Во второй половине ХХ века многим представителям искусства казалось, что, настоящее искусство, умерло.
Смерть или ...?
Или, во всяком случае, умирает. Тон задал знаменитый английский философ Людвиг Витгенштейн, который громогласно объявил, что следует отменить изучение Аристотеля, потому что в философии более нет необходимости. Значительно позже к этому радикализму присоединился американский философ японского происхождения Ёсихиро Фукуяма, который так и назвал свою программную книгу «Конец истории и последний человек».
Трясло, что называется, по всем фронтам. На нарисованные с фотографической точностью художником Энди Уорхолом банки с супом Кэмпбелл собиралось посмотреть пол-Нью-Йорка. В музыке молодые люди, едва знакомые с нотной грамотой, стали собирать стадионы восторженных поклонников. На творчестве писателей-битников (в первую очередь, Берроуза и Керуака) выросло не одно поколение послевоенной американской молодежи. Даже в таком закрытом обществе как Советский Союз появились стиляги, чей внешний вид и манера поведения вызывали оторопь у добропорядочных граждан.
Театр умер или...
Не миновала сия участь и театр. Заезженная фраза: «Если в первом акте на стене висит ружье, в последнем оно обязательно выстрелит» воспринималось отныне не как шутка, а как клеймо ретрограда.
Вот в таких настроениях в 1955 году на двухгодичную стажировку на режиссерском факультете ГИТИСа приезжает недавний выпускник краковской театральной школы Ежи Гротовский. Послевоенная Польша была сплошным сельским захолустьем, Москва казалась пану Ежи глотком чистого свежего воздуха: открылся театр «Современник», советский театр, не укладывающийся в рамки системы, а Юрий Петрович Любимов уже начал свою мучительную одиссею по созданию собственного театра.
Тогда только вернулись из мест не столь отдаленных многие известные специалисты по Востоку и страстный интерес Гротовского к китайской и индийской мифологии, который он проявлял еще дома, нашел в их лице адекватное понимание.
Гротовский возвратился в Польшу с твердым намерением делать новый, иной театр. Из столицы он уезжает в старинный городок Ополе на самой границе с Германией, где в театре «13 рядов» начинает свои эксперименты. Так, постепенно, вырабатывается его концепция «бедного театра». Вот как пишет в своем манифесте «Бедному театру» сам Гротовский:
«Я предлагаю театру бедность. В нашей практике мы отказались даже от понятий сцены и зрительного зала. И оказалось, что нам нужен просто пустой зал, где места для актеров и зрителей располагаются каждый раз по-иному. И открывается бесконечное число вариантов взаимоотношений актеров и публики. Можно играть среди зрителей, входя в непосредственный контакт с аудиторией и навязывая ей пассивную роль в действии. Исполнители также могут возводить конструкции среди зрителей и встраивать их в архитектуру спектакля, подчеркивая с их помощью общую атмосферу тесноты и давки…»
"Я предлагаю театру бедность..."
Минимализм, минимализм и еще раз минимализм – вот кредо Гротовского. Есть только актеры и зрители, декорации, световые эффекты, грим, костюмы, особенно дорогие и пышные, музыкальное сопровождение, как правило, лишь мешают этому контакту. Актер с помощью духовных практик как бы начинает светиться изнутри, подобно образам картин Эль Греко. Поэтому главная задача режиссера – найти способ, чтобы актер перевоплотился в образ исключительно средствами своего ремесла. Как писал Гротовский в том же манифесте:
«Если это удается, тогда жестом актер может превратить поверхность пола в море, стол — в исповедальню, кусок железа — в живого партнера и т. п.»
Театр в Ополе продержался до 1965 года, Гротовский успел поставить «Орфея» Жана Кокто, «Каина» Байрона и ряд других спектаклей, которые имели бешеный успех, особенно на заграничных гастролях.
В 1965 году после ликвидации театра в Ополе Гротовский вместе с труппой переезжает во Вроцлав, где создает институт исследования актерского метода. Власти относятся к нему двойственно, не оказывая серьезного давления по идеологическим мотивам, но практически лишают финансовой поддержки.
Фактически, Гротовского выживают из Польши,вручив почти как в насмешку государственную премию первой степени за вклад в искусство.
Начиная с 1973 года, он в основном работает за рубежом и оседает для постоянного жительства в Италии. Открытая Ежи Гротовским лаборатория по психотехнике актерской игры становится для театрального мира своего рода Меккой, до самой смерти Мастера в 1999 году.
Чем же интересен сегодня опыт "Бедного" театра?
- "Бедный" театр показывает нам, что даже самые скромные средства вложения могут возбуждать воображение и создавать мощное воздействие на аудиторию. Сфокусировавшись на самой сути и эмоциональной глубине выражения, мы можем достичь невероятных результатов даже при минимальном использовании реквизита.
- "Бедный" театра учит нас сосредоточиться на процессе творчества и коллективной работе, а не фокусироваться на конечных результатах и их коммерциализации. Вместо стремления к совершенству и завоеванию славы, мы находим значимость в поиске и развитии собственного творческого потенциала.
- "Бедный" теата призывает нас экспериментировать и рисковать. Именно через эксперименты, театр Гротовского развивал инновационные методы и техники, которые позволяли ему создавать уникальные представления. Он доказал, что искусство должно быть живым и в постоянном движении, и что искусство должно рисковать, чтобы достичь величия.
- Опыт "бедного" театра Ежи Гротовского дарит нам уроки, независимо от нашего профессионального опыта. Он учит нас, что искусство не должно зависеть от дорогих ресурсов, абстрактных понятий успеха и статуса. Оно должно быть живым, насыщенным эмоциями, интриговать и удивлять. Опыт "бедного" театра вносит свежий ветер в наше сознание и предлагает нам смелость идти в неизведанные направления, открывать новые горизонты и преодолевать свои границы.