А теперь самое интересное!
Ки́жи или Кижи́? В чём уникальность Преображенской церкви? Были ли гвозди? – ответы на эти и другие вопросы читайте во второй части интервью.
– С какой точки лучше начинать прогулку по острову?
– Ещё раз добро пожаловать на остров Кижи. С той, где мы сейчас стоим – возле Кижского погоста, ради которого, в основном, и приезжают на остров Кижи. Это первый в России объект ЮНЕСКО. Он был внесён в список Всемирного наследия в 1990 году вместе с Московским Кремлём и историческим центром Санкт-Петербурга. Если пытаться проследить некую логику, можно заметить, что Москва – это русская государственность, её зарождение, Питер – превращение России в сверхдержаву, а Кижи – истоки. Многие московские искусствоведы говорят, если вы хотите увидеть настоящее русское зодчество без византийских и западноевропейских влияний, авторского взгляда, меценатов, без тех, кто жертвовал на церковь из числа вельмож и известных людей, вам нужно ехать на Кижи. Потому что эту церковь строили крестьянские плотники на деньги крестьянского мира. И, в общем-то, даже не совсем на деньги, потому что за церковь расплачивались и натуральным продуктом, например, была такая мера как тысяча яиц и другие.
– Мы никогда прежде не слышали вариант названия острова с ударением на первый слог. Почему местные произносят «Ки́жи»? и как всё-таки правильно?
– Смотрите, это довольно запутанная история, потому что происхождение слова точно не установлено. Существуют две версии. Первая – это «игрище» по-карельски, есть предположение, что на этой земле когда-то было языческое капище, а, как мы знаем из истории, православные любили ставить храмы на месте бывших языческих святилищ, так как все уже привыкли, что здесь место силы. Вторая версия более прозаическая: «киджи» по-карельски обозначает водяной мох, который растёт только на болоте, на севере острова. Мох этот важен, потому что повсеместно использовался для того, чтобы конопатить дома. Что касается ударения: в карельском языке оно ставится на первый слог. Поскольку слово карельского происхождения, то логично произносить «Ки́жи».
По рассказам старожилов, русские, которые здесь жили «между Чудью и Весью», то есть между вепсами и карелами, всё-таки говорили: «Кижи́», русскому человеку это лучше ложится на язык. В 1950 годы приехали музейные сотрудники, «раскопали» историю и потихоньку все местные стали снова называть: «Ки́жи». Хотя заонежский диалект отличается от русского, в первую очередь, тем, что ударение ставится на первый слог, то есть здесь вообще говорят: «у́шел», «па́роход», «за́ губу» и дальше-дальше. Всё на первый слог. Мы говорим: «Ки́жи», остальные – так, как им удобнее.
– Что известно о тех людях, которые строили церковь?
– Кто именно строил церковь неизвестно. Документально это не подтверждено, но существует легенда о мастере Несторе, который создавал со своими плотниками Преображенскую церковь, а после того, как закончил, забросил топор в Онежское озеро со словами: «Не было. Нет. И не будет такой!». Мы трактуем это как историю о человеке, который воплотил вершину своего мастерства.
– Почему церквей две?
– Потому что на всех северных погостах всегда есть «зимняя» церковь, в которой установлена печка, и «летняя» церковь, в которой печки нет. Та, которая меньше, всегда «зимняя», потому что её проще протопить. Но у нас в обеих церквах печей не осталось по соображениям противопожарной безопасности – всё равно топить нельзя. Поэтому сейчас в Покровскую церковь войти можно, но там ровно так же холодно, как снаружи, только нет ветра. Вам, кстати, сегодня повезло, что на острове Кижи нет ветра. Здесь всегда очень ветрено. Летом это спасает от комаров, ну, а зимой служит дополнительным охлаждающим фактором.
– В чём уникальность Преображенской церкви?
– За исключением церкви в Вологодской области, которая, к сожалению, сгорела в третьей четверти XX века, у неё нет аналогов. Это всефасадная церковь, её внутреннее помещение представляет собой сложную форму – крестообразную, такое редко встречается: иконостас расположен, фактически, на семи стенах. Церковь стоит на острове, прихожане, в основном, добирались сюда водой, поэтому она со всех сторон должна выглядеть одинаково красиво, узнаваемо. Так что это не просто красивое название, а реальное описание строения.
В те годы, когда на острове Кижи жили крестьяне, ещё не было музея, не было деревьев в принципе, всё было засеяно рожью. Земля на острове богата шунгитом, такой чёрный камень, он собирает и удерживает тепло, почва хорошо прогревается, рожь растёт гораздо лучше, чем, например, на соседних островах или на материке. Поэтому Кижи считался «хлебным» островом. Здесь не оставляли места даже под луга, то есть коров отвозили пастись на соседние острова или на «большую землю». Занимались этим женщины: затаскивали корову в лодку, везли её пастись, доили, вечером обратно домой. И сам погост видно было километров, наверное, за 15, поскольку всё вокруг было безлесое.
Помимо прочего, остров служил ещё и навигационным маяком, то есть по церквам, по часовням определяли места. Например, вот с этого места хорошо видно часовню Параскевы Пятницы в Подъельниках, а в направлении на полдень Преображенскую церковь, значит, именно здесь мы рыбу и ловим. Это своего рода триангуляция, замена современному GPS и створным знакам.
Преображенская церковь, фактически, является одним из самых больших сложных деревянных традиционных сооружений в мире. Её высота 40 метров, вес около 600 тонн. Она состоит почти из трёх тысяч крупных элементов, брёвен, общая длина которых превышает 10 тысяч километров. Самое длинное почти 19 метров, над входом в трапезную, а самое короткое, по-моему, около 40 сантиметров. Общее количество элементов в Преображенской церкви превышает 100 тысяч. Удивительно, что всё это строилось без предварительных чертежей, без эскизов, без изысканий, без проектных работ, то есть люди, в принципе, прикинули, что именно они хотят построить, и построили.
В конструктивном плане церковь представляет собой три восьмигранника, поставленных один на другой: нижний – большой восьмигранник, к которому с четырёх сторон сделаны так называемые прирубы, если смотреть на чертежи сверху, получается крест. Дальше стоит восьмигранник чуть поменьше размером и на нём самый маленький, на котором покоится центральная главка. Самой большой проблемой для плотников было поставить восьмигранники один на другой – они проваливались, поэтому там сделаны специальные ряжевые конструкции. Слово «ряж» однокоренное со словом «разряжение» – то есть это четырёхугольники из брёвен, похожи на то, что делают дети, когда «строят» что-нибудь из спичек. Такая конструкция хороша, помимо всего прочего, тем, что она служит ещё и пружиной. Здание высотное, испытывает сильную ветровую нагрузку, благодаря этим ряжевым конструкциям она как бы на них раскачивается, брёвна не испытывают дополнительного напряжения, не разрушаются и служат дольше. Когда эти ряжевые конструкции во время реставрации разбирали и ставили обратно, они, в принципе, были одними из самых сохранных в срубе.
– Трудно было восстанавливать церковь?
– Церковь реставрировали долго, это вообще отдельная история. Когда её построили, естественно, никаких фундаментов там никогда не делали. Здесь традиционно считается, для того, чтобы поставить дом, достаточно уложить на земле камешки, раствором их скреплять не надо, сверху положить брёвна, дальше наращивать сруб, основанием которому служит земля. С церковью это работало плохо, потому что она очень тяжёлая. Кроме того, её строили на кладбище, на месте церкви, которая сгорела в конце XVII века и была меньшего размера. Получается, частично она стояла уже на могилах, то есть плотность земли там другая, церковь стала неравномерно осаживаться, и уже через 50 лет после постройки, а построили в 1714 году, во второй половине XVIII века, её надо было ремонтировать. И тогда уже перекосились полы, необходимо было вырубать новые, новые окна, новые двери... Самая большая проблема была в том, что крестьяне её всё время чинили, чинили, чинили, раз в 50 лет были крупные ремонты. Она же не каменная, в конструкции всё трескается, гнётся, изгибается, принимает какие-то странные формы. Все эти деформации копились, копились, в итоге её обшили тёсом, то есть доской, покрасили в белый цвет, а главки покрыли кровельным железом и красили то в синий, то в зелёный. Да, фактически, она выглядела как городская каменная церковь.
В 1950 годы архитектор Ополовников [прим. ред.: Александр Викторович Ополовников (1911–1994 гг.) – советский и российский учёный, архитектор, реставратор, почётный член Академии архитектуры, доктор архитектуры], фактически, основатель нашего музея, один из крупнейших в России специалистов по деревянному зодчеству, решил, что надо явить миру изначальную красоту бревенчатого сруба, и тёс этот снял. Из-за этого, собственно, грибки и непогода взялись за сруб с новой силой. К 1980 году «благодаря» всем этим обстоятельствам стало ясно, что церковь вот-вот рухнет, у неё центральная ось отошла от вертикали примерно на полтора метра. За счёт того, что нижние венцы превратились в труху, она потеряла, соответственно, полтора метра росту, было принято драматическое решение разобрать интерьер, поставить внутрь металлокаркас. А дальше стали решать, что с ней делать. И решали очень долго. Сначала это был чисто академический спор, в том числе объявлялись международные конкурсы. Автор одного из самых «живописных» проектов предложил по краям поставить четыре огромных вышки, сверху площадку, к ней подвесить церковь целиком и там её перебирать.
– Ещё один важный вопрос, который волнует многих со школьной скамьи: правда, что церковь построена без единого гвоздя, или это легенда?
– Конечно, у нас такой бренд – «церковь без единого гвоздя». Все спрашивают: правда или неправда? На момент постройки это была истинная правда, потому что сам сруб гвоздей не требует, эта технология безгвоздевая. Они нужны только для того, чтобы прикреплять декоративные элементы, причелины, полотенца – деревянные украшения, которые идут по фасаду. А ещё для того, чтобы крепить на главки и на крыше лемех. Вы видели там такая деревянная черепица? Она называется «лемех», в единственном числе – «лемешина». На каждую лемешину нужно три гвоздя, но, когда строили церковь, здесь было очень плохо с железом, только болотная руда плохого качества, а железо к тому же дорогое – килограмм гвоздей можно было обменять на корову. На каждую лемешину приходится три гвоздя, а их там 30 тысяч, понятное дело, крестьянский мир бы не потянул. Поэтому крепили всё деревянными нагелями: ручным сверлом проделывали отверстие в детали, которую надо прикрепить к основе, и туда забивали маленькую деревянную дощечку. Так что на момент постройки в конструкции церкви не было ни единого куска железа.
Естественно, после того, как в будущем Петрозаводске основали Олонецкую, Петровскую слободу, начали работать олонецкие заводы, железа стало больше, появились кованные гвозди. В основании главного креста вбит такой здоровенный кованный гвоздь, который подписан: «единый гвоздь», шутки реставраторов. На сохранность лемеха это повлияло скорее негативно, потому что гвозди окисляются и ржавеют, и, естественно, вокруг них древесина разрушается быстрее. Однако, поскольку лемех выкладывается в шахматном порядке, гвозди эти закрыты, снаружи их не видно. Все 30 тысяч деревянных черепичек сделаны вручную, просто топором. Летом, кстати, можно увидеть этот процесс. Они изначально имеют криволинейную поверхность, их не гнут, потому что гнутая деталь быстрее выходит из строя, их сразу вытёсывают из брусочка осины именно в таком «кривом» виде. Раньше этим занимались простые мужики: все собирались, садились и делали лемех для храма. Меняли примерно раз в 30 лет, поэтому лемех с Преображенской церкви – это довольно распространённый сувенир. Самым старым лет 100, самые молодые – последние, советские лемешины, которым, лет 35–40.
– Как устроен иконостас в Преображенской церкви?
– Здесь восстановлен тябловый иконостас – самый старый тип иконостаса на Руси. Не резной, рамный – когда иконы вставляются как бы в отдельные рамы, держатся на таких расписных узких полках. Составлен он в четыре ряда: пророческий, деисусный ряд, «деисис» – по-гречески «моление», в центре всегда сидит Христос, к нему с мольбой обращаются Иоанн Креститель, Богоматерь, архангелы и святые. Дальше идёт праздничный ряд – наиболее важные для жителей острова праздники, местный ряд – самые почитаемые местными святые. И храмовая икона, Богоматерь Смоленская. Считается, что она – одна из немногих, уцелевших от пожара, в котором погибла предыдущая церковь, предшественница Преображенки.
Раньше всё было оштукатурено под городскую моду: внутри гладкие белые стеночки, снаружи гладкие белые стеночки, сверху кровельное железо. Всё «как у людей», как в Петрозаводске, в Питере, в который карельские крестьяне, кстати, часто ездили. А сейчас церковь показана примерно такой, какой была на момент строительства в начале XVIIIвека. Летом проходят службы, можно даже обвенчаться или кого-нибудь крестить. Правда, это очень хлопотные мероприятия из-за строгих мер безопасности. Даже свечи зажигаются только на Покров, в октябре, потому что это престольный праздник.
– Каким способом всё-таки решили реставрировать церковь?
– В общем, там была куча проблем, потому что, по большому счёту, обычно такого рода памятники, бревенчатые строения, реставрируют очень просто: их раскатывают полностью, заменяют элементы, которые уже не могут служить, и собирают снова. Поскольку церковь деформировалась, это не подходило: разбираем, ремонтируем, собираем обратно, а она такая же кривая и сама стоять не может. К тому же для хранения такого количества материала потребовалось бы очень много места общей площадью примерно пять футбольных полей. Остров маленький, хранить негде. Вынимаешь бревно из-под нагрузки, оно начинает разрушаться гораздо быстрее – это привело бы к сильным утратам исторического материала.
В итоге придумали использовать технологию так называемого лифтинга, в принципе, известную даже крестьянам, которые подпирали дома специальными быками так, чтобы первые этажи можно было разбирать, не трогая вторые. Здесь примерно то же самое: на имеющийся внутри металлокаркас установили дополнительный, около 100 пятитонных домкратов, всю церковь разделили снизу вверх на семь поясов, каждый пояс крепился к металлокаркасу независимо от других – можно любой вынуть, отреставрировать, вернуть на место. При этом, первым делом, под церковь завели фундамент, её приподняли практически целиком, она висела в воздухе и под ней был просвет. После того, как завели фундамент, стали реставрировать пояс за поясом, и получался такой просвет, венцов, наверное, в 10, который медленно двигался по восходящей.
Брёвна разбирали и отвозили на северный конец острова за два с половиной километра в плотницкий центр, где создан специальный реставрационный цех, в котором можно пояс собрать целиком, чтобы главный архитектор проекта посмотрел, что нужно исправить по геометрии, изучил отдельно каждый элемент – что может работать, что уже нет. Если повреждения не критические, делали пломбы, коронки. Такая вот стоматологическая терминология. Убирали повреждённый кусок, вставляли свежий. Старались подбирать по плотности древесины, естественно, для чего пришлось брать дерево на севере Карелии, за 300 километров отсюда, потому что, когда строили церковь, на Кижи был Малый ледниковый период [прим. ред.: с 1303 по 1850 гг.], климат холоднее и годовые кольца тоньше, в одном сантиметре древесины их было больше, она была плотнее.
На сегодняшний день церковь состоит из нового материала на 34% по сравнению с тем, что было до реставрации. В 2019 году её окончательно собрали, к 2020 году смонтировали иконостас, как раз в разгар короновируса, в 2021 году открыли и освятили. Можно сказать, что процесс завершился. Она подросла на полтора метра, стала гораздо стройнее, а острову наконец вернулся любимый силуэт, потому что довольно долго он был или в усечённом виде, либо его не было вообще.
Обязательно приезжайте на остров Кижи летом, чтобы полюбоваться природой, послушать звон колоколов и узнать историю этого места ♥