ничего ни знать об этом. Взять денег в кредит, в коммерческом, мошенническом банке и ни отдавать, коль скоро банк из-за мошенничества, закрыло государство, в моменте массового передела общественного и государственного богатства. Некая исконная правда, исконного первоначального накопления капитала. Что за давностью практики может бодрить, разве что талантливого, способного наполнить прежние формы новым содержанием. "Эти люди". Что же это может быть теперь, кроме массового вторичного возвратного присвоения и перегораживания свободных инвестиций общественного производства, в виде самых разных локализованных "печатных станков", массового распространения условно производительного мелкого капитала, что, следуя за акулами капитализма, норовят урвать рыбу у старика и моря, и у самих этих акул. Впрочем, в основном теперь, в цифре, и в рекламе. И иначе, коль скоро, с собой все равно ни забрать, ибо таково условие такого пути, кому как не детям оставлять наработанное, впрочем, могут быть известны коллизии с наследством, что преследуют крупные капиталы. И что же, и далее читать мораль? Видимо, вряд ли этим можно обойтись, легализация таких бизнесов, что являются в известном смысле раздачами по умолчанию, неизбежна. Или в противном случае необходимо будет просто раздавать деньги и преференции, как это было в момент эпидемии 2022.
Вот почему мы говорим, что первоначальное становление и накопление встраивается и перестраивается в структуру ставшего в синхронию устоявшегося. Капитал изменяет способы своего первоначального генезиса, что придает и прежним условностям новый блеск.
Ганзейство, что может быть и комьюнити, и коммерцией, и ноуменальный мир, что с точки зрения социологии, вовсе не область выше и за небом, но церковная община, от мнения которой могла напрямую зависеть репутация делового человека, без которой он мог запросто лишиться своего состояния. Кант, просто и не просто, был первый профессор философ протестантского аскетического капитала, что пришел свой долгой дорожкой после Лютера. И это неким образом известного рода стереотипы истории философии и культуры 18 века. И что же?
И что же, в этом можно спросить странного или экстраординального и двусмысленного? Ноуменальный мир и доктрина предопределения, в одном смысле, и свободная рыночная торговля в другом, предприимчивость, что генерирует свободные занятия, которые не отменяют свободы иных, но являются кроме прочего и промыслом у природы, находясь во все еще феодальной зависимости от предрассудков и политических институтов прошлого, это вполне себе традиционные тиски определенной ситуации, которой не избежал ни один из становящихся капитализмов, прежде всего, периода первоначального накопления. Аскетический протестантский капитализм.
Множество синонимий и омонимий таким образом очевидно может быть производно от сложности единства общества, что таким образом не просто составлено, прежде всего, из традиции и модерна. Обоюдная причастность к виртуальному миру и миру машин, не делает тесную дезинтеграцию Зиона и Матрицы, монолитом. И помимо начала, что никак не может начаться, потому что может быть есть конец который никак не может кончиться, этнически консервативных обществ, остальные сообщества, видимо это сильная смесь из конвергентных потоков. Просто и не просто потому, что на смену целому, когда-то ганзы и гильдии, купечества и ремесел, вполне себе резонно следует за закатом отчасти промышленного капитала, холизм, общего и сильного ИИ.
Вот почему теперь целые поля машин желания, если ни образов, что- "ничто" могут инвестировать и выкачивать желание в сети Интернет. Просто и не просто потому, что время индустрии 30-х подошло к концу. И производительного труда может быть так мало, как только возможно, но остальным как-то следует жить, а остальные это минимум 7 миллиардов человек. Расположение этого производительного процента может кардинально меняться, часть его теперь точно в Китае, а не в США исключительно, и все же, это не всегда то же, что и количество самых богатых в мире. Это могут быть совсем разные цифры.
Природа, что оказалась лишь единством законосообразности рассудка в возможном опыте явлений, просто и не просто потому, что физик со времен Аристотеля, ко времени Канта было уже как минимум три, если не забывать атомистов. И не было никакой гарантии, что не будет и четвертой, и пятой, что вполне очевидно, коль скоро, четвертая случилась и пятую приуготовляют. И при этом ветряные и водяные мельницы, мололи зерно, вообще говоря, довольно давно ко времени Канта.
Мир как вещь в себе и природа словно вещь в себе, таким образом и были той стеной, что окружала его мысль. Революции в науке вели лишь к скепсису Юма, а социально политической никак не случалось на родине. И потому этика оставалась этикой образа мысли морального долга, а природа в виду субстанции вещью в себе с миром явлений как совокупностью предметов возможного опыта. Фрейд отчасти еще больше упростил расположение субъективности субъекта, доставшееся ему от долгой традиции католичества через Канта. Оно - протокол насилия с природой, Сверх-я- терминал принуждения во взаимодействии с обществом, и последнее питается энергией первого, что вытесняется культурой. И, Я, в отличие, от "Оно", или Сверх Я, как раз, следует укреплять, в виду такого всестороннего давления, как в виду Оно- либидо, так и в виду Сверх-Я, что паразитирует на вытеснении желания, питаясь им. И таким образом: Папа, Мама и я. Система оплаты труда рабочих на строительстве платины Гувера. Палаточные лагеря, еда и деньги семьям- женам и детям, и работать и быть нанятыми, могли, только семейные рабочие, ближайшим образом фактически, за еду и кров. Но известны и иные примеры спасения от смертельных болезней. Что же предложили Делез и Гваттари? В терминах Фрейда равность объемов «Оно» и «Сверх Я», в производстве желания, что и есть реальность в множественном многообразии машин желания, и вместо Я- полное тело без органов, и да, видимо, всяческое здоровье. Что же, похоронить разум, кроме прочего, картезианскую иллюзию, как болезнь, могло быть давнишней мечтой многих философов, и может быть странно, что и они иногда понимали, это может быть болезнь к благу, коль скоро, и они могли писать такие хорошие книги. И да, именно в СССР, эту книгу "Капитализм и шизофрения", назвали рационализмом до составов и мозгов, предельной интеллектуализацией жизни.
В верхней строке Чат бота Бинг, висит счетчик балов, что видимо можно конвертировать в гамбургеры. И да, это возможное подтверждение тому, простому и не простому обстоятельству, что "Мастер клик", это не всегда себе пустой поток генерации пустого числа.
"СТЛА"
Караваев В.Г.
