Накануне юбилея участие еврейского населения в юбилейных празднованиях ставилось под вопрос. 1911 года был исключительным по накалу юдофобии: антисемитизм стал осью всей правительственной политики и боевым лозунгом правых организаций.
Атмосфера накалялась в связи с ограничениями в избирательном праве, выселения, погромы. Особый всплеск тревоги вызвало дело Менделя Белийса, обвиненного в ритуальном убийстве (кровавый навет). Евреев ограничивали в праве на участие в торжественных мероприятиях в Кобрине, Полтаве, Санкт-Петербурге. Накануне русско-японской войны евреев обвиняли в сотрудничестве с Японией, якобы при её поддержке в России создаются смута (революция).
Сразу же после многочисленных запретов в журналах и газетах стали появляться статьи задающиеся риторическим вопросом «Да, евреи не принимали участие в качестве солдат в войне 1812 года, но оказались напрямую затронуты этой войной, доказали свою преданности и патриотизм, а их потомки уже принимали участие во всех военных конфликтах в XIX веке, почему же сейчас администрация отрицает это и лишает их права на участие в юбилее?».
Все столетие, прошедшее с 1812 года, евреи имели свободный доступ к участию в юбилейных датах по празднованию победы, однако именно накануне столетнего юбилея они столкнулись с определенными препятствиями. В коллективной памяти евреев их вклад в победу был очевиден. На протяжении первых десятилетий на этом фоне евреи подавали многочисленные прошения по улучшению их положения, аргументируя это их вкладом в общую победу над Наполеоном. Так, в проекте реформы 1829 года приводится цитата Витгенштейна «город Витебск был взят храбрыми нашими войсками с помощью усердных евреев».
Газета «Новый восход» публиковала несколько статей о случаях запретов участия евреев в юбилейных парадах в Перми, Екатеринославле. Русско-еврейская интеллигенция задавалась вопросом, как возможно то, что спустя сто лет потомки участников войны станут практически бесправным населением и не смогут принять участие в праздновании победы, в которую они внесли очевидный вклад.
Во времена Александра II некоторые авторы также начинают обращаться к специфической еврейской теме. Особенностью данного периода формирования коллективной памяти является в первую очередь историческая необходимость подтверждения преданности евреев российской власти, а во-вторых – авторитет источников личного происхождения. Для того, чтобы восстановить авторитет еврейского населения в волнующихся западных губерниях и Царстве Польском публицисты прибегают к личных запискам, дневникам и мемуарам, в которых приводятся примеры лояльности и патриотических чувств евреев во время войны. Таким образом, именно война 1812 года служит точкой отсчета формирования еврейско-русской идентичности. Примеры доблести и патриотизма, проявленные в период Отечественной войны, будут ещё долго служить аргументами в защиту еврейского населения.
Новую страницу в историографии открыли военный историк К. А. Военский и заведующим Лефортовским архивом (Московским отделением общего архива Главного штаба) и Н. П. Поликарпов, которые в начале XX века попытались развеять устоявшиеся мифы об отечественной войны и реабилитировать положение евреев. Так, на своем выступлении Н. П. Поликарпов поведал об особой «еврейской почте», которая действовала на завоеванных территориях и информировала русских военачальников о планах и положении французской армии.
Время отстаивать свою культурную память об этом ключевом событии в истории российских евреев пришло самим представителям этого народа. Первым из них стал С. А. Ан-нский, который был выдающимся исследователем простонародья своего времени, работавший не только с исторических, но и как бы мы сейчас назвали с «антропологическим» материалом эпохи. На заседании присутствовали С.М. Дубнов, С. М. Гинзбург, Ю. И. Гессен. Доклад С. А. Ан-нского, в котором он рассматривал отношение евреев к Наполеону и причины их верности Российской империи, стал основополагающим и мотивационным моментом для многих его современников, которые написали выдающиеся труды по еврейской историографии.
Его работа была посвящена исследованию причин лояльности российского еврейства и выяснению обстоятельство формирования национального менталитета, в его труде мы не встретим примеров этого самого патриотизма из источников, так как сам факт верности и преданности был неоспорим и видимо не требовал, по мнению С. А. Ан-нского, особого заострения. Важным пунктом, на который он обращал особое внимание, был тот факт, что настроения, которые направляли российских евреев, он назвал «национально-религиозные». Этот термин пригодится в дальнейшем для понимания целей и выводов данной работы. Угроза потери национальной самобытности евреев стало главной причиной выбора ими российской стороны.
После работ С. А. Ан-нского важным трудом по теме была работа Ю. И. Гессена «Наполеон Iи евреи». Его перу принадлежат по большей части обобщающие труды, где он, конечно, затрагивает период наполеоновских войн и соответственно участие в них евреев. Для того, чтобы удовлетворить «социальный заказ» накануне столетнего юбилея победы Ю. И. Гессен публикует материалы биографии одного из героев еврейского происхождения Г. Альперна, белостокского купца, который стал русским разведчиком, за что был удостоен множеством медалей и наград. Таким образом, Гессен не только привел пример того самого патриотизма, который всеми силами демонстрировали историки, но и восстановил память о герое, а не безликой массе евреев, которые внесли свой вклад в победу.
Так или иначе, еврейскому населению, точнее еврейской интеллигенции, удалось отстоять свое право на участие в празднованиях юбилея Отечественной войны. В Еврейских общинах был произнесен торжественный молебен за упокой Александра первого и воинов 1812, а также молебен за здравие Николая II и его семейства.
В главное синагоге Санкт-Петербурга помимо торжественной молитвы раввином была произнесена лекция о вкладе евреев в победу в войне. Подобная ситуация сложилась и в Одессе – после службы в синагоге евреи присоединились к торжеству на главной площади, где проходил военный парад. В Смоленске раввин Фридман преподнес семье императора, которая посетила город, свиток Торы и участвовал в торжестве. Интересным кейсом является попытка вписать себя в историю является попытка хасидов из местечка Меджибож переименовать город в Бородино, по случае чего ими было написано прошение на имя императора.
Главный фокус этой главы, конечно, не момент празднования, а помещение сложившихся нарративов в перечисленных выше работах в национальный контекст. В целом, мы можем наблюдать, как индивидуальная и коллективная локальная память перерастает в культурную, например, кейс потомков еврея-корчмаря из Бобруйска: он был замучен насмерть французскими солдатами за помощь русским войскам, его историю поведал внук. В итоге история одного страдания превратилась в обобщенное воспоминание об этой эпохе.
Красной нитью в работах С. М. Гинзбурга было мирное сожительство разных народов Российский империи. Собраны вероятно все свидетельства о евреях в войне. Обратился в провинциальную печать с целью собрать ещё больше свидетельств: предания, рассказы и легенды. Завязалась переписка с добровольцами из Варшавы, Вильно, Лепеля, Невеля, Минска, Борисова, Екатеринослава.
Праворадикальный Н. Н. Голицин, собрав множество подтверждений участия евреев в войне пришел к выводу: «Евреи не участвовали в отечественной войне…когда вся русская земля восстала как один человек, и стар, и млад горели желанием сразиться с врагами отечества».
Сейчас современные исследователи продолжают развивать проблемы войны 1812 года, заполняя лакуны знания о еврейском населении в XIX веке, тем не менее, война 1812 года всё больше теряет актуальность по сравнению с другими Российскими войнами. Тем не менее, память об этих событиях сохраняется в коллективной и культурной памяти, а также продолжаются в виде семейных легенд среди семей Беларуси и запада России и по сей день.
Автор - Катерина Броцкая