На часах было раннее для меня — девять утра. Я встал и, едва держась на ногах, побрёл к двери. В неё били сильно и очень некстати. Я открыл её, даже не взглянув в глазок — лишь бы прекратили эту пытку. Моими утренними инквизиторами оказались как раз те, для кого пытки были свойственны — два полицейских; молодые парни в форме с кипой бумаг на брата.
-Мистер Грегори Шелдон Швиммер? - спросил парень с красной от ударов о дверь рукой.
-Да, - не без гордости ответил я, вспоминая свой вчерашний путь домой.
-Джексон роуд 62-57 — это ваша квартира? - с той же интонацией, что и прошлый офицер спросил второй парень.
Я немного выглянул из-за порога и указал полицейским на табличку сверху сломанного звонка. Там была цифра 57.
-Если вы уверены, что не ошиблись домом, то вы точно попали, куда нужно, - я говорил с ними ухмыляясь. Я вспомнил, что мне абсолютно нечего скрывать.
-Мы опрашиваем весь дом, всех здешних постоянных жителей. - снова заговорил первый офицер, - Вчера в подвале этого дома был найден труп молодой девушки. По результатам опознания, она — Стефани Хили, прожила в вашем доме девятнадцать лет. Жила здесь с самого рождения...
-И умерла здесь же, - добавил я, понимая, что парням, пусть даже и полицейским, для которых эта девушка была практически ровесницей, трудно было бы такое сказать. В девятнадцать лет люди часто совершают много всего, но не умирают — такая мысль касается единиц.
-И умерла... - подхватил второй, - Вы знали её? Можете что-то о ней рассказать? В квартире она жила одна, но может быть вы знаете её родственников...
Увы, я не знал об этой девушке абсолютно ничего. До вечернего сообщения в новостях я и понятия не имел о ком идёт речь. Но лицо на экране оказалось знакомым — я точно много раз её видел. Видел в компании разных парней, даже мужчин. Она многими вечерами проходила улыбаясь во все свои тридцать два зуба, каждый раз под руку с новым кавалером. В свои года она водила симпатичный белый «гольф», хорошо пахла и, по-моему, совершенно не работала. Корреспондент в ящике говорила:
«Вчера, после звонка обеспокоиных жильцов, к дому на улице Джексон роуд 62 прибыл наряд полиции. В подвале был обнаружен труп молодой девушки. Жители дома опознают погибшую, как Стефани Хили — девушку, жившую по соседству. Труп был найден сидящим на стуле со связанными за спинкой руками, обнажённым. По показаниям жильцов дома на Джексон роуд 62, девушку подозревали в занятии проституцией. В связи с происшествием заведено уголовное дело...».
Проституция? Конечно — много разных мужчин, безработная девушка, молодая, сексуальная. О чём ещё могли думать люди? Мне не приходило такое в голову, потому что Нэнси часто разговаривала с ней. Стефани действительно была красива и ухожена — это и привлекало мою дочь к ней. Как любой отец, я просто не мог допускать эту мысль. Тем не менее, я всё-таки постучался в дверь её комнаты. Она ничего не ответила. Из щели под дверью не сочился свет и она, наверное уже спала к тому моменту — я решил отложить свои вопросы на потом.
Рика ещё в полдень забрала к себе бабушка. Моя мама никогда не брала к себе внуков — её выворачивало наизнанку при любой мысли и о собственных детях. Поэтому все права на внуков взяла на себя моя тёща. Дженифер ненавидела меня куда меньше моей матери, но всё равно ненавидела и очень чопорно относилась ко всему, что было связано со мной. Кроме, конечно, Рика – своего любимца. Сперва, после смерти Анны, она хотела забрать его через суд.
В итоге, я остался наедине с собой. Взял из холодильника бутылку тёмного пива — моего любимого вечернего напитка — схватил со стола в кабинете ноутбук и улёгся на диван. У меня никогда не было привычки зашторивать окна, и поэтому в комнате всегда было немного светлее, чем в остальной квартире, где хозяйничела Нэнси. Я хотел немного поработать в неформальной атмосфере, лёжа. Так у меня никогда ничего не выходило, но всегда тянуло попробовать. Я лежал, тупо тыкая пальцем в по тачпаду. Издатель ждал книгу целиком уже через два месяца, я планировал дописать её ещё неделю назад и был к этому готов. Да в голове из-за общения Нэнси с этой девушкой всё немного переполошилось. Если Стефани и вправду была проституткой, то какие ещё идеи помимо макияжа она могла занести в её голову?
«Я нашла работу по себе, в музыкальном магазине», - сказала она вчера. У меня затрещала голова. Теперь после каждого слова «работа», произнесённого моей дочерью я буду представлять бедняжку Стефани. Бедняжку, которая могла испортить мою дочь.
Бутылка опустела быстрее обычного. Я не произнёс ни слова вслух, но во рту то и дело пересыхало. Курсор на мониторе мигал рядом с последней точкой двенадцатой главы. На ум ничего не шло, и я свернул редактор. Мне стало интересно, смогу ли я найти покойную Стефани Хили на каком-нибудь сайте интим-знакомств.
По запросу в нашем городе нашлись тысячи страниц. Выбрав первую я не надеялся на скорый результат, но, увы, бывшую соседку я узнал лишь слегка полистав вниз. Каталог был огромен — на любой вкус: рыжие, блондинки, худые, толстые, высокие, карлики, негритянки, азиатки... Но Стефани не пришлось даже искать. Она была кем-то вроде элитной индивидуалки — независимой, без крыши, но и без начальства. Все запрошенные ею сто пятьдесят в час шли прямиком в её карман. На её профиле были сотни комментариев — стадо довольных извращенцев. Страница изобиловала эротическими фотографиями. Я начинал чувствовать себя очень неловко, начинал возбуждаться. Рука с хлопком закрыла крышку ноутбука и оттолкнула его в дальний край дивана.
«Ты видел её ещё совсем маленькой, дурак. К тому же она умерла.», - носилось в моей голове кругами.
Пришлось подняться и пойти за новой бутылкой. Я наконец включил свет в кабинете, отнёс ноутбук на место. Потягивая пиво, я снова внутренне рассуждал о Стефани. Как такая молодая девушка могла вступить на кривую дорожку? Это неправильно. Мне хотелось отгородить Нэнси от грязной работы. Я даже решился всё-таки отправить её в музыкальный магазин, в который с момента её устройства стал бы заходить ежечасно.
Я представлял Стефани на стуле, со связанными руками, мятыми банкнотами в них. Её кучерявые волосы представлялись мне спутанными и потерявшими блеск, а её кожа — белой, как кожа окоченевшего трупа. Больше никакой улыбки в тридцать два зуба, больше никаких эмоций на её лице. Она сидит, склонив голову, на её глазах — засохшие слёзы, в её взгляде — пустота.