Опыт личностной рефлексии.
Вторая часть эссе о жизненных путях классической философии и классического человека затронет уже философские системы прикладного характера. Если доксы, представленные в первой части, старались описать весь, доступный уму и чувству, мир целиком - как его духовную сущность, так и физическую - то в этой части будут затронуты философские системы, полностью нацеленные на мир физический - материалистические системы. Дух же теперь считается производным от материального и ограничен областью психологии.
Что касается человека, то и его в этой части, я предполагаю полностью преданного материальному. Начиная с моего поколения (а только его я и могу анализировать с меньшим числом отклонений), начавшего свой жизненный путь ещё в позднесоветские времена, в сознании составляющих его людей, понятия Бог и религия занимают в сознании абсолютно не видное место.
Да, мы застали, возродившуюся было, моду на религию. Кто-то был крещён, и на этом приобщение к Богу и закончилось; я знал человека, начавшего осваивать кришнаизм; я знал людей, ставшими адептами «свидетелей Иеговы», но всё это продолжалось только одно «чумное» десятилетие: с 1991-го по 2001-й. Совсем немного. После того как экономическая ситуация в стране стала улучшаться, религия, большинством россиян, была оставлена. Возобладала установка на труд и хороший заработок, то есть, опять же, - материалистическая установка.
Да и не могло быть по другому. Люди, получившее советское атеистическое воспитание и образование, и не могли, в довольно короткий период времени, воспитать в себе привычку религиозного видения мира. Вся их вера в Бога была временной попыткой найти духовное основание своего просевшего существования. Возможно, что они искренне и пытались найти эту веру, но как только появилась более понятная альтернатива зыбкой метафизике, они сразу отдали своё предпочтение этой альтернативе.
Насколько я помню, трудовая направленность жизни стала приобретать популярность со второй половины 90-х годов прошедшего века, и к середине 2000-х достигла своего апогея. После этого в обществе стало нарастать недовольство духовной незавершённостью бытия. По моему мнению, одним из способов как-то сформулировать смысл этого недовольства, было неприятие существующей власти. Хотя именно российская власть, в начале 2000-х, нашла способ оживить народные массы и направить их в русло созидательной деятельности.
Труд теперь понимался не как всеобщее благо, служащее позитивному преобразованию как мира, так и самого трудящегося, а явился средством приобретения вполне конкретных материальных вещей. То есть, вполне знакомые, по советским временам, призывы к труду были дополнены нехитрыми ориентирами потребительства: работай, чтобы покупать вещи.
Если марксизм расстраивал неясностью своих призывов: свободный труд сам по себе награда; преобразование окружающего мира из царства необходимости в царство свободы (объясни подобный афоризм обыкновенному труженику!); и — что особенно бесило трудящихся — сегодняшний труд ради счастья будущих поколений, то современные мотивации были, для большинства вменяемого народа, абсолютно ясными и понятными.
По мере же утоления потребительской жажды возникало, я выше это отмечал, ощущение неполноты бытия. Сначала это проявилось в виде недовольства существующей властью, представляемой как коррупционное болото. К хорошему привыкают быстро и люди просто не замечали разительных позитивных перемен в своём благосостоянии. Находящийся в летаргическом сне дух стал пробуждаться. Возникла необходимость хоть в какой-нибудь метафизике существования.
Сейчас данная потребность канализируется властью в область патриотизма и православия, при снятии (в философском смысле) чисто потребительского базиса.
Сделаю предварительный вывод, резюмирующий историческое проявление двух материалистических, почти философских концепций: капитализма (с обязательным либерализмом) и коммунизмом (с диктатурой пролетариата, или того, кто его представляет). Почему эти концепции я называю «почти философские»? - потому, что обе они затрагивают только социальную сферу бытия, сердцевиной которой было производство. Редуцируя данный вывод, я предполагаю, что направленность человеческого внимания на производство, возбуждает другую человеческую страсть — потребление.
Таким образом Сартр, помянутый мной в конце предыдущей части, был прав со своей материалистической онтологией: человек ощущает своё бытийствование только производя и приобретая вещи. Значит и коммунизм и либерализм (он же капитализм) направлен на один результат: на связку производство-потребление.
Если проследить развитие внедрения коммунистической идеи в России, она хорошо соотносится с этой связкой.
С начала 20-х годов 20-го века в СССР началось развитие производства, особо ярко проявившееся в грандиозной индустриализации. С середины же 50-х, со смерти Сталина, основной программной целью КПСС становится улучшение благосостояния трудящихся, что можно уже отнести к пестованию потребления. К 80-м годам потребление становится всё более доминирующим императивом, как у власть имущих, так и у простого советского народа. В конце концов оно стало превалировать до такой степени, что ему в угоду стало третироваться более хлопотное производство. Причём тенденция эта стала присуща всему развитому миру, прошедшему период индустриализации: производство стало переноситься в слаборазвитые страны. В России же его стали просто ликвидировать.
Ещё один аспект марксистского призыва к человечеству — апелляция к пролетариату - также не выдержала испытание временем. Вера в лучшие духовные качества человека труда, по сравнению с буржуа, себя не оправдала. Это были отсылки к феербаховской философии, - последнее хорошее, что Маркс вынес из романтической эпохи начала XIX века.
Предполагалось, что пролетариат, освобождённый от непосильного, отчуждённого труда, сразу кинется творчески преобразовывать природу и обогащать мировую культуру. Это оказалось верно отчасти, и на очень непродолжительное время.
Ограниченный восемью часами, рабочий день побуждал большинство пролетариата лишь к увеличению времени «расслабона» и ничегонеделания (такое печальное положение дел отображено в многочисленных советских кинофильмах, и материалистического рецепта лечения этой пролетарской болезни марксизм-ленинизм так и не предложил).
Дома культуры, заботливо построенные пролетарским государством для духовно пробудившегося пролетариата, стоят заброшенными или заняты под, так отвергаемые Марксом, церкви.
А что стало действительными очагами культуры? Торгово-развлекательные центры — вот современные очаги, где человек не столько творит, сколько потребляет массовую и нехитрую культуру, - культуру потребления.
Выходит, что Сартр опять прав со своей безбожной онтологией: человек ощущает жизнь только как вещь и через вещи.
Столь пространное вступление было сделано мною, чтобы ещё раз подчеркнуть прогрессирующее мельчание классической философии. Но если в первой части философские системы ещё пытались хоть как-то, избегая метафизической основы, охватить мир полностью; построить модель чисто материалистического бытия, то философские учения представленные в этой части, совершенно не будут затрагивать такие обширные области, как бытие в целом.
Ещё раз обращусь к марксизму, являющемуся чисто социальным учением и делающий акцент, в основном, на сфере производства. Это означает, что марксизм не может претендовать на статус универсального философского учения (диалектического материализма): не всё, что есть в человеке человеческого производится, даже если это производство — общественное.
Приснопамятный Жан Поль Сартр производя имманентное (изнутри) исследование марксизма (и, заодно, гегелевского учения), и пытаясь расширить «человеческое» измерение марксизма, неожиданно для себя обнаружил, что марксистский принцип практики не вытекает из принципов материализма, а принципы материализма — из принципа практики.
Кроме того, Гегель и Маркс абсолютизировали только сущее. Однако Мартин Хайдеггер, известный философ XX века, анализируя фундаментальные основания человеческого существования, обнаружил, что оно заключает в себе два несводимых друг к другу рода существующего:
- овременённого (бытие), тождественной с природой чувств, человеческой личности, интуиции, искусства;
- опространственного (сущее), тождественного с природой мышления, науки, техники.
«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Данная прометеевская фраза, сказанная в 1845-м году молодым гегельянцем Карлом Марксом, подразумевала, видимо, что мир вполне описан гегелевской философией, иначе как же изменять мир, абсолютно не представляя как он устроен?
Если на Западе уже к середине XX века стала ясна ошибочность марксизма, то в СССР продолжали вдохновляться практическими победами реализуемого коммунизма: грандиозная индустриализация, выигранная мировая война, послевоенное восстановление и начало покорения космоса; тем неожиданней и странней был крах коммунистического проекта именно тогда, когда, казалось, он достиг пика своего развития.
Итак, историческая практика построения коммунизма имела негативные результаты, а практика, как утверждал марксизм, - критерий истины.
Но обратимся к философской работе Е.Ю. Куликова «Начала философии послеистории». Следующим этапом в его описании современной философии явился раздел:
«Интерес».
Куликов характеризует его человеческим примером: теперь у пенсионера новые интересы — дача и домино во дворе. То есть философия, перестав быть универсальным объяснительным инструментом, превращается в нечто, имеющее прикладной или игровой интерес.
Первым примером такого «интереса» у Куликова стоит неомарксизм. Тут всё также продолжаются попытки обоснования и реконструкции марксистского тезиса о том, что все корни человеческой экзистенции восходят к формированию, организации, осуществлению и последствиям труда.
Первой персоной, представляющее данное направление, Куликов представляет Дьёрдя Лукача (1885-1971гг).
Для него непосредственной онтологической основой всякой человеческой (общественной), практики является (sic!) её идеальный момент — модель целеполагающей установки человека на изменение действительности.
Вторым неомарксистом, в работе Куликова, идёт Эрих Фромм(1900-1980гг.).
Он трактует обладание и бытие (самореализация), как два главных способа жизнедеятельности людей. От того какой из них будет выбран, зависит — ни много, ни мало — существование человечества. Маркс, по Фромму, первый научно доказал дегуманизирущую природу природу обладания (вещевой фетишизм), но оказался непонятым. Фромм, казалось, нашёл прекрасный инструмент спасения человечества, но, несмотря на его апелляции к психоанализу Фрейда, так и не выработал чётких рецептов реализации счастливого человеческого бытийствования.
Третьим знаменательным неомарксистом Куликов представляет Юргена Хабермаса.
Данный философ пытался преодолеть ограниченность марксового, позитивистского и герменевтического подходов, рассматривая человеческую жизнь как социальное действие, объединяющее язык, труд и доминирование. Надо сказать, что данный философ (на момент, когда я пишу эти строки, Юрген Хабермас, родившийся в 1929-м году, ещё жив и активен) собственной жизнью как бы показывает верность своей доксы. Но вот основную задачу своей жизни - создание модели постметафизического мира — он всё же не выполнил.
Весьма примечательна напористость сторонников марксизма. Чем более несостоятельной становилась его теоретическая часть, тем более упорно они пытались его внедрять в практике жизни. Даже имея перед глазами довольно неудовлетворительный опыт практического внедрения марксизма в отдельно взятой стране (СССР), они всё так же пытались найти в учении Маркса что-то ранее пропущенное или неверно истолкованное, - рецепт коммунистической удачливости, который позволил бы совершить моментальный прыжок в царство свободы.
Почему же мне кажется, что русский коммунизм не удался? Потому, что не был выполнен основной постулат марксизма: ликвидация отчуждения трудящегося от результатов своего труда. Тотальный товарный дефицит в Советском союзе делал этот факт просто вопиющим.
Может западным неомарксистам была присуща, доставшаяся в наследство от Маркса, русофобия? И они считали Россию варварской страной, способной загубить любую блистательную идею? А уж на просвещённом Западе он удастся тотально и счастливо?
Но шло время. Их призыв к западной цивилизации приступить к изменению был услышан, и практика его реализации была ещё горше чем в России. И дело было в отсутствии того, кто должен был осуществлять прорыв в царство свободы, ибо западный пролетариат, имевший жирную потребительскую синицу в руках, вовсе не хотел бороться ради предлагаемого, в виде обещания, эфемерного журавля свободы в небе. Да и какой свободы стоило желать в мире легко реализуемых материальных желаний?
Неомарксисты никак не хотели замечать тот факт, что рабочие запада стали обыкновенными мещанами. Они, - эти новомарксистские борцы за счастье пролетариата, вообще старательно не принимали очевидность. Очевидность у них подменяла марксистская теория, и если очевидность всеми фибрами сигнализировала об их слепоте, то тем хуже было для очевидности. Применительно к неомарксистам стоило бы вспомнить афоризм Марка Твена: - «когда мы утратили цель, мы стали грести в три раза сильнее».
Тут несколько слов о самой цели пролетарской революции. Каким должен был стать изменённый пролетарской революцией мир? То, что это должен был быть мир свободы — это понятно. Понятно и свободы от чего — от насилия и принуждения. Понятно и свободы для чего — для дальнейшего прогресса человеческой цивилизации. Но имеет ли предел такой прогресс?
В своих эссе, посвящённых повести-сказке Гум-Гам, я попытался доказать, что Е.С. Велтистов, в этом произведении, как раз и показал предел развития коммунистического общества (да и технократического тоже).
Цивилизация застывшая в исторически-временном нечто, и позабывшая о духовных стремлениях предков, а их потомки - носители цивилизации — превратились в вечно играющих детей. Мир вечного, но бестолкового счастья.
Советские писатели-фантасты прилагали всё своё воображение и ум, пытаясь представить каким он будет — коммунистический мир будущего? И порой они создавали очень притягательные его модели. Но если воображением продолжать их развивать во времени, то всё опять упирается в утопию Велтистова: расслабляющий мир комфорта, безделье, бессмысленность.
Итак, западный пролетариат, достигший к середине XX века материального уровня мелких буржуа середины XIX века, поднять на революцию не получалось. Тогда за дело пролетариата взялись их дети — студенты, возомнившие, что отсутствие гигиены, грязное сожительство, свальный грех и наркотики - это и есть то самое, напророченное Марксом, царство свободы. Никогда не знавшие настоящей нужды и измождающего труда, они вдруг начали мнить себя классом-гегемоном. Вот только их не хватило не только на захват вокзалов, банков и телеграфа, но и на героическую борьбу на баррикадах. Беглые потасовки с полицией и битьё витрин — вот и всё, на что хватило их стремления изменить мир.
Говорят, что в американской университетской среде сейчас моден троцкизм и маоизм, что марксизм продолжает привлекать западных интеллектуалов, но всё это к классическому марксизму имеет довольно отдалённое отношение. Сейчас даже не понятно, кого считать пролетариатом, в его классическом, марксистском смысле. Ну а кучу, сидящих на пособиях, бездельников лишь с большой натяжкой можно отнести к люмпен-пролетариату. Но они, согласно манифесту Маркса, истории не делают.
Тут же, пока не затрагивая человеческий аспект старения в данном разделе, я хочу коснуться и такого философского направления, как прагматизм.
Если отбросить классовую основу, то, по преобразующему отношению к бытию, это направление очень похоже на марксизм. Основным в прагматизме было «человеческое действие», но человек, производящий это действие был уже не общественным как в марксизме, а отдельно стоящим существом: человеком-индивидуалистом. Мерилом правильности своих взглядов, прагматизм видел в полезности тех или иных действий. Если говорить более грубо, то прагматизм предлагал просто заняться непосредственно делом и сведения о мире составлять в соответствии с позитивным опытом своих действий. В свою очередь и эти сведения использовать также в парадигме полезности. Всякие метафизические знания, естественно, должны быть отброшены. Даже веру в Бога предполагалось использовать для успешности конкретных действий: если вера в Господа и молитва помогают тебе заработать миллион долларов, то такая вера очень полезна.
Философия прагматизма — чисто американское учение, хотя и нашло своих последователей в других странах.
Е.Ю. Куликов пишет, что и в советской философии, также пытались развить свою версию прагматизма - «деятельностное» направление. Я пока не нашёл какое-либо упоминание о таких попытках, но Куликов указывает о бесперспективности этого направления, ибо он предполагал отход от определения человека как общественно-полезной единицы, а, следовательно, и от коммунистической парадигмы.
Дословно перепишу смысл учения основоположника прагматизма Чарльза Сандерса Пирса (1839-1914гг.), так, как его представил в своей работе Куликов.
Человек, который вынужден действовать в этом мире, вырабатывает, с одной стороны, различные типы действия и привычки (готовность действовать), а, с другой, - понятия вещей (то есть их чувственных последствий). Будучи осознанными, эти привычки образуют верования. Общезначимо-принудительные верования мы называем истиной.
Сразу необходимо отметить, что и марксизм, и прагматизм помогают сообществу людей довольно долго противостоять негативной экзистенции. Но, необходимо также заметить и то, что негативный экзистенциализм, рано или поздно, всё равно одержит верх.
Я, например, считаю, что попытка с лёту вскочить в коммунизм, был, для российской людской общности, не самым лучшим, но самым простым способом избежать разлагающего декаданса российского общества конца XIX, начала XX века, угнетающего перехода от романтизма к эпохе модерна. Результат — творческие исторические акты, проявившиеся в обращении революционеров к сознательности масс и, при невозможности сразу реализовать коммунизм, строительство социалистического государства.
То же самое касается и стран Западной Европы. Первоначально она пыталась спастись от декаданса созданием фашистских режимов, но, в результате разрушительной и катастрофической попытки реализации этой идеи, Европа приняла, мягко навязываемый, американский прагматизм. Началось построение государств всеобщего благоденствия, то есть того же социализма, но не обременённого вселенской задачей перевоспитания человеков.
Мерилом состоятельности этих двух систем социализма, стало количество вещей на душу населения. Социализм русского образца по этому показателю явно проигрывал. А так как он, как и его западноевропейский собрат имел базисом материализм, то, странная марксистская метафизика (исторический, диалектический материализм) была отброшена, и был принят всё тот же прагматизм. Вместо, излучающего жизненный оптимизм, культурно-нравственного строителя коммунизма, социализм, под занавес, вывел на свет типаж «нового русского» - простого как топор, материалистичного до мозга костей, и не обременённого морально-нравственной ерундой.
Сейчас весь мир привержен одной единственной парадигме — идее потребительского общества и либерализма. Есть единичные примеры попыток противостоять данному мировому тренду, вроде КНДР и Кубы, но они имеют нулевую привлекательность для мировой общественности, и их можно не принимать в расчёт.
Что касается классического человека, то хочется отметить, что Е.Ю. Куликов не зря помянул дачу в краткой характеристике этого этапа. Весьма примечательно, что именно зрелый, начинающий жить к смерти, человек проявляет тягу к простому физическому труду. Приобретается дача, на которой новоиспечённый аграрий начинает удовлетворять свою тягу к непосредственному преобразованию окружающего мира. Как ни странно, человек, работая на даче, одновременно отдыхает. Не это ли яркий пример неотчуждённого труда, отмеченного марксистами? Вот только пример этот в пользу предпринимательства.
Пытаясь открыть аналогии с проявлениями стареющей философии, я обращаюсь именно к этому примеру, как к наиболее распространённому. То, что в молодости отбрасывается как скучное и устаревшее, в зрелости приобретает порой решающее значение, и молодые люди с изумлением наблюдают странную тягу своих родителей к маханию тяпкой и организации компоста на, вдруг приобретённых, дачах. Человек, ведший ранее довольно ленную жизнь - пиво, телевизор, общение с друзьями после работы и рыбалка на выходных - становится фанатом садово-огородного труда.
Действительно, добровольный физический труд оказывает благотворное влияние на здоровье зрелого человека, - как физическое, так и душевное. Но если человек живёт только одним трудом, то хочется отметить значительное сужение его области жизни: работа — умственная или физическая - для заработка, и, как способ задавить скуку, приложение сил на дачах. Ещё может быть бездумный просмотр телевизора, или, как дань техническому прогрессу, общение в социальных сетях. И всё. Всякая праздность этими зрелыми трудоголиками порицается, будь то общение с книгой, или бездеятельная мечтательность, созерцательное оцепенение, или буйное, радостное веселье.
Встречаются случаи, когда такие фанаты физического труда, навязывают детям свои пристрастия, чем напрочь отбивают у них спокойное отношение к работе.
Я здесь рассматриваю именно данный, подмеченный мною, феномен в жизни стареющего человека, - его обострившуюся тягу к физическому труду, и ни сколько не затрагиваю труд как таковой, вместе с его отрицательными и положительными сторонами.
Я выскажу своё предположение: а не является ли установка на труд общим признаком именно поздних культур? Культур, уже переваливших за свой предел восхождения, и начинающее своё безудержное нисхождение к закату. И такая установка является именно превалирующей (а порой и единственной), потому что индивиды, составляющие эти культуры, ощущают, всё более расширяющуюся неполноту бытия. Саму культуру замещает бездушный, цивилизационный (встану на позицию Шпенглера) бюрократический механизм.
И исторический опыт человечества свидетельствует об относительной правильности моего предположения.
Для меня такими примерами является Древний Египет времён строительства пирамид и Китай во времена строительства Великой стены. После мощного трудового подъёма, оставившего величайшие исторические памятники, эти государства загадочно впали в депрессию и хаос.
Ну а в новой истории такие примеры я угадываю в протестантизме, с его трудовой этикой, и в марксизме, где труд почти обожествляется.
Но если труд - это очередной способ культуры продлить свою молодость, то, интересно знать, каковы же результаты? Удался ли этот способ? Для всех очевидно, что нет. Зато данное приложение сил оставляет грядущим поколениям величайшие памятники материальной культуры. Очень похоже на зрелого человека, потратившего последние годы своей жизни на строительство дома для своих детей и внуков.
Я закругляю такую обширно-современную тему как марксизм (но продолжаю оставаться в разделе «интерес»), и перехожу к тем направлениям философии, которые направлены не на физическую деятельность человечества, а на его умственные проявления. Или, пользуясь метафорой Е.Ю. Куликова, от «от дачи» перейду к «домино».
А «домином» у Куликова являются такие обширные философские разделы как: позитивизм, логический позитивизм, аналитическая философия, постпозитивизм.
Данные разделы, в своём большинстве, являются «служанками» науки: они строго научно ориентированы. Все они довольно увлекательны для человеческого ума, и помогают человеку ощущать свою значимость в постметафизическом мире, но абсолютно не удовлетворяют человека в плане мировоззренческой полноты. Сама позитивистская философия хочет быть именно специфическим разделом науки, призванного обеспечивать её идеологические основания и особый статус в человеческом обществе и человеческом сознании. Гигантское количество людей, считающих себя интеллектуалами, составляют внушительную долю в населении планеты. Все они занимаются научной (и околонаучной) игрой в домино.
Я тут сделаю отсылку к великолепному роману Германа Гессе «Игра в бисер», где показана внутренняя жизнь такого интеллектуального сообщества. В нём без труда узнаётся именно научное сообщество.
Итак, позитивизм. Основоположник — Огюст Конт (1798-1858гг.). Примечательно то, что данный персонаж начинал проторять свою философскую стезю, будучи учеником и соратником утописта Сен-Симона. Однако в своей философии он чётко определил уход от сентиментальной и религиозной составляющей учения Сен-Симона и сконцентрировался исключительно на её научной составляющей.
Именно отказ от «метафизики» (старой философии) и является альфой и омегой позитивизма. Старая, замешанная на «метафизике» философия должна быть отброшена.
Если брать нас — простых образованных людей, то, как я уже отмечал выше, мировоззрение наше именно позитивистское. Философская метафизика нам чужда; мы стесняемся религиозного мировоззрения, хотя и наш - каким мы его считаем — научный взгляд на мир полон разного рода диких суеверий и условностей.
Причиной этого является, получаемое каждым из нас, позитивистское образование, которое мы хоть и часто ругаем за его предметную избыточность (зачем обывателю высшая математика?), но, при этом, полностью ему доверяем.
Мы уважаем физику, хотя и не помним многих её законов; мы уважаем математику, хотя бежим её - даже самых простеньких - вычислительных комбинаций (формул); мы уважаем химию, но кто из нас точно знает, что характеризует число Авогадро или валентность?
А философия? Есть в образовательной системе и часы изучения данного предмета, но спросите любого студента — как он относится к философии? Серьёзно ли?
У нас в России философия закончилась после прекращения доминирования марксистско-ленинского учения. Сейчас философии надлежит выполнять роль комичного пугала, наверняка толкающего жаждущего знаний индивида в объятия позитивистской науки.
Но мне не нравится такое положение вещей. Оно, для отдельно взятого человека, слишком обречённо-невозможно!
Область науки стала необъятна. Как же единичному человеческому уму объять её? И не только объять, но и проанализировать, отсеять зёрна от плёвел и построить на оставшемся своё мировоззрение? И как это научное мировоззрение, в своей понятной полноте доступное лишь специалистам, способно меня утешить или укрепить?
Сделаю такой свой умозрительный вывод: ощущаемое сейчас падение общего образовательного уровня является следствием попытки увидеть окружающий мир научно. А такой способ приводит человека к эмоциональному отупению, а оное, в свою очередь, влечёт за собой и отупение интеллектуальное.
Красивейшие закаты и рассветы становятся просто небесной механикой. Любовь, радость и гнев — химия тела. Бог, абсолютный дух, душа как область трансцендентного — не стоящие внимания сказки. Но если пытаться смотреть на вещи трезво, то хотелось бы узнать: куда девать объяснение любви как химико-электрического механизма? Что с ним делать? Выбросить на свалку истории? А выбросив гордо подчёркивать научность своего мировоззрения!
В конце концов человек впадает в научные суеверия, а затем и духовное язычество, когда различные физические и химические законы персонифицируются и становятся мелкими божками, демонами и бесами.
Ещё один пример философии как служанки науки - логический позитивизм. Его основатель — Рудольф Карнап (1891-1970гг.). Вновь хочется отметить, что логический позитивизм является ответвлением чисто научной философии, то есть философии, обслуживающей интересы науки, и определяющей, что является или не является наукой. Суть его доксы в верифицируемости научных универсальных высказываний; в их сводимости к «протокольным предложениям», то есть предложениям, фиксирующим результат прямого научного наблюдения и эксперимента. У Карнапа основная задача философии — исследование логического синтаксиса языка науки.
Как по мне, так при сравнении задач, которые ставили перед философией Платон и Аристотель и задачами научной философии, невооружённым глазом видна «мелочность» последних.
А вот Людвиг Витгенштейн (1889 — 1951гг.) со своей аналитической философией и вовсе попытался отменить саму философию, ибо утверждал, что не существует никаких «собственно философских» утверждений. А те, которые такими считаются, - не истинны и не ложны, но бессмысленны. Распознать эту бессмысленность нам мешает язык. Потому настоящая философия должна заняться критикой языка — его анализом. Занять позицию фиксируемых языком «образов фактических ситуаций» и многообразия соглашательных способов употребления языка (языковых игр).
Необходимо заметить, что Витгенштейн во всю свою изыскательскую деятельность опровергал свои же выводы. Вначале он добивался предельной ясности высказываний, и при этом достигал таких пределов, при которых его соратники не понимали о чём он толкует («Логико-философский трактат» и Бертран Рассел ). Потом он, осознав бесперспективность нивелирующей ясности, в плане её бесполезной точности, предлагает замутить эту ясность шероховатостью языковых игр («Философские исследования»), так как на плоскости предельной ясности мышлению не от чего оттолкнуться для того, чтобы далее продвигаться в своих исследованиях.
Но идём дальше!
«Постпозитивизм». Его ярким представителем является Карл Раймунд Поппер (1902-1994гг.).
Он считал, что знание всегда предположительно и заключает в себе ошибки, поэтому должно постоянно пересматриваться с целью выявления этих ошибок. Более того постоянная фальсификация научного знания является основной причиной роста научного знания и главным критерием разграничения (демаркации) между эмпирическими (опытными) и не эмпирическими (математика и логика) науками. А также и отграничения самой науки от метафизических систем (философия).
Хотя философия и не имеет своего метода (кроме метода «рациональной дискуссии»), но своей исторической и эпистемологической (знаниевой) диспозицией (предрасположенностью) она способна выполнять конструктивную роль в генезисе и эволюции научных теорий. По мнению Поппера, видным достижением философии является вывод о существовании трёх миров: физического (мира физических объектов), ментального (мира состояний сознания) и мира объективного знания, существующего отдельно от двух других миров.
На постпозитивизме у Е.Ю. Куликова и заканчивается раздел «интерес», обширный, и оправдывающий своё название. Появление и существование различных школ этого раздела весьма подобает стареющей европейской цивилизации. А чем ещё занять себя, когда достиг "вершины" своего "могущества"? Возникает проблема смысла подобных «интересов». И то умственное напряжение, которое затрачивается на занятия интересными познавательными предметами, также имеет свои границы. Имеет ли смысл умственно напрягаться, оттачивая коммунистическую теорию, когда и капитализм способен создавать социальные системы всеобщего благоденствия? Или бороться за главенство позитивной философии, когда в людских массах господствуют взгляды утилитарного прагматизма? Наука должна занять место философии? А разве я совру, если скажу, что наука, в её самом чистом виде, невероятно скучна? И позитивно мыслящее человечество прилагает огромные усилия к тому, чтобы наука заняла место метафизики. Результат более чем предсказуемый: абсолютное большинство человечества живёт мифами. Большинство представителей человечества, и даже самого умного человечества, живёт научно-популярными мифами, но не фактами науки. Это мнение достаточно расхожее в наше смутное время. Значит наука не предел? И в плане познания человечество двинется дальше? Не знаю, не уверен.
«Молодость».
Следующий раздел в философии Е.Ю. Куликова значится как «молодость» (когда мы были молоды всё было не так; всё было лучше!).
Данный раздел (и этап) философ характеризует как поворот философов к «глубинно-изначально-прошлому» философии, к прошлому человека и человечества, пытаясь там - в прошлом - найти ответы на все философские вопросы. Особое внимание уделяется самой технике спрашивания, и технике понимания полученных ответов.
Данное направление похоже на упоминаемый мною ранее «к себе поворот», только здесь, вместо просто попыток продлить свою молодость, прошлое вопрошается на предмет отыскания действительно правильных ответов: а как действительно надо было жить?
В данном разделе Евгений Юрьевич упоминает всего два.
Первый из них - «герменевтика». Герменевтика — это философия понимания текста и истолкования понятого. Философская онтология человека, изложенная М. Хайдеггером в своей работе «Бытие и время», была реализована на материале языка именно герменевтикой.
Аналитическая философия могла считать себя философией языка, но не она, а герменевтика решилась сказать, что человек есть язык, что язык есть «опыт мира» и исток человеческой экзистенции.
Однако за мягкой фразеологией герменевтики прячутся жёсткие и не совсем верные, в отношении человеческой экзистенции, выводы. У Гегеля — бытие в духе есть бытие в мысли; в герменевтике же бытие в духе есть бытие в языке. Старая история Гегеля повторялась в герменевтике на новый лад.
Ханс Георг Гадамер (1900-2002 гг). Основной центр его учения состоит в том, чтобы тот, кто хочет понять, соотнесён с делом, обретающим голос вместе с историческим преданием, и связан или вступает в соприкосновение с той традицией, которая несёт нам предание.
Язык — основное условие возможности человеческого бытия. Особая её реальность. И внутри этой особой реальности и происходит понимание. Феномен понимания и истолкования сближает философию с наукой, а науки о духе — с такими способами постижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки.
Гадамер был очарован античной философией. И основными критериями этого очарования, по моему мнению, была всеобъемлющая суть философий древнегреческих мыслителей. Этими же критериями очарован и я.
Мир, в античной греческой философии рассматривался во всей своей полноте: в них вмещалась и материальная действительность, и мифологическая реальность. Результат этого философствования (до сих пор не обновлённый, и до сих пор не преодолённый) — разделение бытия на два основных канала восприятия: физис и дух.
Герменевтика, по моему непрофессиональному мнению, феноменология языка. Только Гуссерль стремился к восприятию чистого феномена, а Гадамер, в своих исследованиях текста, призывал к постижению логоса написанного и исследованию древнегреческого нуса.
И феноменология, и герменевтика стремились к одному: к, незамутнённому сознательными установками, восприятию истинной действительности. И там и там результат до сих пор, увы, заставляет себя ждать.
Ещё одно направления современной философии, под эгидой раздела «молодость», - «философия мифа».
К данному направлению не относятся работы А.Ф. Лосева по исследованию мифа как культурного феномена.
Основателем этого направления был Зигмунд Фрейд, создатель психоанализа. Мифы он трактовал «научно» и «материалистически» как продукты вытесненных в подсознание сексуальных влечений.
У Фрейда философия мифа явно редукционна (то есть объяснение сложных систем на основе выводов, сделанных из исследования более простых систем). Присущее мировоззрение среднего человека обосновывается натуралистично (почти околобиологически). Такой подход родственен мировоззренческим установкам «философии жизни».
Этот редукционизм попытался исправить его ученик — Карл Густав Юнг (1875-1961гг). Он считал, что своей «аналитической психологией» он не только исправляет «неправильный» редукционизм фрейдовского учения, но и указывает путь к восстановлению прав духа в научном самосознании эпохи.
Основные тезисы юнговского учения: ни одна из психологических функций (мышление, чувство, интуиция, ощущение) не может обрести своего полного выражения «в терминах» другой, но может лишь в системе фундаментальных противоположностей человеческой души. По мнению Юнга, Фрейд сделал ошибку, приняв область вытесненных из сознания индивида представлений за бессознательное как таковое.
Действительной же психической первореальностью являются «архетипы коллективного бессознательного» - передаваемые по наследству и обнаруживаемые в снах и мифах образы-символы, резюмирующие историю человеческого рода.
Здесь следует отметить, что Юнг в последние годы своей жизни занялся исследованием гностицизма, заинтересовался алхимией и мифологией разных стран и народов. То есть, начав с отрицания метафизики, а вернее с поиска её в материальном, имманентном основании — психике человека, он так и остался неудовлетворён своими поисками.
Я выскажу своё видение проблем психологии. Она состоит в том, что психологи никак не могут найти твёрдых оснований в человеческом сознании, на которых бы покоились, или из которых бы произрастали те или иные психические состояния человека. Но они нашли свою метафизику в человеческой психике — подсознание, в котором и спрятали эти самые основания: оно, танатос, суперэго и т.д. Туда же Юнг и определил своё коллективное бессознательное, не успев точно определить его природу.
Людвиг Клагес, например, довольно энергично возмущался душевным жульничеством психологов, вполне сознательно трактующих подсознательность. Он считал себя самым обкраденным из пациентов, в топике отвергаемой психологами души.
Но оставим этот период, ибо это уже безвозвратно ушедшее прошлое. А что же у нас в настоящем?
«Дети...».
А настоящее, в истории философии, проходит у Куликова по разделу - «Дети...».
В настоящем философия полностью замкнулась в «ad hok», то есть в самом настоящем. Современная философия видит в отказе от будущего принципиальный момент. Будущее теперь описывают различные, зачастую очень далёкие от философии, футурологи, «засыпающие» обывателя своими яркими, но сущностно пустыми прожектами.
Итак, - «футурология».
Значительный представитель этого направления - Элвин Тоффлер.
Суть его доксы: человечество переживает новую технологическую революцию, знаменующую переход человечества к цивилизации «третьей волны». Почему третья? Первая, по мысли Тоффлера, была аграрная цивилизация. Вторая технологическая волна принесла индустриальную цивилизацию. А сейчас грядёт новая, - третья волна, которая окажет шоковое воздействие на индивида, и приведёт к краху многих традиционных социальных институтов.
Несмотря на это социум сможет выжить лишь перейдя к новым формам социальной жизни. Какие же именно её стороны должны обновится? Это производство, семья, системы коммуникаций, формы научной мысли. Наблюдаемые Тоффлером тенденции изменений в этих сферах, как то: от централизации к децентрализации, от концентрации к диффузии, от унификации к большему многообразию жизни в децентрализованных общинах.
Моё отношение к пророчествам Тоффлера: попытка вырваться из, обретённой в 50-е годы, китчевости научной-фантастики фантастикой иного рода — пророческой. Зачем? Чтобы заработать денег. После Тоффлера научно-фантастическое предсказательство также превратилось в китч. Все мало-мальски известные писатели-фантасты кинулись предсказывать.
Что касается футурологии Тоффлера, то тут виден марксистский подход, такой, например, как деление истории на прогрессирующие этапы, - его «Третья волна» тому подтверждение. Тут «делание» «нового» человека полностью переложено на науку и технику. И категоричность такого превращения объявляется неизбежным, так же как наступление коммунизма в марксизме. Но Тоффлер демонстрирует американский марксизм. Что я имею в виду? Я имею в виду американизм Тоффлера, в попытке придать своим тезисам сенсационный характер. Все элементы его произведений выстроены так, чтобы вызвать «вау»-эффект у обывателя. Берутся самые обсуждаемые темы, вроде компьютеризации или роботизации. Показывается их развитие по экспоненте, и на основании этой демонстрации делается вывод о тотальности этих тем в будущем; пример? "шок будущего", - как вам название?
Самое странное, что подобные приёмы работают и сейчас, хотя роботизация, компьютеризация и искусственный интеллект превратились уже в трюизмы. Но люди по прежнему ищут, возбуждающих сознание, простых тем. Для борьбы со скукой, что-ли?
Но мы уже слышали от том, что в начале 21-го века будет побеждён рак, освоено ближнее внеземелье, запущен термоядерный реактор, производство станет безлюдным и т. д. О взаимоотношениях машинного разума и человеческого болтовня идёт ещё с 60-х годов 20-го века. Достаточно почитать советские журналы типа «Техники-молодёжи», «Знания -силы» и т.д, чтобы понять, что тема искусственного интеллекта вот уже более полувека является общим местом образованного полусвета.
Я обожаю фантастику. Люблю произведения Стругацких (несмотря на неприятие их философской позиции), Ефремова, Снегова и даже Казанцева. А Лем? Как можно не любить твёрдую фантастику Станислава Лема. Но можно ли твёрдо опираться на, предлагаемый ими, горизонт будущего?
Буквально - нет. Фантасты, как правило, в своих произведениях переносят в будущее идеализированное настоящее: дистиллированное, но гиперболизированное настоящее. А что же гиперболизируется? Фетиши эпохи! А в эпоху научно-технического прогресса и фетиши соответствующие: научно-технические. И пристрастие к этим фетишам обратно пропорционально духовному напряжению человека. Чем более человек расслаблен в настоящем комфорте и бездействии, тем более он ждёт от будущего технических чудес. Чем меньше я понукаю себя самосовершенствоваться, тем более надеюсь на нечто, что будет меня совершенствовать извне. А, поскольку, настоящее не балует такими абсолютными нечто, а если и балует, но не затрагивает глубинных механизмов душевного удовлетворения, то рай, когда среда заботится о твоём счастье, отодвигается в будущее. Естественно, такое положение вещей не приносит душевного удовлетворения.
Можно любить фантастику. Много в ней интересных идей и прозрений, но как целостная грядущая реальность он неприемлем.
Я сам довольно долгое время был в плену футурологических иллюзий, пока не повзрослел и не поумнел.
Когда ты мал и несмышлён, картина окружающего мира проста и очевидна, и кажется, что построить светлое будущее легко, как игрушечный город из цветных кубиков, но с возмужанием понимаешь, что и кубиков для этого не достаточно, а если и достаточно, то жизнь в игрушечном доме бессмысленна. Мир, по мере взросления, сильно усложняется и становится очень труден для понимания. Но это не является аргументов против светлого будущего, наоборот: строить его, несмотря на сложность бытия, намного интереснее!
Наконец я добрался до тех направлений философии, которые считаются сейчас наиболее современными и «продвинутыми». Это философский постструктурализм и постмодернизм.
Направлений философствования под этой рубрикой много, а объединяет их одно: отрицание метафизических и абсолютистских претензий традиционной философии, и усиление радикализации «позиции философствования».
Видной философской личностью на этом этапе развития философской мысли был Мишель Фуко (1924-1984гг).
Вслед за Куликовым представлю отрывок, объясняющий его философскую идею: « нам бы хотелось выявить эпистемологическое поле, эпистему, в которой познания, рассматриваемые вне всякого критерия их рациональной ценности или объективности их форм, утверждают свою позитивность ….»
Жак Деррида (1930-2004гг.): основанный на понимании бытия как «присутствия» «онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризм» классической и современной западной философии как форма использования человеческого разума себя исчерпал. В качестве альтернативного способа философской работы предлагается деконструкция (или исследование «метафизики-в-тексте»), то есть такое философствование, в котором деструкция текста и, соответственно, вторичной метафизики присутствия, сопровождается реконструкцией «письма» и инициируемого им первичного смыслепорождения.
Жиль Делёз (1925-1995гг.): недостаток классической метафизики Платона-Гегеля состоит в том, что она, выражая установку на «обнаружение» смысла, ориентирована на создание понятий о том, что «предшествует». Как «клиницист» цивилизации современный философ поступает прямо противоположным образом, - расчленяет образы вещей, считающихся концептуально целостными, и творчески группирует новые образы вещей, создавая понятия о том, чего пока нет «на самом деле», что ещё должно стать объектом; а для этого философ обязан сам стать частью того несуществующего сущего ( то есть «со-бытия»), которое порождает «после-существующего» сущность, то есть «с-мысл».
Ричард Ротри (1931-2007гг.): отказавшись от «метафизического комфорта», мы взамен можем обрести подлинную солидарность учёного сообщества - «...речь идёт о нашей лояльности по отношению к другим человеческим существам, выступающих вместе против тьмы, а не о нашей надежде на правильное постижение вещей». История философии это лишь ряд гениальных озарений, каждое из которых обогащает «самообраз» человека на своём уникальном языке.
Все эти направления новомодного дискурса, с лёгкой руки практикующих его интеллектуалов названных почему-то «философскими», можно охарактеризовать одной фразой: мимо философии.
В их основе лежит отказ от цельной картины мира, фокусировка на материальной сферой бытия, и тщательное изучение этой сферы при помощи различных способов «шизоанализа». Результаты этого изучения декларируются особым, рассчитанным на эпатаж, шизоидным языком, и никому, кроме немногочисленных адептов этих направлений, неинтересны.
Достаточно просто спросить первого встречного обывателя: ощущает ли он себя как текст, чтобы понять, что текстом может стать лишь тот, кто себя им и считает. А текстом себя считают только философы-деконструктивисты.
Хотя, в наше время считается, не без стараний деконструктивистов, что человек может быть всем, чем захочет: женщиной, мужчиной, тигром, фонарным столбом или инопланетянином. Ну что ж, посмотрим чем это "шизобытие" закончится.
На этом перечисление направлений и учений современной научной философии, в работе Евгения Юрьевича Куликова «Философия послеистории», заканчивается.
Итак, после представленного обзора последних научно- философских концепций, можно сделать некоторые предварительные выводы. Выводы эти будут касаться лишь меня, моего отношению к философии, и к философскому осмыслению моей собственной жизни.
Развёрнутое содержание этих выводов я представлю в следующей части, а здесь предложу краткие намётки вывода:
философия, как жизнь человеческой мысли, после отказа от метафизики, задавшей ей мощный толчок, постепенно останавливает бег, то есть затухает.
то же самое и с движением мысли у простого, не верящего в метафизику, человека. И не только с мыслью, но с самой жизнью человека: отказавшись от потусторонне-идеального мира, человек становится впритык к обыденности, где он, в прометеевском порыве, пытается продраться к счастью сквозь чащу причинно-следственных связей. Достигает ли он счастья? Наверное нет, но ярые адепты материализма утверждают, что счастье - это сама борьба! Пропагандируется экзистенциальный перпетум-мобиле. Естественно, что такое отношение к жизни исключает из неё смысл.
Продолжение следует...
Мой телеграмм-канал: t.me/indrikov74