Олдос Хаксли – заметная фигура, связующая модернистское сознание начала ХХ века и контркультуру 1960-х. Начав писать в 1910-е годы, Хаксли долгое время сохранял преемственность с такими мастерами литературы, как Ивлин Во, Дэвид Герберт Лоуренс и Фицджеральд. Первые три его романа напоминает все их книги сразу: Фицджеральда тем, что описывает жизнь привилегированного класса (но чисто стилистически написано хуже, чем у автора «Великого Гэтсби»), Ивлина Во – чисто английской ироничностью (однако, Хаксли не хватает подлинно сатирического таланта автора «Мерзкой плоти»), Лоуренса – отчетливой и рискованной постановкой проблемы пола и физической стороны отношений мужчины и женщины (но без философской глубины последнего). «Контрапункт» - третий роман Хаксли, во многом итоговый для раннего периода его творчества. Чисто формально он причудливо построен – на совмещении разнородных сюжетных пластов, из-за чего кажется мозаичным (в отличие от гармоничного слияния множества структурных элементов в прозе Вирджинии Вулф).
Описывая в «Контрапункте» жизнь интеллектуалов, автор пытается совместить традиционно-реалистический роман идей и модернистскую композицию построения своего произведения, ни разу, однако, не применяя «поток сознания», отчего конечный результат кажется вторичным и подражательным. В «Празднике, который всегда с тобой» Хемингуэй описывает свой разговор с Гертрудой Стайн: когда та спросила, что он читает, Хемингуэй ответил, что Хаксли, на что Стайн возмутилась, сказав, что того не за чем читать. Вместе с тем нельзя не признать, что в «Контрапункте» присутствуют весьма интересные диалоги и монологи: герои ведут их на высоком интеллектуальном и философском уровне, часто поворачивая острие критики и скепсиса на самих себя. «Контрапункт» - очень самокритичное для любого интеллектуала произведение: так один из героев высказывает, возможно, близкую автору идею о губительности рациоцентризма как для цивилизации, так и для отдельного человека.
В «Контрапункте» уже содержаться семена той критики западной индустриальной цивилизации, которая станет центральной идеей концептуального наполнения «Дивного нового мира» (эти книги разделяет буквально несколько лет). Хаксли, следуя за Лоуренсом, утверждает, что гипертрофия разума над иными сторонами человеческой жизни (прежде всего эмоциональностью и инстинктами) привела к чудовищным экзистенциальным диспропорциям, для того, чтобы их преодолеть, нужно раскрепощение чувств и инстинктов. Это и есть, по сути, установка контркультуры. Герои Хаксли упрекают в грехах западной цивилизации не только капитализм и индустриальную революцию, но и христианство (прежде всего протестантизм): ведь где-то в те же годы, что и книга Хаксли, выходит фундаментальный труд Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», так что автор «Контрапункта» и его персонажи правы.
В то же агрессивность нападок на христианскую нравственность и откровенная апология ницшеанства (с его защитой так называемой «цельной жизни») приводит персонажей Хаксли к моральному релятивизму и эпатажу буржуазии (не это ли отличало движение хиппи?). «Контрапункт» не может быть понят вне литературной и личностной эволюции Хаксли не только как писателя, но и как мыслителя: в этой связи важно значение для правильной интерпретации его текстов последнего романа Хаксли «Остров», культового в контркультурной среде. Автор в «Контрапункте» впервые в своем творчестве (по крайне мере в сравнении с локальными задачами его первых двух романов) расширяет лоуренсовскую критику буржуазной нравственности и присущего ей рациоцентризма до глобального масштаба, выдвигая им чувственную альтернативу. Ведь не будем забывать, что Хаксли – автор еще и «Дверей восприятия», а в «Острове» он показывает себя еще и ориенталистски мыслящим философом.
«Контрапункт» уже содержит в свернутом виде все будущие идеи Хаксли, разворачивая их в форме психологического романа. Из этой книги становится понятно, откуда берет свое начало западная контркультура с ее антисциентизмом, пансенсуализмом, антихристианством и антибуржуазностью (разве что апологии психоделических опытов здесь нет). В 1928 году, когда вышел «Контрапункт», высоколобое философствование горстки интеллектуалов казалось чем-то периферийным и малозначимым. Однако, спустя четыре десятилетия маховик контркультуры начал подминать под себя всю западную цивилизацию, сегодня же, когда ее псевдоценности торжествуют и привели к тотальной легитимации перверсии как таковой, можно только сокрушаться о том времени, когда разум был для людей еще чем-то важным, а нравственность была еще окрашена в черно-белые, а не радужные тона. Таким образом, в процессе девальвации традиционных ценностей на Западе во многом виновны и такие изощренные интеллектуалы, которых описывает Хаксли, и во многом он сам.
