I
С наступлением лета мы, я и мои приятели, собравшись гурьбой, ходили рыбачить – забрасывать удочки – на берег Агидели. Если день был ясным, хорошим, то это было для нас привычным каждодневным занятием. Проснувшись утром, зажав под мышками чай, сахар, хлеб, взяв в руки удилища, скорее бежали на берег Агидели.
Поудив рыбу до усталости, мы шли к дедушке рыбаку, варили уху, пили чай – так проводили время, после перед заходом солнца возвращались домой.
Дедушка рыбак – этот дед более всего способствовал тому, чтобы нам собраться вместе, поднять себе настроение, весело проведя время. Этот старик зимой жил в медресе смотрителем мечети, составляя нам компанию, а с приходом лета он переселялся на берег Агидели и находился на берегу реки днями и ночами. Он всю свою жизнь провел на этом красивом берегу Агидели. Он состарился вместе с этим старым вязом, под которым мы сидим. Места эти – те самые места, где он радовался, печалился, плакал...
Этот дед знает историю и легенды здешних окрестностей, знает до мелочей о происходящих здесь событиях. Эти поля, этот лес, эти луга, все, что есть в этой долине Агидели, знакомо деду. Он проводит прекрасные летние вечера, слушая песни соловья, доносящиеся из этого леса. Птицы – его друзья; как и они, дедушка испытывает восхищение. Все, что его окружает, воспринимает как свое личное, думает, что эти созданы для тех, а те для них. Этот счастливый дедушка с утра до вечера проводит время на воде и живет на свои мало-мальски заработанные таким образом деньги. Он ко всему, к каждому человеку относится с любовью. С нами он, уподобляясь нам, разговаривает как мы, дети.
II
Как обычно, и сегодня мы пошли на берег реки, посидели, закинув удочки, а когда солнце стало нестерпимо печь, собрались возле дедушки-рыбака под старым вязом. Когда мы подошли, наш любимый дедушка, развесив сети для просушки, расправляя, подвязывал порванные места.
Как только мы подошли, дедушка сказал:
– Давайте-ка, детки, принесите воды и вскипятите чаю. Вы, Габдрахман с Нафиком, почистите и начинайте варить рыбу.
Он показал на рыбин, накрытых листьями лопуха. А сам все продолжал заниматься расправлением сетей.
Мы развесили свои вещи на ветвях старого вяза, принявшего нас под свою крону. Одни взялись чистить рыбу, кто-то принес воды и поставил кипятить чай, другие, собрав дрова, разжигали огонь.
Пока мы занимались всем этим, дедушка-рыбак завершил свою работу, сняв намокшие одежды, подошел к нам босой и сел рядом.
Наша работа наладились. Рыба была очищена и положена в казан. Большой закопченный железный чайник привязан к веревке, свисавшей с ветви вяза, и подвешен в середину огня.
Когда делу был дан ход, устроившись кто как под вязом в ожидании, когда сварится рыба и закипит чай, мы стали осматриваться вокруг.
Старый вяз, укрывший нас под своей кроной, растет на вершине крутого берега Агидели; большие, толстые ветви его нависают над рекой. Напротив нас, на другом берегу реки, протянулись вдоль берега реки белые скалы горы Акташ, и отраженные от них лучи солнца заставляли нас щурить глаза.
Чистый воздух, красивая природа, бесшумное течение Агидели придавали нам легкость, устремленность к прекрасному, наполняли душу мелодией.
Башкиры-плотогоны, спускающиеся на плотах по сверкающей глади полноводной реки, предоставив воле течения свои плоты, медленно шевелясь, сидели у основания весел и пели свои протяжные песни, навевая вдохновение и печаль. Голоса певцов, достигнув камней Акташа, доносятся до нас и слышатся удвоенными, разносятся вокруг эхом. И долина Агидели из конца в конец начинает звучать.
Мы, чтобы не мешать их пению, не прервать мелодичных голосов, не произносили ни слова. Не желали лишать их духовного удовольствия. Они, медленно проплывая вдоль горы, скрылись за поворотом реки, войдя в лес.
В это время закипел наш чайник; опрокинув крышку, вода вылилась на огонь, подняв в небо золу. Это привело нас в движение. Пригладив молодую траву, мы постелили пестрый тряпичный палас дедушки-рыбака, а поверх него скатерть. Принесли и поставленную в воду бутылку с молоком.
Когда мы допивали чай, подоспела рыба. Доставшуюся на долю каждого рыбу, положив на листья, принялись есть.
Вскоре один из нас произнес:
– Надо бы подняться и побродить среди вон тех готовых сорваться больших камней на вершине Акташа на противоположном берегу реки…
Наш дедушка-рыбак, как будто услышав о чем-то невозможном, очень странно засмеялся и сказал:
– Заберешься на них, голова твоя садовая! Иди-ка, попробуй подняться, пусть покалечат тебя джинны и скинут с кручи.
Мы этим словам старика сильно удивились и стали умолять его рассказать:
– С чего это?
Дедушка, нисколько не заставляя себя упрашивать, начал говорить:
– Вершина этих Белых скал – ровная-преровная; там раскинулись широкие поляны, и есть остатки города древних мусульманских ханов. Они в стародавние времена на этих землях создали ханство, жили очень славно. Когда ханство достигло могущества, на него напало пришедшее из других краев очень большое войско. Хан направил посла к предводителю войска, велел узнать, зачем они пришли...
III
У хана, ставка которого располагалась на горе Акташ, была очень красивая – одна сторона лица подобна солнцу, а другая луне – дочь Алтынчач. Вождь войска послу, отправленному ханом, сказал о своем желании забрать с собой Алтынчач и, если он не отдаст ее по-доброму, начать сражение. Когда хан услышал эти слова предводителя вражьего войска, отправил дочери Алтынчач весть, велев узнать, пойдет ли она за него замуж.
Алтынчач прислала ответ:
– Я не могу пойти за плосколицего захватчика с берегов Яика. Не желаю с верховьев горы Акташ идти за горы Уральские. Пусть отец, хоть и придется ему вступить войну с врагом, не отдает меня. Если меня отдадут силой – не увидят меня не белом свете.
Хан, услышав такие слова дочери, отдал приказ вступить в сражение с врагом и отправил вождю вражьего войска послание:
– Дочь моя не согласна идти за тебя, и смерть ей не страшна, возвращайся той дорогой, которой пришел. Если не согласен – у меня найдется сила. Об остальном думай сам, наша страна готова вступить в сражение.
Вождь, услышав ответ хана, очень рассердился и сказал:
– Хотя бы и войной, но Алтынчач заберу, не вернусь домой с пустыми руками.
И тотчас велел войску седлать коней.
…Отец Алтынчач, собрав свое войско, вышел навстречу врагу. Войско хана выпустило стрелы по вражьему войску. Хотя оружие наших дедов в те времена составляли луки да копья, их стрелы пролетали три-четыре версты и попадали в прочные деревья.
Сражение длилось долго, поскольку враг был многочислен. Войско хана терпело поражение и, отступая, спряталось за стенами города. Горожан охватил страх: не зная, что делать, они растерялись. Ханская дочь Алтынчач, видя, что войско отца терпит поражение, вскочила на вороного иноходца и, вооружившись луком и копьем, вступила в схватку с войском. Алтынчач крепко билась с врагом, но вернулась из-за ранения в правую руку.
Хан, понимая, что дело может для него плохо кончиться, желая спрятать золото, серебро, изумруды и алмазы своей казны, велел спрятать свои сокровища в пещере. А сам снова стал сражаться. И был побежден.
Алтынчач, чтобы не попасть в руки врага, ночью с девушкой-служанкой вошла в пещеру со спрятанными ханскими сокровищами...
– А что стало с ней потом?
– Что с ней стало? Неизвестно, что стало с Алтынчач. Но есть люди, которые видели, как в красивые летние ночи Алтынчач выходила из пещеры и сидела на каменном выступе горы. Говорят, что она, выйдя оттуда, сидит до рассвета, опираясь на ладонь, закутавшись в свои ниспадающие до пят волосы, печальная, обратив свой взгляд на долину реки. Потом, оглядевшись вокруг, входит в пещеру и исчезает.
Она в давние времена часто появлялась, теперь не слышно, чтобы кто-то ее видел. Однако мой дед рассказывал, что однажды, оставшись ночевать здесь, увидел Алтынчач и стоял, не смея шелохнуться, восхищенный ее красотой.
– А сокровища все еще там?
– Вот и я хотел об этом повести речь. По прошествии долгого времени завелись, говорят, возле них джинны. Много людей погибло, пытаясь завладеть сокровищами. Джинны и близко не подпускают тех, кто пришел за сокровищами.
Завершив рассказ, старик еще раз опасливо посмотрел в сторону горы и почему-то глубоко вздохнул.
Мы слушали его с искренним интересом. Нам представилось, как ханская дочь Алтынчач, спотыкаясь, пробирается среди белых камней, печально смотрит по сторонам. Перед нами предстало ее побелевшее от страха красивое лицо: черные глаза, обрамленные мокрыми от слез длинными ресницами… О чудо, в эту минуту показалось, что Алтынчач со своей служанкой входит в пещеру.
Когда старик-рыбак закончил свой рассказ, взгляды каждого из нас были устремлены на таинственную дыру в каменной стене…
Перевод Люции КАМАЕВОЙ
и Марселя ГАФУРОВА
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!