«Умышлял на Цареубийство; умышлял на лишение свободы, на изгнание и истребление Императорской Фамилии и приуготовлял к тому средства».
Казнь началась в полночь. Только накануне пятеро предводителей декабрьского восстания узнали свой приговор. А спустя несколько часов он был приведён в исполнение. Кондратия Рылеева, Павла Пестеля, Сергея Муравьёва-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина и Петра Каховского повесили «с должной тишиной и порядком».
Казнь гражданская и казнь на виселице
12 июля 1826 года судьи в Комендантском доме Петропавловской крепости внимательно рассматривали через лорнеты приговорённых к разным наказаниям декабристов. А те, не подозревая о своей участи, как дети радовались. Так как впервые за долгое время наконец-то смогли свидеться вместе.
В ночь на 13 июля приговоры начали приводить в исполнение. Из казематов Петропавловской крепости выводили осуждённых. 120 человек отправили на площадь перед Монетным двором. Им предстояло пережить унизительную процедуру лишения званий и титулов.
Тем временем пятерых, приговорённых к казни, отдельно провели из крепости к площадке у кронверка. Там для них уже готовился эшафот.
Казнённые декабристы. (Wikimedia Commons)
Повешение не часто практиковалось в предшествующие годы и потому эшафот собирали не очень ловко. Когда осуждённых уже привели на место казни, виселицу ещё только доделывали. Декабристы присели на траву, о чём-то переговаривались. Квартальный надзиратель, присутствовавший при этой сцене, позже вспоминал: «Они были совершенно спокойны, но только очень сёрьезны, точно как обдумывали какое-нибудь важное дело».
К приговорённым подошёл священник. Рылеев взял его руку и приложил к своей груди: «Вы слышите, как оно спокойно бьётся?»
Устройство эшафота затягивалось. И смертников по одному развели в помещения кронверка.
Палачи не привыкли вешать
Когда наконец всё было готово, пятерых заговорщиков вывели на место казни. Полицмейстер Матвей Чихачёв зачитал постановление Верховного суда. Документ заканчивался словами «…за такие злодеяния повесить». По предложению Рылеева, приговорённые в последний раз помолились, встав на колени. Затем все пятеро стали подниматься на эшафот. Только Каховский плакал, обняв священника. Да так крепко, что его руки с трудом расцепили.
На деревянном помосте орудовали два палача. Один надевал декабристам верёвки на шею, второй, шедший следом, белые колпаки. Пятеро смертников были одеты в белые саваны. Их ноги сковывали кандалы. На груди у каждого висела табличка, сделанная из чёрной кожи. На ней значилось имя преступника.
Монумент на месте казни декабристов. (Wikimedia Commons)
«Экзекуция кончилась с должной тишиной и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного», — сообщил 13 июля генерал-губернатор Павел Голенищев-Кутузов императору. Но был вынужден добавить: «По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое сорвались. Но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть».
У Рылеева при падении сбился колпак, оказалась рассечена бровь. Бестужев-Рюмин и вовсе потерял сознание. Вторично на эшафот его поднимали палачи. Голенищев-Кутузов после первой неудачной попытки экзекуции кричал: «Вешать, вешать их скорее!» Присутствовавший при исполнении приговора шеф жандармов граф Александр Бенкендорф, по свидетельствам очевидцев, в этот момент приник к шее своей лошади и до конца казни голову больше не поднимал.
Когда всё было кончено, уже начинало светать. Город просыпался. Вывозить трупы на глазах у обывателей не стали. Их оставили до темноты и похоронили на следующий день — 14 июля.
Бескровно, но позорно
Изначально пятерых главных заговорщиков Рылеева, Пестеля, Муравьёва-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского предполагалось четвертовать. Но 10 июля 1826 года Николай I смягчил приговоры почти всем арестантам. Смертную казнь 31 мятежнику заменили каторгой. А пятерых предводителей, которых царь всё равно решил казнить, по монаршей «милости» вместо четвертования было велено повесить.
Официально император отдал на откуп судьям решение о мере наказания. Неофициально же председатель Государственного совета князь Пётр Лопухин получил письмо от члена следственной комиссии генерала Ивана Дибича, в котором тот писал: «Его Величество никак не соизволяет не токмо на четвертование, яко казнь мучительную, но и на расстреляние, как на казнь одним воинским преступлениям свойственную, ни даже на простое отсечение головы, и, словом, ни на какую смертную казнь, с пролитием крови сопряжённую». Иными словами, император не оставил выбора судьям. Во-первых, казнить, во-вторых, через повешение. Такое умерщвление было оскорбительным для высшего сословия.
