С возрастом начинаешь острее чувствовать скорость движения времени и тщетное желание его остановить. Или хотя бы как следует запомнить, чтобы достать из памяти поздней осенью…
Этот август получается очень жарким. Почти, как в детстве, проведённом на юге, где сейчас многим не до лета… А тогда никто думать не думал не то, чтобы о какой-то СВО, но даже о том, что «наш адрес - Советский Союз» разбежится по разным странам…
Тем более дети, тем более на каникулах – каждое лето, как целая жизнь (бард Митяев напишет потом про это песню), которая кажется бескрайне-бесконечной.
И всё-таки в том августе тебя всё-таки настигает щемящее чувство – предчувствие близости конца этой детской идиллии и прозрение конечности счастья. Так однажды, глядя на спящего отца, я был внезапно поражён осознанием: настанет время, и он умрёт, и мама… и наступит непонятное и пугающее одиночество, о котором так страшно сейчас и не хочется думать…
Тот детский страх со временем потерял свою остроту, стёрся, затупился. Отец с матерью похоронены, как и многие другие взрослые, и даже некоторые из ровесников-друзей.
Снова жаркий август. Я сижу под деревом, как какой-нибудь Ньютон, вокруг одно за другим валятся спелые яблоки, шелестит ветерок в листве, шуршит листами раскрытой книжки. Я кладу на неё ладонь, сдвигаю и вижу часть текста, которую всё ещё могу прочесть без очков:
«Август надо цедить медленно, как грушевый ликер.
Наливать в маленькую рюмочку, отхлебывать по капельке, а сквозь рюмочку смотреть на солнце.
Августовские ночи надо разбавлять огоньками свечей, молоком, налитым в плошку для домового, мурлыканьем кота и стрекотом кузнечиков.
Августовские дни надо закладывать меж страниц книг, как закладки, чтобы потом вытряхивать их жар в промозглом ноябре достав эту книгу с полки.
И заклинаю вас, ну не кричите вы на всех углах «ой, вот и август, вот и осень».
Ну куда вы торопитесь?
Остановите часы.
Пейте по капле».
Лучше не скажешь, чем автор текста – любимый с детства Рэй Брэдбери…