23 июня 1941 года. Ленинград. Второй день войны. В штабе командующего ВВС по военному округу раздается телефонный звонок.
ДЕЖУРНЫЙ ОФИЦЕР: Докладывает дежурный офицер. Александр Александрович! Над городом сбит немецкий бомбардировщик «Ю-88». Экипаж спустился на парашютах, взят в плен. Лётчики ранены, доставлены в госпиталь.
НОВИКОВ: Понял. Я хочу поговорить с ними лично.
Новиков быстро собрался и выехал на допрос. Он еще не представлял, какая беседа его ждёт.
НОВИКОВ: Все четверо гитлеровцев твердили одно: они, дескать, летели бомбить Англию, но потеряли ориентировку и потому оказались под Ленинградом. Нелепость подобного утверждения была очевидна, в нем было больше наглости, чем страха перед расплатой, и все же я осведомился, давно ли немецкие летчики в авиации? Опыт у всех оказался солидным: все участвовали в войне с Францией, не раз бомбили города Англии.
Александр Новиков задал несколько вопросов командиру фашистского экипажа, но «разговора по душам» не получилось.
НОВИКОВ: Я посмотрел ему прямо в глаза. Хотя бы мускул дрогнул на его молодом лице, только ледяное высокомерие. А его взгляд сказал мне больше, чем всё, что я до сих пор читал и знал о гитлеровцах. Передо мной был враг, не только отлично вооруженный и упоённый легкими победами на полях и в небе Западной Европы, но враг жестокий и беспощадный, физически и духовно подготовленный к большой войне. Он цинично дал понять, что прекрасно разбирается в происходящем. У немца были и чувства, и разум, но направлены они были только на разрушение.
Александр Новиков родился и вырос в бедной крестьянской семье. Окончил школу, затем учительскую семинарию, стал преподавателем. Какие там самолёты? Он о них и знать не знал.
НОВИКОВ: Профессия учителя нравилась мне, и я был доволен своей судьбой. Мысли о военной службе даже не приходили в голову, хотя, казалось бы, пример отца в какой-то мере должен был пробудить во мне если не интерес, то любопытство к армии. Мой батя дослужился до унтер-офицера и участвовал в русско-японской и первой мировой войнах. Но, как и большинство людей его сословия, он не любил рассказывать о прошлом. Пришлось мне всё познавать самому. В 1919-ом я получил мобилизационную повестку.
1944 год. Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
СТАЛИН: Скажите, товарищ Новиков, можно ли остановить танки авиацией?
На ответ было всего несколько секунд. Верховный Главнокомандующий не любил многословности и долгих рассуждений. «Да» или «нет».
НОВИКОВ: Обычно, когда он спрашивал вот так — в лоб, то ждал определенного ответа. При этом внимательно следил за человеком. Сталин был неплохим психологом, и скрыть от него в такой момент свое внутреннее состояние было нелегко. Не раз я испытывал это на себе. Иосиф Виссарионович отличался решительностью и быстротой в суждениях, не переносил нечёткости и неопределенности в мыслях. Того же требовал и от других. Но определенность в ответах Сталину, да еще в позитивном плане, ложилась тяжким грузом на плечи докладчика. В случае неудачи не могло быть и речи ни о каких смягчающих вину обстоятельствах. Раз-другой споткнулся, не сдержал слова — жди неизменной фразы: «Такого работника мне не нужно. Уберите его». И я ответил: «Да, авиацией можно остановить танки»
Сталину ответ понравился.
СТАЛИН: Очень хорошо. Спасибо. Порадовали. Тогда завтра же утром летите на фронт и примите меры, чтобы разгромить немецкие танки. А то, понимаешь, на весь мир растрезвонили, что окружили Корсунь-Шевченковскую группировку врага, а до сих пор разделаться с ней не можем. Свободны! Жму руку. Удачи!
И уже совсем скоро гитлеровские войска на Правобережной Украине были разгромлены, в том числе, благодаря отважным советским лётчикам. Немцы потеряли до тридцати тысяч отборных солдат и офицеров.
НОВИКОВ: Несколько позже, уже после ликвидации вражеского «котла», мне стало известно, что фашистское командование, уверенное в своих силах, намеревалось не только освободить окруженные дивизии, но и одновременно взять в «клещи» наши соединения. Замысел был смелый. Нетрудно представить, какой получился бы эффект, если бы они осуществили свой план. Но ничего у них не вышло.
Летом 1944-го года он, главный маршал авиации, встретился с американским послом в Москве Гарриманом.
ГАРРИМАН: Мистер Новиков,у меня для Вас хорошая новость! Правительство США собирается передать Советской России целое соединение самолётов «Боинг-29»
НОВИКОВ: Да уж, новость просто великолепная. А знаете, как эти бомбардировщики называют наши лётчики?
ГАРРИМАН: Интересно, и как же?
НОВИКОВ: «Летающие крепости».
ГАРРИМАН: Странно. А почему?
НОВИКОВ: Потому что эти машины действительно отлично защищены! Очень мощная броня!
Новиков прав. На тот момент тяжелый сухопутный бомбардировщик «B-29» считался лучшим в своём классе, лучшим в мире: скорость – 600 километров в час, грузоподъемность – 9 тонн. Такие самолеты очень бы пригодились на фронте. Но одно дело – пообещать на словах, и совсем другое – подписать официальные документы. Американцы неожиданно передумали и разъярённый Новиков срочно позвонил Сталину.
НОВИКОВ: В Вашингтоне вновь пошли на попятную! Ничего они нам не дадут!
К удивлению маршала, Верховный Главнокомандующий совершенно спокойно отнёсся к такому известию. Сами справимся.
Новиков встретил войну в должности командующего ВВС Ленинградского военного округа. Именно ему принадлежало одно из важнейших решений для обороны города:
НОВИКОВ: Нужно не ждать врага, а первым наносить удары по его силам и, прежде всего, по вражеским аэродромам.
Получив согласие Ставки, Новиков начал готовить авиацию к бомбардировке территории Финляндии. Для этой цели ему выделили 540 самолётов из состава ВВС Северного фронта, Балтийского и Северного флотов. Всего за шесть суток с 25 по 30 июня 1941-го наши пилоты совершили 39 налётов на вражеские объекты: железнодорожные узлы, тыловые базы, районы сосредоточения немецких войск. В результате противник вынужден был оттянуть свою авиацию на самые дальние аэродромы и временно прекратить воздушные атаки Ленинграда.
В начале ноября 41-го года немецкие лётчики начали сбрасывать на Ленинград особые листовки, в которых угрожали по-своему «отметить» годовщину Октябрьской революции.
«Шестого и седьмого числа будем бомбить, а восьмого будете хоронить».
К тому времени фашисты отказались от дневных налётов, слишком большие потери. Перешли на ночные бомбардировки. Сначала два-три самолёта сбрасывали на город зажигательные бомбы: их пытались раскидать по всем районам, чтобы создать яркие ориентиры. И только потом в небо поднимались ударные авиагруппы. Они следовали через равные интервалы, одна за другой, в течение нескольких часов. Под один такой налёт попал и командующий ВВС Ленинградского военного округа Александр Новиков.
НОВИКОВ: Весь район Петропавловской крепости и Летнего сада полыхал зловещими зарницами. В воздухе висели, заливая улицы неприятным бело-матовым светом, осветительные бомбы. Они медленно спускались на маленьких парашютах. На сердце было тяжко как никогда. Я не злой человек, но тогда впервые почувствовал неодолимое, жгучее желание дать цивильным немцам испытать на собственной шкуре весь ужас таких варварских бомбежек.
На следующий день его вызвали в Смольный.
НОВИКОВ: Я не исключаю, что эти листовки – всего лишь очередной блеф или игра на нервах, товарищ Жданов!
ЖДАНОВ: А если реальность? Учтите, Александр Александрович, что это будет необычный день! Тут в игру вступает большая политика.
Именно Новикову было поручено предотвратить вражеские налёты в день годовщины Октябрьской революции. Достичь этого можно было только одним способом – установить место сосредоточения фашистских бомбардировщиков и внезапным ударом уничтожить их на земле, или хотя бы нанести врагу такой урон, оправиться от которого быстро он бы не смог. В небо поднялись наши самолёты-разведчики, и совсем скоро было установлено основное направление главного удара: Гатчина – Сиверская.
НОВИКОВ: Через несколько часов в моих руках уже были снимки воздушных ударов по немецким аэродромам. В Сиверской мы уничтожили 53 вражеских бомбардировщика, в Гатчине — 13.
Замысел гитлеровцев был сорван. Вечером Новиков поехал в Смольный к Жданову. Доклад военных его успокоил.
ЖДАНОВ: Надеюсь, Александр Александрович, что в праздники небо над Ленинградом будет тихое. Передайте летчикам наше общее большое спасибо — и от командования фронта, и от населения. Свободны. Ах, да... постойте. С Днём рождения Вас!
НОВИКОВ: Меня? А разве оно сегодня?
ЖДАНОВ: Сегодня, дорогой мой товарищ, сегодня! Шестого ноября!
Ещё за два года до начала Великой Отечественной немецкие самолёты более ста пятидесяти раз нарушали воздушное пространство Советского Союза. Но об этом знали единицы, всю информацию засекретили. И даже он, Александр Новиков, главный маршал авиации, ознакомился с подобными документами только после Победы.
НОВИКОВ: Оказалось, что воздушную разведку фашисты начали вести ещё с конца 1939-го года. Гитлеровцы составили специальное фотодосье на многие аэродромы, важнейшие военно-промышленные и транспортные объекты наших западных областей, в том числе Киева, Одесского и Севастопольского портов, Днепропетровска, Харькова, Макеевки, Мариуполя, мосты через Днепр, Днестр и Дон. Мы об этом ничего не знали. Нам даже не сообщили.
И всё же кое-какая важная информация до лётчиков доходила. Накануне войны ею поделился начальник разведывательного отдела штаба Ленинградского округа Петр Евстигнеев. Он лично пришёл к Новикову в кабинет.
ЕВСТИГНЕЕВ: Здравия желаю, Александр Александрович! А я к тебе по делу.
НОВИКОВ: Проходи, садись. Что там у тебя?
ЕВСТИГНЕЕВ: Тут вот какая петрушка. Смотри. Немецкие пароходы внезапно прекратили разгрузку и погрузку в Ленинградском порту и поспешно уходят в море, а в германском консульстве по ночам жгут много бумаги. Как тебе новости?
НОВИКОВ: Интересно, чего это они? Бегут, значит, крысы с корабля?
ЕВСТИГНЕЕВ: Ежели такие аккуратисты уничтожают документы, не жди невинного дипломатического пикника с пивом и сосисками. Будет война.
После взятия Берлина Александр Новиков воспитал несколько поколений молодых и талантливых лётчиков Гражданского воздушного флота. Много преподавал. Именно тогда он узнал то, что безуспешно пытался выяснить несколько лет.
НОВИКОВ: Я лично ознакомился с документами. Так вот. Шпионским полётам немецких летчиков в 39-ом году способствовал не кто иной, как Берия, возглавлявший в то время Наркомат внутренних дел, на который была возложена борьба и с иностранной разведкой. Именно он запретил пограничным войскам стрелять по фашистским самолетам, нарушавшим нашу границу, и того же добивался от частей Красной Армии и кораблей Военно-Морского Флота.
Слушайте программу «Маршалами не рождаются» на Радио ЗВЕЗДА