Любительский перевод детективного романа кубинского писателя Леонардо Падура. Книга 2. Vientos de Cuaresma / Ветры Великого Поста (1994)
(Стр. 1, 2, 3, 4...)
------------------------------------------------------------
– Извините меня, но я занята до семи часов, – сказала она, и Конде подумал, что в последнее время люди часто извиняются. Голос женщины был таким же очаровательным и убедительным, как будто она публично выступала на тему того, что к треугольной форме лица лучше всего подходят длинные волосы, доходящие до подбородка. – Просто я заканчиваю статью, которую должна сдать завтра. После 19:00 вам подходит?
– Конечно, мы приедем. Увидимся позже, – попрощался он, посмотрев на часы, было только три часа пополудни. Он повесил трубку и вернулся к машине, когда Маноло уже заводил двигатель.
– Ну, что она сказала? – спросил сержант, высунув голову в окно.
– Не раньше семи часов.
– Черт бы её побрал, – сказал напарник и ударил по рулю обеими руками. Он рассказал Конде, что этим вечером планирует встретиться с Адрианой, его очередной подружкой мулаткой с самым крутым задом из тех, к которым ему доводилось прикасаться, и с красивым бюстом, который не давал ему покоя. – Она не дает мне продыху, посмотри на меня, – сказал Маноло, разводя руками и обвиняя свою последнюю пассию в своем физическом истощении.
– Ладно, подвези меня домой и потом заедешь за мной в половине шестого, – предложил лейтенант Марио Конде, размышляя, что ему совсем не хотелось бы ехать на автобусе в район Касино Депортиво только потому, что Маноло отчаянно страдал по аппетитным формам Адрианы.
Машина тронулась с места и спустилась с холма к площади на грязную проезжую часть улицы 10-го октября.
– Позвони своей подружке и скажи, что увидишься с ней в девять вечера. Полагаю, что с Каридад Дельгадо мы быстро управимся, – предложил Конде, пытаясь смягчить разочарование своего напарника.
– Можно подумать, что у меня есть выбор. А почему бы нам не навестить сейчас некую Дагмар?
Конде заглянул в блокнот, куда Маноло записал адрес учительницы.
– Я предпочитаю ничего не предпринимать, пока мы не поговорим с матерью девушки. Позвони этой Дагмар и договорись о встрече с ней на завтра. А сейчас я хочу, чтобы ты занялся кое-чем другим: поезжай в Центральный участок и поговори с коллегами, занимающимися наркотиками. Попробуй поговорить с капитаном Цисероном. Пусть он расскажет нам все о марихуане в этом районе и подумает про ту, что обнаружили в туалете Лисет. В этой истории есть несколько странных моментов, и эти остатки марихуаны в туалете – одна из странностей, которая меня больше всего беспокоит, потому что нужно быть завсегдатаем, чтобы оставить такой след.
Маноло дождался переключения сигнала светофора при повороте на улицу Акоста, а затем сказал:
– И это явно не ограбление.
– Верно, так можно было подумать из-за скольких отсутствующих предметов, что показалось мотивом.
– Слушай, Конде, думаешь, мы закончим сегодня пораньше?
Лейтенант улыбнулся.
– Ты хуже, чем клоп, страдающий бессонницей.
– Конде, ты просто не видел Адриану.
– Черт возьми, Маноло, если не Адриана, так другая. У тебя всегда одно и тоже.
– Нет, старина, это нечто особенное. Заметь, я даже подумываю о женитьбе. Ах, ты мне не веришь? Клянусь моей матерью…
Конде улыбнулся, потому что не мог подсчитать, сколько раз Маноло давал уже это обещание. Удивительнее то, что с такой пустой клятвой его мать все еще была жива.
Он посмотрел на улицы квартала Кальзада, заполненные людьми, отчаянно пытающимися поймать попутку, чтобы доехать домой и продолжить жизнь, которая редко бывала спокойной. После стольких лет работы в полиции Конде привык видеть в людях потенциальных подозреваемых, в чьих судьбах и горестях ему рано или поздно придется покопаться, как птице-падальщику, чтобы обнаружить тонны кипящей ненависти, страха, зависти и разочарований. Никто из людей, с кем он знакомился в каждом расследованном им деле, не был счастлив, и это отсутствие счастья, которое охватывало и его собственную жизнь, уже казалось ему слишком долгим и изнурительным испытанием, и мысль бросить эту работу перерастала в уверенность. «В конце концов», – думал он, – «если я привожу в порядок жизнь других людей, почему бы мне не привести в порядок мою собственную жизнь?»
– Тебе действительно нравится быть полицейским, Маноло? – спросил он, почти не задумываясь.
– Думаю, да, Конде. Кроме того, я не умею делать ничего другого.
– Ну, если тебе нравится, ты сумасшедший… и я тоже.
– Мне это нравится до безумия, – признался Маноло, который пересек перекресток, не сбавляя скорости. «Он как тот директор школы», – подумал Конде.
– Что ты думаешь об этом директоре школы?
– Не знаю, Конде, мне он не понравился, но не обращай на меня внимание. Это впечатление.
– У меня то же самое впечатление.
– Слушай, если говорить про Адриану… Я скажу ей, что буду в половине восьмого, ладно?
– Я уже сказал тебе, Маноло. Кстати, если уж у тебя было так много женщин, была ли у тебя хоть одна, которая играла на саксофоне?
Маноло даже притормозил, чтобы взглянуть на своего напарника, и улыбнулся:
– Ртом?
– Иди к черту, – выругался Конде и тоже улыбнулся. «Никакого уважения», – подумал он, закуривая сигарету за пару кварталов до своего дома. Теперь он чувствовал себя лучше: у него было почти три свободных часа, и он собирался сесть сочинять. Написать что угодно, лишь бы написать.
----------------------------------------------------
(Воспоминания)
– Поставь «Битлз». Пусть это будет твой магнитофон и слушай всё, что тебе вздумается, но мне не терпится послушать «Земляничные поляны» – это лучшая песня в мире, настаивал Конде яростно. – Так какого черта ты меня позвал?
– Дульсита, – сказал Тощий. Он был таким худым, что иногда казалось, что он не может говорить, и кадык у него шевелился, как будто он что-то проглотил.
– Что еще?
– Дульсита уезжает, она уезжает, – сказал он.
– Я не знал. И куда она уезжает: к себе домой, в школу, на Луну или в Лома-дель-Бурро, – спросил Конде, когда понял, что единственным несведущим был он.
– Она уезжает - значит уезжает, сваливает резко и стремительно. Пункт назначения «Майами». Она не вернется.
– Но почему?
– Вчера вечером она позвонила мне и рассказала об этом. С тех пор, как я поссорился с ней, то почти не вижу ее. Иногда она звонит мне, или я звоню ей, мы по-прежнему хорошие друзья, несмотря на то, что я устроил ей с Марианой. И вот она сказала мне: «Я уезжаю».
Дневной свет, проникавший в окно, окрашивал комнату в желтый цвет. «Земляничные поляны» теперь звучали грустно, и они смотрели друг на друга молча. О чем тут говорить? Дульсита была лучшей среди нас, защитницей скромных и нуждающихся. Они рассказывали ей про свои похождения, и она была единственной, кто слушал других и кого все обожали, потому что она умела любить. Она была одной из нас, и вдруг она уезжает. Возможно мы никогда больше ее не увидим, что сказать про неё? «Какая, черт возьми, Дульсита красавица». Они уже никогда не смогут ни написать ей, ни поговорить с ней или даже вспоминать о ней, потому что она уезжает, а тот, кто уезжает отсюда, обречен потерять все, вплоть до места, которое она занимает в памяти друзей.
– Но почему она уезжает?
– Я не знаю, она не сказала мне, я не спрашивал её. Это не имеет значения, важно то, что она уезжает, – сказал Тощий, встал и подошел к окну, яркий свет не позволял видеть его лицо, когда он произнес, – Какого черта она уезжает?
И Конде понял, что в тот момент он мог заплакать, как по сигналу. Так было бы лучше, потому что иначе воспоминания были бы обрывочными, и тогда он произнес: «Сегодня вечером я увижусь с ней».
– Я пойду с тобой, – ответил его приятель.
Но они так и не увидели её, потому что мать Дульситы сказала им, что Дульсита приболела и она спит, но они поняли, что она не спит и не больна. «Просто она уезжает», – подумал тогда Конде.
Он еще долго жил, не понимая почему Дульсита уехала, такая идеальная и лучшая свете, та девушка, которая столько раз доказала всем, что она «свой парень в доску». И они ушли обратно, молча, как скорбящие, и после того, как они перешли улицу, он вспомнил, как Тощий произнес: «Посмотри, какая красивая Луна.»
--------------------------------------------------
Конде всегда думал, что ему нравится район Касино Депортиво, который был полностью построен в 1950-х годах для буржуазии, не имеющей возможности позволить себе поместье с бассейном, но позволяющей себе роскошь иметь комнату для каждого ребенка, хороший подъезд к дому и гараж для машины, которая рано или поздно появится. Расселение большинства коренных жителей и прошедшие годы не слишком сильно изменили облик этого района. «Это район, а не квартал», – поправил себя Конде, когда машина двинулась по Седьмой улице в поисках перекрестка с улицей Акоста, и заметил, что тихо стемнело, без резких перепадов воздуха и нет сильного ветра, как если бы непредвиденные обстоятельства и проблемы города были запрещены в том идеальном заповеднике, где почти все жители были новыми лидерами новой эпохи.
Дома по-прежнему были выкрашены, сады ухожены и только автомобили Porshs теперь были заменены на недавно приобретенные Лады, Москвичи и польские Фиаты с затемненными непрозрачными стеклами. Люди почти не выходили на улицу, а те, кто выходил, шли со спокойствием, гарантированным убежденностью, что в этом районе нет воров, и все девушки милые жрицы домашнего очага, ухоженные дома и сады, беспородных собак никто не держит, а канализация не переполнена дерьмом и прочей дрянью. Именно здесь Конде посещал лучшие вечеринки в своей школьной жизни: всегда были клоуны и всегда танцевали рок-н-ролл, никогда не было бальных танцев или латиноамериканской музыки, и эти вечеринки не заканчивались драками, как в его квартале, захолустном и с дурной репутацией. «Да, это подходящее место для хорошей жизни», – сказал он, когда увидел двухэтажный дом, такой симпатичный, выкрашенный и с маленьким садиком, в нем жила Каридад Дельгадо.
У матери Лисет были светлые, почти белые волосы, хотя очень близко к черепу обнаруживался их настоящий цвет – темно-каштановый, который, возможно, она считала слишком вульгарным. Конде захотелось прикоснуться к ним: он читал, что когда умерла Мэрилин Монро, то её волосы после стольких лет безжалостного обесцвечивания, ради создания образа идеальной и бессмертной блондинки, выглядели как пучок высушенной солнцем соломы. Тем не менее, у Каридад Дельгадо все еще был яркий стойкий блеск. Чего нельзя было сказать о её лице, которое выглядело на нескрываемые 50 лет, несмотря на советы – те, что она давала другим женщинам и которые сама якобы практиковала с непоколебимым фанатизмом: кожа на щеках начала морщиниться от самого края глаз, и уже на уровне шеи каскад складок образовывал дряблый комок. Но она когда-то была красивой женщиной, хотя и оказалась намного ниже ростом, чем выглядела по телевизору. Чтобы доказать миру и себе, что её былая слава не угасла и что «красота и счастье возможны», она носила бюстгальтер под пуловером, и её грудь угрожающе проступала, выпирая как детские куличики.
Маноло и Конде вошли в гостиную, и, как всегда, лейтенант приступил к осмотру обстановки дома.
– Присядьте на минутку, пожалуйста, я принесу вам кофе, он, должно быть, уже закипает.
Стереосистема с двумя сверкающими дисками и вращающейся башенкой для хранения кассет и компакт-дисков; цветной телевизор и видео марки Sony; вентиляторные лампы на каждом потолке; два рисунка, подписанные Сервандо Кабрерой, на которых была изображены пара тел в любовной схватке в разных позах; плетеная мебель, отличающаяся продуманной надежностью, была не из тех, которые из далекого Вьетнама попали в магазины. Обстановка была приятной: папоротники, свисающие с потолка, керамика разных стилей и даже небольшой бар на колесах, в котором Конде с завистью обнаружил начатую бутылку «Джонни Уокер» и наполненную литровую бутылку рома «Флер де Кане», который хранил свою выдержку.
«При такой жизни любой человек красив и, может быть, даже счастлив», – пробормотал Конде про себя, глядя на возвращающуюся Каридад с подносом, на котором гремели три чашки.
– Мне не следует пить кофе, но у меня сильный стресс, а это привычка, перед которой я не могу устоять.
Она передала чашки мужчинам и присела одно из плетеных кресел. Затем она попробовала свой кофе со спокойствием, которое включало в себя поднятие указательного пальца, на котором блестело платиновое кольцо с черным кораллом в оправе. После чего она сделала несколько глотков и вздохнула:
– Я должна была сдать свою воскресную статью сегодня. Фиксированные колонки таковы, они подчиняют вас графику, хотите вы этого или нет, но вам придется написать.
– Конечно, – ответил Конде.
– Ну, так чем я могу помочь? – парировала женщина, отставив чашку.
Маноло наклонился, чтобы тоже поставить свою чашку на поднос, и остался сидеть на краю кресла, как будто собирался встать в любой момент.
– С каких пор Лисет жила одна? – начал он, и хотя со своего места Конде не мог видеть его лица, он знал, что взгляд того устремлен на Каридад, и зрачки начали сближаться, словно притягиваемые магнитом, скрытым за перегородкой носа. Это был самый необычный случай косоглазия, который когда-либо видел Конде.
– С тех пор, как она окончила школу. Она всегда была независимой, много лет училась на стипендию, и квартира пустовала с тех пор, как её отец женился и переехал в Мирамар. Позже, когда она поступила в университет, она захотела уехать в Сантос Суарес.
– И вы не беспокоились, что она одна?
– Я же уже сказала…
– Сержант…
– Она была независимой, сержант, умела постоять за себя, и, пожалуйста, нужно ли теперь мне все это вспоминать?
– Извините меня. Был ли у нее парень?
Каридад Дельгадо на мгновение задумалась и воспользовалась этим, чтобы сесть поудобнее напротив Маноло.
– Я думаю, да, но я не могу сказать вам ничего определенного по этому поводу. Она жила своей жизнью… Но недавно она упоминала про какого-то мужчину в возрасте.
– Пожилого мужчину?
– Да, так она сказала.
– Но у нее был парень, который ездил на мотоцикле, верно?
– Да, Пупи. Хотя они давно поссорились. Лисет сказала мне, что поссорилась с ним, но ничего не объяснила. Она никогда мне ничего не объясняла. Она всегда была такой.
– Что еще вы знаете о Пупи?
– Мне казалоссь, он любит мотоциклы больше, чем женщин. Вы, мужчины, меня понимаете, верно? Он не слезал с мотоцикла весь день напролет.
– Где он живет? Чем занимается?
– Он живет в доме, который находится рядом с кинотеатром «Лос-Анджелес» и зданием Банка, но я не знаю, на каком этаже, – сказала она и задумалась, прежде чем продолжить. – И я думаю, что он безработный, он зарабатывал на ремонте мотоциклов и тому подобном.
– Каковы были отношения между ними?
Каридад посмотрела на Конде, и в ее глазах была мольба. Лейтенант закурил сигарету и приготовился слушать. «Прости, дорогая».
– Ну, сержант, очень близкие, если можно так выразиться. – И она сделала паузу, посмотрев на свои руки, испещренные медными веснушками. Она понимала, что идет по зыбучему песку и должна просчитывать каждый шаг. – У меня всегда было много обязанностей на работе, и у моего мужа тоже, и отец Лисет тоже не бывал дома, когда мы жили вместе, а она училась на стипендию. Мы никогда не были особо близки, хотя я всегда заботилась о ней, покупала ей вещи, привозила подарки, когда путешествовала, старался ей угодить. Отношения с детьми ведь очень сложная задача.
– Скорее похожа на отдельную колонку в журнале, – предположил Конде. – Рассказывала ли вам Лисет о своих проблемах?
– Какие проблемы? – спросил она так, словно услышала ересь, и сумела улыбнуться, едва разжав губы. Она подняла руку на уровень груди и показала пальцы в готовности убедительно пересчитать. – У нее было все: дом, работа, общественная жизнь, успешная студентка, модная одежда, молодость…
Пальцев ее руки не хватило для подсчета материальных и духовных благ, и тогда по увядающему лицу Каридад скатились две слезы. Когда она закончил, его голос потерял уверенность.
«Она не умеет плакать», – сказал себе Конде, и ему стало жаль эту женщину, которая давным-давно потеряла свою единственную дочь. Лейтенант посмотрел на Маноло и глазами попросил его прекратить разговор. Затем он затушил сигарету в широкой пепельнице из цветного стекла и снова откинулся на спинку кресла.
– Каридад, вы должны понять. Нам необходимо выяснить, что произошло, и этот разговор неизбежен.
– Я понимаю, – сказала она, разглаживая морщинки у глаз тыльной стороной руки.
– С Лисет произошло что-то странное. С ней это сделали не для того, чтобы ограбить, как вы знаете, в доме ничего не пропало, и это не было обычным изнасилованием, кроме того, её избивали. И было еще кое-что странное: в тот вечер в её квартире слышали музыку и танцы, а в квартире курили марихуану.
Каридад открыла глаза, а затем медленно опустила веки. Какой-то глубинный инстинкт заставил ее поднести руку к груди, словно пытаясь защититься от сердцебиения под пуловером. Она выглядела побежденной и на десять лет старше.
– Лисет употребляла наркотики? – спросил Конде, используя свое превосходство.
– Нет, как вы можете такое думать? – возмутилась женщина, немного оправившись от своей пошатнувшейся уверенности. – Быть такого не может. У нее было несколько парней, она ходила на вечеринки, однажды она была пьяна, это да, но не наркотики. Что вам наговорили про неё? Вы что не знаете, она была активисткой с 16-ти лет и всегда была примерной ученицей? Ее даже делегировали на Московский фестиваль, и она была старостой с начальной школы. Разве вы не выяснили это?
– Да, мы выяснили это, Каридад, но мы также знаем, что в ночь, когда ее убили, она курила марихуану у себя дома и выпила немало алкоголя. Возможно, даже употреблялись другие наркотики, таблетки… Вот почему нам так важно выяснить, кем могли быть её гости на той вечеринке.
– Боже мой, – взмолилась она, предвидя все последствия и из ее груди вырвались рыдания, а лицо покрылось морщинами, и даже ее волосы, светлые, живые стали жесткими, казалось, что превратились в плохо надетый парик. «Как поэтично», – подумал Конде, слишком увлекшийся поэтическими сравнениями, и внезапно эта женщина с платиновыми волосами стала одинока, как космонавт в звездной ночи.
– Тебе нравится этот район, Маноло?
Сержант на мгновение задумался.
– Симпатичный, не так ли? Я думаю, что каждый хотел бы жить здесь, но я не знаю…
– Чего ты не знаешь?
– Ничего, Конде… Ты можешь представить себе такого оборванца, как я, без машины, без породистой собаки и без денег в таком районе? Погляди только, тут у каждого есть машина и красивый дом, наверное, поэтому этот район назвали Касино Депортиво, потому что здесь все соревнуются. Мне уже знакомы эти разговоры: сосед-министр, сколько раз вы были за границей в этом году? В прошлом году? Шесть... А вы, мой дорогой директор предприятия? О, я бывал там только восемь, но я привез не так много вещей: четыре покрышки для машины, кожаный поводок для моего пуделя и микроволновую печь, которая отлично подходит для запекания мяса. А кто круче, твой муж, который руководит чем-то, или мой, который работает с иностранцами?…
– Мне тоже не очень нравится этот расклад, – признался Конде и сплюнул в окно машины.
(Продолжение следует...)
