Анатолий Гриненко
Пришел Витя из АТБ.
— Что-то тебя рано отпустили, рассказывай.
— Водой все залило, сгорела вся система РСБН, а там
катушка, — показывает размер катушки, — вот она и горела!
Меня это немного удивляет; столько переполоха?
— И от этого столько гари? А предохранитель, АЗС не
выбило?
— Да дело в том, что защиты никакой, конструктивный
дефект — будут все в Киев отправлять, второй случай, у Чуйко
то же самое было.
С Чуйко мы когда-то вместе поступали в институт, дружили,
он моложе меня на пять лет, на Ан-2 не летал. Первый выпуск
сразу на Ан-24. Сейчас в Свердловске летает командиром на
большом «Туполе».
— Ладно, хорошо. Проголодались, сейчас обед, все в
столовую, — с нами еще будут заниматься, такие вопросы
быстро не решаются. — Петр Егорыч, в столовую можно?
— Да, давайте все на обед, я тоже сейчас подойду. Потом
сюда же, Карасев звонить будет, ему что-то от тебя нужно.
Все ясно, это будет тянуться до конца рабочего дня.
— Понял! Витя, а Сергей где?
— Он там с грузом занимается.
А в столовой санитарный день, в буфете не стали толкаться
— сейчас все решится и по домам. В АЭ позвонили из АТБ: с
самолетом работают, через пару часов все будет готово, ну это
всем ясно — часов пять, не меньше, после такого напряжения в
самолет никто не хочет.
— Петр Егорыч, резервный экипаж есть?
— Нет, в Тюмень улетел. Позвони на метео.
Мы перед вылетом на метео смотрели: циклон рядом, с юга
надвигается, погода в нашем регионе на пределе. С метео мне
все подробно объяснили, наш случай не прошел незаметно,
обычно: «Приходите, смотрите», а сейчас Максимыч,
единственный мужчина на метео, мне все подробно рассказал; в
возрасте, нашего брата хорошо знает и юмора у него хватает!
Как-то вместе со Славой Сурогиным, при консультации, через
окно напротив, со второго этажа хорошо видно, как туманом
аэродром закрывает.
— Максимыч! Туман! — Сурогин показывает ему на окно.
Максимыч повернулся назад, смотрит на надвигающийся на
полосу туман.
— Это не туман, это облака на земле!
В Салехарде это часто бывает. И сейчас я наслушался
красивых выражений: про погоду и вообще, про жизнь в нашем
регионе!
— Короче, Максимыч, я понял, погоды сегодня не будет?
Надеюсь можно будет дома побыть, выспаться!
— Да! Двое суток выходных гарантирую: Тазовский и
Красный Селькуп, до Норильска — все будет закрыто.
— Спасибо, Максимыч!
Блинов все слышал. У Славика Федорова подруга в
ресторане работает.
— Командир, я сейчас позвоню, она нас накормит по
высшему разряду!
Смотрю на своего командира.
— А что? Езжайте, потом по домам, — решает Егорыч, —
звони!
Экипаж оживился.
— Понял. До свидания!
Все дружно высыпали из кабинета, в полупустом автобусе
расселись, отдыхаем от всего навалившегося; Коля
разговорился.
— Коля! Не здесь, это никому не интересно.
Коля молча насупился, я его не осуждаю; перенервничали
все, только у Славика такое выражение лица, что ему все равно
— он с работы в кабак на обед! Удивляет парень, сплошной
позитив, я с ним долго летал. Потомственный летчик: у него
отец в «Пулково» пилот-инструктор на Ту-154.
Приехали мы вовремя; стол накрыт, публики немного,
средина дня, но «Иванушки» уже здесь. И я понял, что все всё
знают; к летчикам в этом городе отношение как в портовых
городах к морякам. В городе два больших предприятия:
рыбоконсервный завод и аэропорт, и поэтому форма летчиков
«Аэрофлота» здесь во всех уголках города. Расселись за
столиком, что-то не так, как-то неуютно: «Для присутствующих
здесь летчиков звучит эта песня!» Ого! Это уже слишком!
Славик встал, куда-то вышел, молча едим. Замечаю рядом,
за соседним столиком, знакомых: одна из двух девушек,
сидящих здесь, мне очень нравится, но я не видел ее уже больше года и встречались мы с ней один раз в хирургическом
отделении местной окружной больницы, но она мне только
нравится; у меня очень приятная симпатичная жена и чудо-дочь
трех лет.
Наш хирург заметил на медкомиссии у меня жировик и
предупредил о необходимости операции. Медкомиссию я
прошел, но пообещал, как только отлетаю месяц, приду к нему
оперироваться. Я свое слово сдержал, и все бы ничего, если бы
он не собрал на мою операцию всех своих медсестер-студенток.
Можно представить, какое я оставил впечатление о себе,
когда меня привезли на каталке в операционную! Для меня это
был шок: я никогда не попадал в подобную ситуацию, потом я
ему об этом высказался полностью, на что он просто посмеялся:
обычно врачи и летчики никогда не избегали взаимного
общения. А мне потом пришлось на глазах у этих девочек в
скрюченном состоянии прожить три дня.
И вот сейчас они поглядывают на «героя», а мне приходится
делать вид, что я ничего не замечаю. Обед не получается, сразу
пропал аппетит. Вернулся Славик.
— Я сейчас с Блиновым говорил.
— И что?
У меня появляется недовольство: понимаю, что я заложник
обстоятельств, и чувствую себя уже совсем «не командиром».
— Сказал, что у нас завтра выходной, но видите себя
прилично! — встал, подошел к своей подруге; на столе
появились две бутылки «Плиски» — это такие гранаты. В
Заполярье питьевой спирт в магазинах, болгарский коньяк и
вино «Варна», водку можно привести из Тюмени. Немного стало
веселей, «Иванушки» уже вовсю играют для летчиков, теперь
куда-то пропал Витя.
— Командир, я сейчас звонил в АТБ, — вернулся Витя и,
стараясь перекричать музыкантов, говорит мне в ухо, — Сергей
до сих пор там с грузом, я его застал — сказал, чтобы он забрал
все съедобное из контейнера и ехал на «Мостострой».
Мы трое живем на этой остановке. Пора отсюда уходить.
Витя часто находит правильный выход из сложной ситуации и
иногда этим спасает меня.
— Хорошо! Славик, рассчитываемся, уходим!
— Командир, нас угощают!
Ему явно не хочется уходить. Под музыку «Иванушек» беру
его под руку.
— Славик, все! Поехали.
Славик потерял свою фуражку — ему вдогонку на выходе
принесла его подруга. С ним постоянно приходится нянчиться;
вне работы, в подобных ситуациях становится неуправляемый, и
он чувствует, что о нем заботятся, и ему это явно нравится. И
мне, как командиру, за ним приходится присматривать. Правда,
в любом виде он признает свой статус в экипаже и подчиняется
беспрекословно. Приходится делать вид, что я к нему как ко
всем, но это зря — он ко мне так же! Один ребенок в семье —
баловень, питерский, в форме: женщины от него в восторге! И
Витя всегда смотрит на его выходки с усмешкой.
Я уже упоминал о нем: при всем он очень ответственный,
грамотный специалист и хороший товарищ, на которого можно
положиться! Мне с ним не раз приходилось быть в серьезных
ситуациях, и все командиры завидовали, и командование
относилось к нему очень снисходительно даже в тех случаях,
когда он просто где-то терялся, пропадал на время. Но когда
собирали по квартирам экипаж, по какому-нибудь срочному
заданию, на него можно с полной уверенностью рассчитывать.
У него всегда серьезное выражение лица, даже в
смехотворных случаях! Сейчас он просто дурачится, я знаю: ему
хочется побыть в этом заведении и оттянуться.
На автобусной остановке стоим, разговариваем, Коля
попрощался со всеми и направился домой: он живет в этом
районе.
Подошел почти пустой автобус. С работы еще рано, стоим.
Водитель кого-то ждет: влетают наши соседки по ресторану,
рассаживаются на разные места. Можно сесть рядом, поговорить и пригласить на этот «мальчишник». Витя потом об этом случае выскажется мне, зная, что мне приходится жить одному в пустой квартире. Но не часто; быть в ней приходилось очень мало, это не рейсовые полеты: туда и обратно. Здесь туда и потом еще дальше, и когда оттуда, никто в экипаже не знает.
На полпути мои знакомые вышли из автобуса: заметно было,
как подруга вытащила Марину из автобуса; я свободно
вздохнул, и у меня словно груз какой-то с души свалился.
Приехали, зашли в магазин, набрали всего, что можно было
купить в то время (в Заполярье тоже особенно не баловали) —
выбор был небольшой. У меня дома, на втором этаже прихожая, кухня, спальня. Вода холодная, горячая есть: расположились на кухне. Витя с нашей помощью приготовил стол. Только расселись, заходит Серега с барышней — нашим пассажиром. Я помог раздеться, повесил куртку, сходил к соседке Ольге,
принес еще пару стульев, стаканов, приборов. Муж у нее
командир шестерки, по-соседски общаемся, но видимся очень
редко. Вертолетный отряд — это другая территория, но все
равно все мы друг друга знаем. Им приходится часто к нам
обращаются, когда откуда-то домой: подходят к нам, на Ан-26
— мы всех берем!
Как и чем занималась эта девушка, я сейчас не помню, но
только с ее слов знал, что залетела она в Салехард по причине
развода и у нее маленькая дочь. Она оказалась очень интересной неглупой женщиной и действительно очень красивой, но Серегу я отчитал потом в сторонке.
— Ты из каких соображений ее притащил?
— Командир! Я ей предложил, она согласилась, — всегда с
удивленными глазами оправдывается Серега, — живет в
гостинице одна, погоды не будет, она еще дня два сидеть будет.
Самолет не разгружался, может мы же и отвезем ее через пару
дней.
Но на мой вопрос он так и не ответил. Повторяю еще раз:
— Серега! Я тебя спрашиваю, ты зачем ее привел? —
объясняю непонятливому ситуацию. — Здесь мужики собрались
выпить, поговорить, она что будет делать?
У Сергея глаза сделались еще больше, стоит с открытым
ртом — он же все правильно сделал.
— Алексеич, прекрати. Я же видел, как вы смотрели друг на
друга!
Вот так, а я думал, что только мне она понравилась,
оказывается, не такие уж простые у меня мужики в экипаже!
Сейчас вспоминаю все: какие же были мы все-таки молодые, и
помнится это очень хорошо. И как уважали они меня, и как я их
всех просто любил, а мы этого не замечали!
Вот эта наша вечеринка, которая тогда была у меня дома, до
сих пор в памяти — как недавно все это было! Мы всю ночь
сидели, пили коньяк и чай, ели и разговаривали. Говорили
больше о постороннем, даже «прекрасное» затрагивали, никто
не перебивал, после пережитого все хотели больше слушать —
хороший был вечер! А выпили мы много, но это был коньяк: он
быстро выветривается, поэтому, наверное, пьяным никто не был.
Правда, и сидели мы долго, но мне кажется, причина была в
другом.
В основном беседовали о проблемах житейских и
неустроенности нашей жизни, но Славик удивил всех. Он
отличался тем, что был очень немногословен и в разговорах
выделялся конкретикой и юмором, причем с полным
отсутствием мимики. А сейчас он много рассказывал о
Ленинграде.
Витя больше слушал и улыбался: он был местным, родом из
Верхней Тавды, и рассказал о встрече с настоящим медведем на
охоте. Причем к кульминации подходил долго, издалека, и все с
нетерпением ждали развязки. И когда он описал, как они
напугали друг друга и разбежались в разные стороны, издавая
каждый свой природный запах — все дружно расхохотались,
впервые засмеялась и наша девушка. И Витя чмокнул свою
соседку в щечку. Это помогло ей немного расслабиться, и она
тоже отблагодарила его тем же. Все это было от души, и эту
сцену приятно было наблюдать — все вели себя непринужденно
и просто.
О работе не говорили, как обычно в таких случаях, и свою
«дурь» никто не показывал: то есть пьянка с проявлением
эмоций и необузданности не получалась. Единственное: Витя
заставил всех посмеяться еще раз, рассказом о своем поведении
в АТБ, когда он, невзирая на должности, откровенно заявил
Карасеву о проявленной халатности инженерно-технического
состава при подготовке самолета к вылету и конкретно о воде в
кабине и кислородных масках, на что тот отреагировал как все
начальники заготовленной фразой: «Проверять надо!»
Я обратил внимание на Серегу. Он сидел на низком детском
стульчике, молчал, вращал головой и постоянно переводил
взгляд с одного рассказчика на другого.
(Продолжение следует)