Улица, на которой располагалась академия государственной службы, изобиловала всякими учреждениями и организациями, связанными с изобразительным искусством. Недалеко от общежития находилась детская художественная школа, куда я первым делом и наведался. И очень порадовался уровню детских рисунков, попадались на выставке серьёзные, я бы сказал - философские работы. Жаль, что в моём детстве такой школы рядом не было, жизнь могла пойти по другой колее. А мои детки изобразительным искусством не интересуются, хотя я с ними рисованием изредка балуюсь. У деток своя дорога будет по жизни.
По пути из общежития в академию прохожу мимо областного музея изобразительных искусств, хотя он и на другой стороне улицы, но я не ленюсь и частенько делаю крюк, чтобы посмотреть на афиши музея. Экспозиции там меняются не часто, за одну сессию увидишь не больше одной новой, но там бывают лекции и я надеюсь какую-нибудь посетить, если это будет во внеурочное время. От музея иду по этой же стороне улицы дальше, потому что там два магазина торгующих произведениями искусства. Я захожу туда редко, чтобы лишний раз не мозолить глаза продавцам — покупать всё-равно ничего не буду - и позволяю себе поковыряться в стопках картин на полу, особенно, если продавцы заняты, или полюбоваться скульптурами малых форм. В этих тесных полуподвальных помещениях можно увидеть картины в самых разных техниках, а это для меня очень познавательно.
А в парке Горького по выходным и праздникам тусовались местные художники, выставляя свои картины для продажи. В городе ещё не было своего Арбата, художникам позволяли появляться в парке рядом с главной улицей города. На этом самодеятельном вернисаже редко удавалось увидеть картины, которые могли меня задержать возле них дольше обычного, но в этом не было ничего нового. Что на Арбате художники продавали на потребу широких масс, что здесь, в Ростове. Зато, можно было задать вопрос по технике рисования, если рядом с картинами находился автор, и пообщаться с профессиональными художниками, живописно окружившими памятник Ленина своими полотнами. Мне показалось, что поза вождя, указывающего ладонью вниз на картины, получала в этом окружении осмысленность. «Искусство принадлежит народу!»
Захаживал я и на соседнюю улицу, где был магазин для художников. Глазел на всевозможные краски, инструменты и картины. Иногда там бывали небольшие выставки кого-нибудь из местных художников. В магазине вкусно пахло маслом и лаком, и народ-то его наполнял рисующий, разговаривающий на непривычном для меня языке, который я понимал, но говорить на нём стеснялся.
Ещё одно место, куда я регулярно захаживал по выходным, находилось около Публичной библиотеки. Книжный развал. Пир для души с привкусом разочарования — командировочный бюджет не позволял мне шиковать покупкой книг.
На первой сессии мне удалось сходить в филармонию на вечер классической музыки. Не могу сказать, что я такой уж большой любитель этого дела, но, для разнообразия деревенской жизни, решил послушать живой симфонический оркестр. Послушал, остался доволен, но больше туда уже не ходил. Хватило одного раза. А на другие выходные были свои планы, например, побывать в областном драмтеатре, который был построен в форме гусеничного трактора, но этого трактора я никак не мог увидеть, как ни старался. То ли после войны его восстановили не до конца, то ли я такого трактора никогда не видел. Скорее всего — у меня фантазии не хватало. Трактора-то я все видел, часть - в своём хуторе, остальные — в старых фильмах. Да Бог с ним, с трактором, в театр надо попасть.
Не знаю что за стих на меня напал, обычно стараюсь не обременять себя в культпоходах случайными людьми, а тут объявил группе, что иду в театр, ищу компаньона. Ко мне подлетела калмычка: «Можно я с вами пойду? Очень люблю театр!».
Ох, кто меня за язык тянул! Я на компаньона рассчитывал для безопасности ночного возврата в общагу.
Делать нечего, правда, предупредил, что иду на авось, билеты не гарантируются.
Второй раз пожалел, когда увидел калмычку в наряде для выхода в театр. Обычно она выглядела по чиновничьи строго и просто, а тут была в длинном платье с блёстками и боевым раскрасом лица, который моя деревенская сущность не принимала. Ну, может у них там в столице так принято, не тебе, деревне, городских судить.
Я вспомнил про встречу с двумя панками в Берлине: у обоих были яркие ирокезы и кольца в разных органах, на одном был собачий ошейник с шипами и крупной цепью, а другой держал эту цепь в руках. Как я тогда не превратился в соляной столб, не понимаю. А тут всего лишь — дама оделась и накрасилась для похода в театр. Да, в общаге это выглядит вызывающе, вон как студентки шарахаются в коридоре при виде нашей пары, а в театре — самое то. Успокоился. Тем более, что я её сначала узнал по уму, а теперь — по одёжке. Она умная.
Билеты удалось купить в малый зал на спектакль, где было всего два действующих лица — женщины. Мне это не понравилось, наверняка что-нибудь душещипательное, но отступать не хотелось, и дама меня поддержала.
Нас повели на верхний этаж по каким-то полутёмным захламлённым помещениям и узким крутым лестницам. Было такое впечатление, что я лезу под закрытым капотом огромного трактора по двигателю, того и гляди ногу сломаешь о какой-нибудь клапан или коромысло.
Зрительный зал оказался маленьким, стулья стояли вокруг крохотного пятачка сцены вплотную к декорациям, которые изображали жилую комнату. Меня это ещё больше насторожило. Немного успокоило то, что место моё было за тумбочкой, хоть какая-то гарантия, что актёры не вовлекут меня в действие.
Однако с началом спектакля я быстро забыл про эти театральные условности сцены, пьеса захватила меня, держала в напряжении и не отпускала до самого конца. Был момент, когда актриса упала на колени перед той самой тумбочкой, за которой я сидел, в дрожащих руках у неё была сигарета. У меня возникло желание предложить ей огоньку, хотя ни спичек, ни зажигалки у меня не было, но она глазами, полными слёз, смотрела сквозь меня, и я примёрз к стулу.
Ничуть не пожалел о том, что рискнул посмотреть эту психологическую драму, актрисы сумели пронять всех своей игрой. Зрители в задумчивой молчаливости спускались по опасному нутру этого театра-трактора на ночную улицу областного города. Мы с одногруппницей всю дорогу делились впечатлениями.
А учёба? Признаться, никаких особых откровений за время учёбы я не получил. Устройство государственной системы и управление я и так знал, никаких тайных знаний нам не давали. Пару раз удивился. Первый раз, когда преподаватель расхваливал западные методы кадровой работы с их горизонтальной ротацией руководителей и аттестациями работников.
Господи, этого добра и в ВВС хватало. Каждые четыре года проходила аттестация офицеров, а горизонтальная ротация командиров — ежегодно. В полку три эскадрильи, и в каждой эскадрилье периферийного полка разный уровень подготовки лётного состава. Первая — мастера, третья — молодёжная. Лётчики двигались по мере подготовки из третьей во вторую, а потом — в первую, а командиры звеньев по мере своих способностей тоже передвигались туда-сюда. Методисты оседали в третьей эскадрилье учить молодёжь, спокойные — во вторую, а холерики — в эскадрилье мастеров. Те, кто не справлялся с управлением звеном, получали должности не связанные с непосредственным управлением группой в полёте. Работала система. Не без недостатков, но свой, отечественный опыт, про который в гражданском ВУЗе не подозревают. Ну, и ладно. Я тоже не стану им про это рассказывать. Нынче нам Запад — образец!
Второй раз удивился, когда речь зашла о критериях оценки эффективности управления органов власти. Не было никаких критериев у чиновников. А вот в армии каждый этап подготовки оценивался баллом, за каждое упражнение лётчик получал оценку на основе нормативов. Командиры могли тебя не любить, но если ты стрельнул на «отлично», то никто тебе «двойку» не поставит. И тот же командир, когда ему надо будет блеснуть перед начальством выучкой, как бы он тебя не гнобил до этого, вспомнит про отличника и выставит его на показательную стрельбу. Потом опять продолжит гнобить. Не без недостатков система, но в ней больше объективности.
А удивился я тому, что наши чиновники в области захотели критерии своей работы заиметь. И сделали заказ в академию. Тут учёные мужи поднатужились и выдали на-гора документ. В областной администрации документ изучили. И он им не понравился. Так не понравился, что от академических трудов одно название осталось в том, что приняли депутаты. Академические разработчики обиделись крепко на чиновников, если не побоялись поделиться своей обидой с нами.
Жаль, конечно, что не было возможности сравнить первоисточник с итоговым документом. Да ну его, я и так понял, что чиновником легче работать без критериев эффективности. Для подчинённых главный критерий — преданность начальнику и чем она фанатичнее, тем лучше работник.
Зачёты и экзамены за первую сессию сдал успешно. Законспектировал массу материала по диплому, почти закончил в табличном редакторе настройку отчёта по своей мобработе. Домой!
А вот мой отъезд из Ростова оказался нехорошим. Меня обокрали на автовокзале. Понятное дело — сам виноват, ротозействовал в ожидании автобуса. Автобус уходил около полуночи. Предстояло долгое ожидание на автовокзале. Я слонялся по киоскам и в зале меня перехватила цыганка с детворой.
- Позолоти ручку, касатик, я тебе погадаю.
- Нечем мне золотить и гаданий не люблю.
- Ты женат и у тебя двое детей.
- Удивила! Кто же в моём возрасте холост? Угадала. Это я и без тебя знаю.
- Я не угадываю, а правду говорю, касатик, - цыганка схватила меня за руку и мельком глянула на ладонь, - а сейчас я скажу то, чего ты не знаешь…
- Не надо мне ничего говорить, - я пытался свободной рукой оттеснить от себя цыганских малят.
- Ты будешь три раза женат, - и она сделала какое-то движение рукой вокруг моей головы, на миг прислонившись ко мне.
-…
- Позолоти ручку.
- Я же сказал, что нет у меня денег, - отпрянул от душной цыганки.
- Ну, нет и нет, - согласилась цыганка и что-то сказала детворе по своему.
Детвора брызнула в разные стороны и исчезла, а цыганка неторопливо скрылась за киоском. Я огляделся по сторонам и встретился взглядом с лейтенантом милиции, который сразу с усмешкой отвернулся.
Через полчаса раздумий над диким гаданием цыганки я решил попить кофе и обнаружил пропажу всех наличных. Они лежали в потайном кармане пиджака. Меня словно кипятком облили: «Паспорт?»
Паспорт оказался на месте, в нём лежал и билет на автобус. Фу-у-у… Хорошо, что я держал документ и деньги в разных карманах. Остаток командировочных был небольшой, но лишним он не был. Обидно. Раззява! Надо было и деньги частями рассовать по карманам! Урок тебе, хорошо, что по дешёвке дали.
Я прошёлся по автовокзалу, но цыганской своры уже не обнаружил. Милиции тоже не было видно в зале. Поразмыслив, решил не ходить в опорный пункт МВД автовокзала. До отхода автобуса оставался час, билет есть, надо рвать из этого вороватого города. Чёрт с ними с деньгами! А вот как выбросить из головы то, что нагадала проклятая цыганка...
