Великая Отечественная война стала самым страшным испытанием для советского народа. Почти в каждую семью принесла боль и утрату. Кровь, страдания, смерть — то, что несет война людям. Она испытывает человека на стойкость и верность. Не каждый выдержал такое испытание.
Не стану судить всех, кто перешел на сторону врага. У многих на то были веские причины, как, например, у Серафимы Ситник. Женщина верой и правдой служила Родине. Но те, кому она доверяла, жестоко обманули, сказав, что ее близких замучили оккупанты, а немцы рассказали правду.
Однако были и другие, кто переходил на сторону врага и становился настоящим палачом: Антонина Макарова, она же Тонька-пулеметчица, Федор Зыков, 43 года скрывавшийся от правосудия и другие приспешники нацистов. Большинство из них получили по заслугам. Однако некоторым все-таки удалось избежать заслуженного наказания.
В последнее время в комментариях к статьям о тяжких и особо тяжких преступлениях, связанных с лишением жизни, люди выражают желание применить к виновному высшую меру наказания.
Споры о смертной казни, появившейся в седой древности, бушуют по сей день между общественностью и правозащитниками. Прежде чем ответить на вопрос: нужно ли лишать жизни убийцу, предлагаю отойти от темы и заглянуть в историю.
В Средневековье приговоры в исполнение приводили палачи. Они, как и их профессия, окутаны множеством страшных мифов. Попытаюсь пролить свет на некоторые из них.
Пожалуй, самый широко распространенный — маска на лице палача. Трудно представить образ карателя без красного капюшона с прорезями для глаз. Но этот стереотип в большей степени ошибочен.
В исторических документах нечасто встречаются сведения о том, что во время казней палач надевал маску, чего не скажешь об изобразительном искусстве и литературе.
До конца XVIII века о масках вообще речь не шла. Человека, исполняющего приговор, в городе знали все, и скрывать лицо не имело никакого смысла. К тому же никому и в голову не могло прийти мстить представителю закона, точнее, его инструменту.
Более того, в Среднение века церковь осуждала ношение масок. Это считалось признаком дьявола и поклонением язычеству. Для служителя правосудия это было недопустимо.
Но бывали исключения из правил. Почему иногда палач не хотел становиться узнаваемым? Возможно, это связано с тем, что профессия не была престижной. Ее считали позорной, и ни каждому хотелось становиться изгоем. Представители этого ремесла селились на окраине, горожане избегали общения с ними, их детей не принимали в школы.
Несмотря на такое отношение общества к профессиональным убийцам, у них были определенные льготы. Например, приходя на базар, могли взять набор продуктов абсолютно бесплатно. Не потому, что покупатель был желаемым, а потому, что торговец не желал получать деньги от того, чьи руки были запачканы кровью. Еще одной привилегий было право присваивать вещи казненного.
Кого брали на службу?
Отыскать хорошего палача, нужно было еще постараться. Никто из приговоренных не хотел умирать долго, а отрубить голову c единого маха мог не каждый. Для этого одного желания было недостаточно, нужны были сноровка и опыт.
Должность палача, как правило, была наследственной. Часто в жены брали дочь «коллеги» или могильщика, могла быть и наследница живодера. И это не потому, что была солидарность: со своими проще найти общий язык.
Отказаться от профессии было нельзя. Отказ приравнивался к преступлению, и палач легко мог занять место жертвы. Так появилось понятие «проклятье палача».
В истории сохранился забавный случай. Некогда в столице Франции проживали Сансоны, потомственные палачи. Было время, когда казни почти сошли на нет, а с ними и доходы. Хотя за работу платили гроши, но они не давали бедствовать. Нужда загнала душегубца в долги. Чтобы окончательно не погибнуть, решил заложить гильотину. Едва заключив сделку, получает предложение по своему профилю. Судьба, словно посмеялась над ним: орудие-то было уже у ростовщика, который напрочь отказался его возвращать. Итог: палач лишился работы.
Но вернемся к военным преступникам и вопросу о высшей мере наказания. На мой взгляд, военные преступления не должны иметь срока давности. Как можно, например, забыть, что творил палач Дирлевангер со своими «браконьерами» в Белоруссии во время Великой Отечественной войны или историю Хатыни и Олы? Как вычеркнуть из памяти судьбы тысяч людей, прошедших через концлагеря, погибших в газовых камерах?
Многие хотят переписать историю и показать ее в новой проекции. Но правду скрыть невозможно. Да, живых свидетелей страшного времени становится все меньше и меньше. Но есть родственники, с которыми они делились воспоминаниями, да еще немало свидетельств хранит в себе земля и пыльные архивные папки.
Современный мир, к сожалению, не лишен жестокости. Но спасет ли его талион?