Уважаемые читатели! В связи с временным отсутствием материала о путешествиях, предлагаю вам мои "записки у изголовья" – обо всём на свете.
***
Произносишь мысленно эти слова "музыкальная школа" – и в ушах сразу же раздаётся какофония звуков: обрывки гаммы на пианино, звуки трубы и баяна, пиликанье скрипки... Как в оркестре перед началом спектакля.
В моём детстве в музыкалку ходили многие. Мне думается, это было, во-первых, признаком хорошего тона: ребёнок учится музыке. Во-вторых, решало проблему свободного времени: ребёнок не будет болтаться во дворе в плохой компании. Впрочем, не знаю. Я в музыкалку попала так.
Когда я училась в первом классе, подружку Лену повели на прослушивание и приняли в подготовительную группу. Я, видимо, с излишним энтузиазмом рассказала об этом маме, и она повела на прослушивание меня. Там её честно предупредили, что музыкального слуха у меня нет. Но принять не отказались.
И начались мои мучения.
Пока мы были маленькими – было ещё ничего. Никто из одноклассников на уроках сольфеджио и хора не понимал, что я ужасно фальшивлю. Пьески, разыгрываемые мною на фортепьяно, были лёгкими.
Потом стало труднее. К чести своих одноклассников, скажу: надо мной не смеялись (со стыдом вспоминаю, как мы фыркали, когда у наших двух мальчишек стали ломаться голоса). Но сама-то я понимала, что не могу нормально спеть почти ничего. Я не могла писать музыкальные диктанты. Аккомпанемент подбирала не по слуху, а чисто теоретически.
Со специальностью было получше. Хотя помню, как неприятно была удивлена моя учительница, Людмила Анатольевна, когда, спросив: как я запоминаю пьесы – на слух или вижу перед собой ноты – она услышала: "Руками запоминаю". У меня была чисто механическая память... Я и сейчас могу пробарабанить на столе начало "Полонеза" Огинского...
Зато я блистала на уроках музыкальной литературы. Там надо было говорить – а уж это я умела...
Каждую весну, когда приближались экзамены, я говорила маме: "Может, я доучусь этот год и брошу?" Мама твёрдо отвечала: "Нет". Хотя плата – 23 рубля с копейками в месяц – была для нашего семейного бюджета немаленькой (для сравнения: за квартиру, вместе с электричеством и телефоном, мы платили около 5 рублей).
И всё же сегодня я вспоминаю музыкальную школу с теплотой.
Это было место общения. Мои одноклассники по музыкалке были разного возраста (плюс-минус год), учились мы в разных общеобразовательных школах и в разных классах. Что-то мы обсуждали, над чем-то хихикали, а на переменах (сольфеджио, хор и музыкальная литература были сдвоенными уроками) окружали пианино, и кто-нибудь исполнял что-то новенькое, что ему нравилось. Или мы просто начинали бренчать "собачий вальс" – за что, правда, немедленно получали нагоняй от вернувшейся учительницы. Особенно нравилась нам педаль, придававшая звукам громкость и гулкость – и как же мы ею злоупотребляли!
В музыкальной школе было "наше" отделение – я назвала бы его "классическим" – фортепьяно и скрипка. Было народное – мандолина, балалайка, баян. Кажется, духовики составляли тоже отдельную группу. Мы учились 7 лет, они все – 5. Общие занятия у нас были отдельно, за исключением хора. Там собирались все
Если в обычной школе ты учился в первую смену, то в музыкалке занятия начинались часов с двух дня. Прибежишь домой, пообедаешь – и вперёд. Воспоминания у меня в основном зимние: на улице темно, в классе горит электрический свет, на окнах морозные узоры...
Сама музыкалка размещалась сначала в деревянном бараке. При входе вы попадали в узкий "тамбур", в который, кстати, выходили окна кабинетов. Там полагалось отряхнуть снег с обуви, для чего стоял веник. Иначе гардеробщица (по-моему, она же была уборщицей) отправляла нас назад.
Возле гардероба на подзеркальнике трюмо дремал огромный серо-полосатый пушистый кот Василий, покрытый боевыми шрамами. Нас он не обижал, мы его тоже.
Коридор представлялся мне очень длинным. Потолки в кабинетах были низкими, сами классы узкими и тёмными. Исключение составляли большой кабинет для занятий хора и сольфеджио. Но был даже актовый (концертный) зал с низенькой сценой и небольшим роялем. Праздновался там Новый Год (новогодние костюмы мы делали дважды – в школу и в музыкалку); отмечался там даже День Конституции – когда-нибудь я опишу этот праздник советских времён.
Через пару лет музыкалка переехала. Ей предоставили два верхних этажа в трёхэтажной "сталинке"; на первом находился сначала магазин "Детский мир", а потом аптека.
Там тоже был коридор и двери по бокам. Классы были не в пример больше, особенно угловые, предназначенные для групповых занятий. Помнится, учителя были недовольны тамошней акустикой; в углах вешали какие-то полотнища, которые, наверное, должны были эту акустику улучшить.
Почему-то считалось, что отмена занятий в обычной школе, так называемый "актированный день", на музыкальную школу не распространяется. И мы с моей подружкой Таней вместе брели сквозь пургу. Нас встречали пустые коридоры и удивлённые (и недовольные) учителя. Они, пользуясь отсутствием учеников, спокойно садились в учительской пить чай, а тут – здрасьте! Учителя ворчали и называли нас с Таней "партизанами".
О, эти учителя из музыкалки! Совсем, совсем не похожи были они на обычных учителей! Во-первых, многие из них курили, да ещё и в учительской! Во-вторых, носили брючные костюмы – яркие, с расклешёнными брюками, чего школьные учителя себе не позволяли. В-третьих, не стеснялись в выражениях. Нет, конечно, они не матерились – такого мы даже представить в те времена не могли. Но если ругали – ругали крепко! И мы, стыдясь, опускали головы, но признавали их правоту. Не обижались.
Зато когда руководительница нашего хора на большом праздничном концерте в поселковом Дворце культуры выходила на сцену в длинном платье с низким вырезом и исполняла несколько романсов – боже мой, какой восторг и гордость мы испытывали! У неё был действительно великолепный голос.
Иногда нас в приказном порядке отправляли на концерт заезжих исполнителей. Приезжал даже симфонический оркестр. То есть старались в нас воспитать настоящую культуру. Наверное, что-то это дало.
Самым ужасным были экзамены, а среди них – академконцерт. Играла я плохо, пела ещё хуже... Получала тройки (только по музыкальной литературе была неизменная "пятёрка", да по хору, помнится, ставили "4" – не за способности, конечно, просто там "троек" не было ни у кого). На родительских собраниях маме говорили: "У Вас очень старательная, добросовестная девочка. Если бы ей хоть немного способностей!"
Самым весёлым были выступления хора на городских конкурсах и концертах. Мы наряжались: "белый верх, тёмный низ", но это всё равно было свободнее, чем белый фартук в школе. Белые гольфы или колготки, туфли на «сменку»; заказной автобус, в котором мы даже распевались; закулисное томление и попытка послушать, что там поют конкуренты... Тихая паника: у них Бах! А у нас какая-то "Речка, реченька, река..."
И вот мы на сцене, Александра Михайловна или Татьяна (Семёновна? Сергеевна? – не помню!) в длинном великолепном платье, с причёской, становится перед нами и поднимает руки... Мне кажется, что там, в окружении подруг, даже я пела вполне хорошо.
Но всё кончается. Закончилась и музыкалка.
Первое время я ещё бренчала дома на пианино. Потом поступила в университет в другом городе и больше не играла. Петь я, конечно, так и не научилась... связь с учителями не поддерживала, и традиции встречи выпускников у нас не было.
Единственный раз я побывала в своей музыкальной школе, когда её закрывали. Насовсем.
В пустых классах стояли старые пианино. Их было много. Их никуда не собирались перевозить. Старые портреты композиторов всё ещё висели на стенах.
Иногда, проезжая свой почти уже обезлюдевший посёлок, я вижу свою музыкалку. С выбитыми окнами, заметённую снегом... И снова в ушах – обрывок фортепьянной гаммы… пиликанье скрипки… звуки трубы и баяна...
