— А у Ленки-то, видела? Мужик — чернющий как смоль! Это ж надо было откопать такого… — тётя Зина с досадой развела руками. — Весь генофонд испортит! А она ведь сама такая светленькая, голубоглазая…
— Вот-вот! — Люба вытянула перед собой указательный палец. — Нет чтоб русского найти! А тут… Да и кто их знает, этих иностранцев? Может, у него там в Африке ещё миллион голодных жён и детей.
— А родителям то её каково, представляешь? Ждёшь-ждёшь внуков… А потом — хоба — и приносит дочурка в подоле чёрненьких обезьянок.
— Да уж… А про Таньку слышали? Из тридцать четвёртой которая.
— А что Танька? Юная совсем, детёнка где-то нагуляла, да и притащила в родительский дом к отцу.
— Так вот в том-то и дело, что не нагуляла! Я сначала тоже подумала, какой ответственный дедушка — за внуком следит, дочери помогает… А ведь нет же!
— А как?
— Муж это её, представляете? Муж! Она только вуз окончила, а ему на пенсию скоро…
— Вот те раз… — задумалась тётя Зина. — Нашла себе, значит, спонсора, а он и не прочь с молодой… Пожалеют ещё! С такой разницей в возрасте и поговорить-то не о чем.
— Ладно хоть родить успела вовремя, — Люба махнула рукой так, словно отгоняла муху. — А Маринка из тридцать седьмой? Ей, на минуточку, уже пятый десяток пошёл, а она всё в девках!
— Ой, не говори, — тётя Зина покачала головой. — Это мужчины до старости женихи, а она-то кому сейчас сдалась? Ни ребёнка, ни котёнка…
— Вот и я о чём! Всё по каким-то танцулькам бегает, тренинги проходит. А могла бы уже внуков няньчить, между прочим!
— Ну, посмотрим, как оно будет. Может, она, как сеструня моя, найдёт себе на старость лет какого-нибудь дистрофика.
— Почему дистрофика? — с улыбкой спросила Люба.
— Ну так другие-то не смотрят. Уже за пятьдесят было моей Нинке, когда она познакомилась с этим своим… Петрушей. Худой как щепка, лет на семь её моложе. Ходит за ней как прихвостень, а глаза такие огро-омные…
Люба засмеялась.
— И ведь живут как-то… — вздохнула тётя Зина. — Не всем дано такое счастье как тебе, Любочка. И сама красавца, и муж ого-го! Живёте в достатке, и детишки, и молодость — всё у вас есть.
Люба заправила за ухо прядку волос.
— Совсем Вы меня засмущали, тётя Зина. А я ведь просто с юности жила как надо: учёба, работа, муж, дети — всё по расписанию.
— Любонька, да ты просто чудо! Любоваться бы тобой и любоваться. Не зря же тебе имя такое красивое дали — Любовь!
...
Тем же вечером в нескольких окнах дома номер шестьдесят горел свет.
С пятого этажа доносился громкий хохот — это иностранец Элайджа сел за изучение русского.
— Ну ты даёшь, — хохотала Ленка. — Так, давай-ка ещё раз. По слогам: си-ре-не-вень-кий.
Элайджа в очередной раз произнёс что-то среднее между «синькой» и «Ленкой». Девушка, смеясь, уткнулась носом в его плечо. Парень широко улыбнулся и чмокнул её в макушку.
— Так, дочь, хватит издеваться над моим будущим зятем, — заявила женщина, появившаяся на пороге комнаты. — Элайджик, пойдём-ка лучше оладушек тебе нажарю. Так ты точно быстрее в русскую культуру вольёшься!
...
Этажом выше, из детской вышла молодая женщина.
— Игорька, наконец-то, уложила, — сказала она мужу.
Улыбнувшись, он поманил её к себе, и они удобно устроились вдвоём на диване.
— Танюш, я вот что подумал, — сказал он. — А что, если в нашем кафе организовать живую музыку?
— Ты прямо читаешь мои мысли! — рассмеялась она. — Я ведь только сегодня об этом подумала. Уже вижу, как оживится зал под волшебные звуки арфы…
— Под неё и литературные вечера можно будет устроить!
— Ну точно! Ты точно читаешь мои мысли! — Таня коснулась губами его щеки. — Завтра же промониторю, как нам это организовать.
...
В соседней квартире женщина сидела за компьютером.
Последний штрих — и она закончит писать программу для школы танцев. Последний рывок — и она на пороге своей мечты.
Она сохранила документ и улыбнулась с чувством выполненного долга.
Всё это время перед её глазами лежало старое письмо. Буквы уже выцвели, но ещё можно было разобрать текст. Однако за столько лет она выучила его наизусть.
«Мариночка, — твердили буквы, аккуратно выведенные пару десятилетий назад. — Что бы ни случилось, помни: я всегда рядом. Скажу честно, обстановка непредсказуемая. Но я верю, что наша любовь преодолеет любые трудности. А ещё я уверен, что ты сможешь добиться всего, о чём мечтаешь. Ни в коем случае не падай духом! Пусть сейчас я не рядом, но я по-прежнему всем сердцем поддерживаю тебя на каждом шагу твоего жизненного пути»
Порой Марине хотелось всё бросить и утонуть в горьких страданиях, но она не переставала улыбаться.
Она знала, что где бы он ни был, что бы с ним ни стало, он всё равно почувствует её улыбку и улыбнётся в ответ.
А ещё она верила. Верила, что однажды дверь распахнётся и на пороге возникнет он — пусть уже поседевший и измученный от долгих скитаний, но всё такой же родной, её любимый Алёшка.
...
У четвёртого по счёту окна сидела Люба. Она с печалью смотрела в небо и думала о чём-то своём.
В дверь позвонили.
— Олежа, ты дома! — воскликнула она. — А я там кушать приготовила. Ты устал? Как у тебя дела?
Мужчина молча прошёл в гостиную и уселся перед телевизором.
— Почему ты так поздно? Дети сегодня у мамы. Я тебя весь вечер жду, между прочим!
— Не зуди в ухо, дай посидеть спокойно, — пробубнил он.
— Вот так всегда, так всегда! — заверещала Люба. — Я для тебя всю жизнь стараюсь, а ты меня совсем не ценишь!
— Отстань, — отмахнулся он и вышел на балкон. Там он затянулся сигаретой.
Люба выскочила за ним и начала кричать что-то обидное, но муж её не слушал. В его мыслях было только одно — как ему побыстрее собрать чемоданы и разрешит ли суд остаться сыну вместе с отцом.
...
Тётя Зина, лёжа в постели, пыталась вслушаться в чьи-то громкие вопли.
— Опять ругаются, — возмутилась она вслух. — Наверняка Ленка или Танька своих мужиков пилят. Посчастливилось же мне жить в одном доме с такими неблагополучными соседями! Вот были бы все семьи такими, как у Любочки…
© Copyright: Дарья Александровна Санникова, 2023