Пережив первый шок после волнующего открытия, Петр так и стоял на улице не в силах что-либо предпринять. В это время Максим Александрович вышел из дома с еще одной пачкой документов.
Он хотел сжечь бумаги так же, как и коробку, поэтому вновь зашел к соседу. Появление сына стало для Ионова-старшего полной неожиданностью.
— Ты как здесь оказался? — спросил отец с широко раскрытыми глазами.
— Мы поехали за тобой, и я узнал про коробку, — коротко и честно объяснил Петр.
Максим Александрович исподлобья посмотрел на соседа.
— Петрович, ты что, все им показал? — предъявил ему. — Обopмoт ты старый.
— А я откуда знал? Чего напал на меня без причины? — возмутился Владимир Петрович. — Ты мне сам дал ее сжечь. Я хотел это сделать потом, после того, как мясо пожарю. Петька пришел, спросил меня про тебя, я и рассказал.
— Папа, Владимир Петрович здесь ни при чем, — заступился за мужчину Петр. — И вообще, я считаю, что имел право знать, что я приемный.
— Да какой ты приемный, сынок? Ты наш... наш, родной, понимаешь?
— Папа, я обо всем знаю. Я все прочитал в письме. Моя биологическая мать Наталья?
Немного помолчав, Максим Александрович ответил:
— Да. — Он подошел к столу и бросил на него стопку документов.
Петр видел, как отец расстроился. Он понимал его, понимал, как сложно ему было решиться на то, чтобы сжечь всю свою жизнь. Потому что там и Татьянины были письма, разные фотографии, и много чего еще. Пожалуй, мужчина не знал, что делать в данной ситуации, а посоветоваться ему было не с кем. Поэтому-то он и решил не рассказывать правду, а просто уничтожить доказательства.
Петр был на взводе, но совершенно точно понимал, что главное сейчас — это состояние отца. Хоть тот и был поддатый, но сердце от подобных ситуаций и не у таких здоровых останавливалось.
***
Расстроенный Максим Александрович зашел в дом Владимира Петровича и устало разместился там в кресле. Мужчина был разбит и подавлен. Петр вошел за ним буквально сразу. Ему понадобилось немало сил и времени, чтобы успокоить и привести отца в чувства.
Наконец, Ионовы смогли поговорить серьезно, без каких-либо обиняков.
— Да бесплодный я, Петька, — признался отец. — Понимаешь? Бесплодный. Совсем бесплодный. А мама твоя не испытала ничего, что положено настоящей женщине: ни беременности, ни родов. А время шло. Она не бросила меня, за что я очень ей благодарен буду всю жизнь. Не представляю, что было бы, если бы мы тебя не усыновили. — Максим Александрович помолчал, глядя в пол, а потом посмотрел на сына и спросил: — Ты меня не бросишь?
— Пап, ты с ума сошел? Конечно, не брошу! У меня же не было другого отца, — ответил Петр. — Да и не надо мне других родителей, кроме моих собственных. — Молодой человек улыбнулся.
Отцу стало на душе еще легче. Он вдруг рассмеялся, вспомнив, с чего все началось.
— А ведь я тогда, в квартире, испугался.
— Чего ты испугался? Что я к Наталье жить уйду?
— Ну да. Мама ведь когда умерла, у меня никого из родни, кроме тебя, не осталось. А когда я Наталью в нашей кухне увидел, то сразу понял, зачем она пришла и чего хочет. Потому-то, кстати, я тебя в магазин и отправил. А когда мы вдвоем остались, я ей все объяснил, мол, не нужно сейчас прошлое ворошить, чтобы оставила тебя в покое. Тогда я еще не сдержался, высказал все, что о ней думал. Сказал, что она кукушка и места ей в нашей семье нет.
— А как ты ее уговорил меня с работы уволить?
— Я пришел и сказал ей, что отказ есть отказ. Что если она отказалась от сына, то морального права с ним общаться не имеет. А она сентиментальной оказалась, расплакалась даже. Сказала, что если так будет лучше для тебя, то она тебя уволит.
— Это чтобы мы не общались, да? — уточнил Петр.
— Совершенно верно.
— Теперь ты понимаешь, что не надо было этого делать? — спросил он отца.
— Ну да. Чего только в горячке не сделаешь. Я испугался, Петя. Признаю, что струхнул. Ты не откажешься от меня? — повторил Максим Александрович.
— С ума сошел? Нет, конечно.
Петр говорил именно то, что чувствовал. Ну, какая ему, по сути, была разница, кто его зачал и родил. Родным людям, которые его бросили, он был явно не нужен. Зато парень не рос в детдоме и получил от Татьяны Иосифовны и Максима Александровича настоящую родительскую любовь. У него было все, что, как правило, должно быть в счастливом детстве у мальчика. Стало жаль отца, сердце сжималось, глядя на него. Как человек, который сейчас сидел перед ним и переживал, мог быть чужим? Хотелось сделать все, чтобы папа даже не сомневался в том, что Петя любит его, всегда будет рядом, и что ничего не изменилось и не изменится.
***
На следующий день Петр решительно вошел в кабинет Натальи Сергеевны. В необходимости разговора с женщиной он не сомневался. Молодой человек понимал, что эта беседа могла с равным успехом стать как их последней встречей, так и началом настоящих родственных отношений.
— Здравствуйте Петр, — поприветствовала сотрудника Наталья. Она была чем-то занята, и все ее внимание находилось на экране монитора, однако просить молодого человека, чтобы тот зашел позже, не стала. — Что вы хотели? — спросила она.
Петр сел напротив стола начальницы и сказал:
— Здравствуй, мама.
Конечно, после его слов никаких мыслей о работе в голове Натальи быть не могло. Женщина повернула голову и посмотрела на сына.
— Ты все знаешь, — то ли спросила, то ли утвердительно сказала она. — Тебе отец рассказал, да? Максим рассказал? Но ведь он сам был против этого. Что произошло? — Наталья растерялась.
— Я сам все узнал, — ответил ей Петр. — Покопался в семейном архиве. — На рабочий стол начальницы упало письмо, написанное ее рукой двадцать пять лет назад.
— Прости, Петя. Прости, это не мое решение, — сказала она. — Если бы я была тогда независима, если бы я могла сейчас хоть что-то изменить, поверь мне, я бы ни за что от тебя не отказалась. Я просто сама была еще ребенком.
— Но как же так получилось? — Петру хотелось узнать всю правду о себе и о предшествующих рождению событиях.