Автор: Вика Осадченко
Летом
хозяйки выносят чистить
на пустырь между четырёхэтажек
чёрные, закопчённые казаны
в коросте горелого жира.
Перевернув, ставят на кирпичи.
Снизу разводят огонь.
В дело идут
старые тетрадки детей,
обломки ящиков из-под фруктов,
сухие ветки чинар, сбитые летней грозой,
расколовшиеся от удара об асфальт,
словно стеклянные.
Огонь разгорается,
лижет казан изнутри,
раскаляет донце, смотрящее в небо.
Дети подходят глядеть,
их отгоняют, чтобы не обожглись.
Лето, безветрие,
дым поднимается вверх.
У суфиев есть термин:
«снять ржавчину с сердца».
Моё сердце, перевёрнутое вверх дном,
стоит над огнём на двух кирпичах.
Казан постепенно темнеет.
Затем копоть начинает гореть —
это довольно больно.
Женщины смеются,
подбрасывают ветки в огонь,
говорят о мужьях и ценах,
прикрикивают на детей.
Соседи захлопывают окна,
недовольные дымом.
Огонь, охвативший казан, опадает,
металл на глазах светлеет.
Нигредо, альбедо — летняя алхимия женщин.
Казан снимают с огня,
прихватив двумя палками,
откатывают в сторону,
трут железной мочалкой.
Руки у женщин черны,
лица блестят от пота.
Лето.
Женщины гасят огонь,
сметают золу, чтоб и следа не осталось.
На чистой земле, сухой и белой,
темнеет пятно —
и ничего больше.
Дети смеются.
Когда моё сердце сняли с огня
и перевернули,
в него хлынуло лето,
крики детей и птиц,
разговоры женщин,
тень от ветвей чинар
и небо —
яркое ташкентское небо,
горячее, синее, бесконечное.
