Конь стоял в тенистом углу старого неухоженного парка и каждый день наблюдал, как разноликая праздношатающаяся публика, в основном родители с детьми, маячила перед его мордой и глазела на него и вокруг.
Конь был деревянный, и мастер, было видно, что трудился с любовью, постарался придать бревну очертания и облик настоящего коня, творческая сила перелилась в его стать и красоту. Когда-то в былые времена он гарцевал на карусели и мчался вперед и вперед, наматывая бесчисленные круги. Но карусель давно закрыли за ветхостью, а его списали, хотели увезти на свалку, но местный сторож, военный пенсионер Степаныч отстоял его и собственноручно поставил на землю доживать свой век. В прямой спине Степаныча еще угадывалась прежняя военная выправка, но он подволакивал левую ногу как следствие ранения в Афгане, за что и получил инвалидность.
Как-то незаметно и самого коня стали звать Степанычем, так и говорили: «Пошли к Степанычу». Конь страдал из-за своей, как ему казалось, неотесанности и от нехватки любви и очень хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему что-то хорошее, но все проходили мимо и только смеялись:
—Ты посмотри, какая у этой коняшки смешная морда! Ха–ха…
—Фу, какой он облезлый…
— Э-э старая коняга того гляди развалится…
Особенно не любил он собак, мало того, что они, увидев его, начинали истошно лаять, так еще норовили пометить территорию, подойдя к его ноге, задрав свою.
Мамаши с помощью папаш все пытались водружать ему на хребет своих отпрысков, дети таращились, никак не хотели от страха водружаться, ревели благим матом, но упорные родители не оставляли своих прихотей, все-таки сажали детей в нужную им позу, орали им, растягивая искусственно рот в имитации улыбки:
– Скажи «сы-ы-ы-р»!
И, наконец-то, получали так желаемые фотки, чтобы их потом облайкали в соцсетях. Конь все это понимал и терпел. Но он хотел, как когда-то, дарить радость и детям, и взрослым, чувство полета, откликнуться на любовь любовью, что вложили в него руки мастера. Ему было очень одиноко среди толпы, и чем больше приходило людей, тем он более изнывал. Такова была его участь в этом каком-то диком мире с дикими людьми в заброшенном, почти диком парке, из которого он хотел убежать куда-то, но не знал куда.
Один только Степаныч не жалел для него доброго слова и каждый день проходя мимо, по-хозяйски хлопал его по крупу, припечатывая широкой ладонью, и говорил:
—Ну что, старый… жив еще курилка…Ничего…Ничего… Мы с тобой еще повоюем!
Однажды весной шли мимо мальчик и девочка и держались за руки. Девочка была в голубой шапочке с большой бомбошкой, а мальчик был демонстративно без головного убора, но обмотан по-модному длинным шарфом. Она держала в холодных пальчиках несколько подснежников. Они сбежали с консультации по ЕГЭ и прятались в парке от этого всепожирающего время и жизнь монстра.
Ослепительно светило осмелевшее после затяжной зимы солнце. А между ними недавно родился и весело прыгал лучик любви. Они играли с ним, направляя друг на друга, и тогда оба светились каким-то чудесным светом, а иногда они кидали его на деревья, цветы, небо, и те тут же оживали и тоже озарялись, светя отраженным светом. И вдруг этот лучик упал на коня. Конь весь изнутри встрепенулся, кажется, мотнул гривой, но никто этого не заметил.
Девочка посмотрела на коня лучистым взглядом чистых глаз и сказала:
— Посмотри, какой он красивый!
—Да, – согласился мальчик,– но только уже старый….
Девочка погрустнела и чуть притушила исходящий из глаз свет.
— А давай!.. – обратилась она к своему другу, сказав ему тихо что-то, что конь не расслышал.
—Давай, – опять охотно согласился мальчик. Похоже, он всегда соглашался со своей подругой.
На следующий день мальчик и девочка принесли кисточки, баночки с краской, немного шпатлевки, и началось чудесное преображение. Сначала мальчик зашпатлевал мелкие трещины на ногах коня и на морде. А девочка потихоньку начала его красить, что-то напевая тонким голосочком. Она нежно проводила кисточкой коню по шее, бокам, ногам, и он приобретал свою былую красоту и гнедую масть. Девочка нарисовала ему сбрую и бубенцы, разукрасила попону и седло. Через пару часов конь был великолепен, блестел на солнце свежими красками и ,кажется, готов был скакать как молодой, развевая по ветру гриву.
— Скажи, что конь у нас получился просто замечательный! – Девочка с любовью и радостью оглядывала их общие труды.
Она аккуратно вытерла кисточки, убрала в сумку краски и весело сказала:
—Теперь это будет наш конь!
— Да! Радостно подхватил мальчик,— Мы будем к нему приходить.
На следующий день они пришли его проведать. Конь радовался, что у него появились такие друзья.
Они оба прижались к его голове и гладили его по гриве, то и дело сталкивались руками и при каждом прикосновении смеялись и еще крепче прижимались к морде коня. Конь, оказавшийся между ними в пространстве их любви, был счастлив и, казалось, тоже улыбался. Его счастье было почти невыносимым. Потому что невозможно невыносимо были счастливы эти мальчик и девочка. Конь чувствовал, как исходящие от них токи жизни резонируют с чем-то очень глубоким, встроенным не в его деревянную плоть, а в его сущность.
Степаныч, когда увидел коня, тоже порадовался. И все лето конь стоял радостный и счастливый. Все, кто проходил мимо, любовались на него и говорили, какой он красивый и хороший.
Прошло лето. Конь с тоской глядел в осень, он как будто чувствовал всей деревянной кожей и, казалось, вздрагивал всем туловищем, когда отрывались от веток листья, и провожал их до земли, как если они были бы свои. Они ложились цветным ковром вокруг него, будто разрешая ему по ним скакать. Но он стоял как вкопанный и не мог сдвинуться с места. Со страхом вглядывался в темноту вечеров и ночей, предвкушая тяжелую холодную зиму. Но зимы в его жизни так и не случилось.
Как-то осенью шли мимо какие-то юнцы в худи и толстовках, накинув капюшоны так, что практически не было видно лица – двое парней и девушка. Они лениво пинали ногами перед собой старую сухую листву и курили. Один подошел и для прикола всунул сигаретку коню между деревянными зубами.
—Во! Гляньте – конь закурил! —со смехом произнес белобрысый развинченный малолетка.
—Ага… Торчит, кайф, короче, ловит, коняга, — с грубым резким смехом поддержал его дружок.
— Ну ладно, пошли, что ли, — девушка в красных гетрах и шапке с размалеванными чем-то синим и черным глазами равнодушно скользнула взглядом по коню.— Хватит уже, дубак такой, надо где-нибудь согреться…
Они свернули к кафешке, а конь так и остался стоять с сигаретой в зубах. Она тихо тлела. Конь сначала терпел, дым щекотал ноздри, но тут задымил и загорелся рот. Сначала сгорела его красивая и гордая голова, потом туловище, краска потрескивала в огне, сыпались цветные искры. Сгорая в огне, конь вспомнил ощущение полета, когда он скакал и скакал по кругу… И какая-то неведомая сила жизни освобождалась, но не исчезала.
Странный огонь заметил сторож и пошел в его направлении. Когда он проходил мимо кафе, из него вывалилась кампания подростков, и до него донесся обрывок разговора:
—Ты че чинарик у него оставил?
—Бля…
—Валим отседа…
Степаныч схватил в кафе ведро с водой и бросился к коню. Когда он прибежал, то со всего маху обдал его водой, но было уже поздно. Почерневший конь зашипел, и от него отвалилась обугленная голова. И осталась одна нога, часть крупа и хвост.
Сторож плюнул с досады и бросил ведро, пошел в свою сторожку, где жил последние три года, после того, как его выгнала за пьянку жена.
Конь все не выходил у него из головы, он выпил стакан водки, немного закусил ржаным хлебом с салом и чесноком и зачем-то выпил еще стакан, и тут слезы хлынули из глаз. Он в пьяном забытьи сам себе казался этим старым конем, в одиночестве бредущим по старому парку.
Вспомнил с горькой усмешкой слова своей жены:
—Что ты все пьешь, как лошадь!
Лег спать. Всю ночь ему снился деревянный конь и голосом жены говорил:
— Возвращайся… Возвращайся… Жизнь проходит…
И где-то недалеко кто-то темный скакал, стучал копытами и хохотал:
—Сивый мерин, ха-а…ха-а…Сивый мерин…—И раскатисто ржал, так, что вторило эхо.— Го-го-го…
Утром Степаныч встал с мокрыми от слез глазами, побрился, что с ним не случалось очень давно. Его всегдашняя неотлучная тоска куда-то пропала. Он вдруг увидел, как красив сосновый лес вокруг, как бездонно и просторно пронзительно синее небо в разрывах темных туч, столь редкое явление в такое время года, как прекрасны покрывшиеся первой ночной изморозью осенние цветы. Что-то пело в его душе, чего он никак не мог в себе понять, но ноги сами понесли его домой, к жене.
Жена как будто его ждала. Он все пытался встать на колени и просить прощения и что-то обещать. А она все:
— Да вставай ты! Не устраивай цирк. Пришел и хорошо… Давай садись… Есть хочешь? Ну че ты!
Степаныч какими-то отвыкшими неумелыми руками пытался обнять жену. Он стал ей рассказывать про сгоревшего коня, сердце опять заболело и заныло. Жена его помнила, ведь работала раньше на этой карусели.
— Нет, ты не понимаешь! Я бы их…—Хотел выругаться, чтоб полегчало, но ради жены сдержался. Он подумал об этих молокососах из парка.
—Ладно, старый, не рви сердце. Хороший был конь, но его не вернуть. А мы с тобой еще живы… Будем жить…
И гладила его заскорузлой от постоянной работы в огороде ладонью по седым редким волосам на голове.
Чтобы не пропустить новые статьи и видео канала, не забудьте подписаться! Активность в виде комментариев и лайков приветствуется.