Люба прикрыла глаза. Позвякивание ложечки о края чашки, хруст газетной страницы, пзух-пзух – ударяется о стекло залетевшая на террасу оса, поскрипывают распахнутые окна, снова стукнула чайная ложка – звуки дачного завтрака. Летнего, свежего. Именно так Люба и хотела. Так и представляла, и ждала.
- Пи-ли-лим, пи-ли-лим, пи-ли-лим, – неугомонный Машин, дочкин, мобильный.
Остаток горячего бутерброда Маша наспех отправила в рот и убежала на улицу. Ещё вчера вечером, сразу как приехали, она встретила здесь свою подружку детства и теперь отправилась к ней в гости. Люба смотрела на оседающую на дорогу пыль, поднятую шагами дочери. Пылинки медленно кружились в солнечном свете.
Павел, прочитав газету, отложил её в сторону. Почему-то на даче за завтраком захотелось почитать не ленту в телефоне, а именно газету… Но это быстро наскучило. Он допил чай, некоторое время посидел ещё за столом, попридавливал пальцем хлебные крошки на скатерти. Прошёлся по терраске от стола к раскрытым окнам и обратно.
Люба сначала хотела накрыть к завтраку на улице под яблонями, но муж и дочь решили, что это слишком хлопотно.
Люба стала собирать тарелки и чашки. Вынесла их во двор и гурьбой составила на лавочку у колодца. Вот так, после Москвы, пыли и суеты, именно так – отрадно. Скрипит обжигающе холодная колодезная вода на потрескавшейся эмали посуды, блестят мокрые блюдца…
Ополоснув последнюю чашку, она прикрыла посуду полотенцем и, разувшись, сошла с дорожки. Шуршат деревья. Тонко жужжит муха. Пахнет мокрой травой и яблоками, пахнет августом. Люба, всё так же босиком, подошла к деревянному столику, посеревшему от времени, покосившемуся. На нём лежало упавшее с ветки молодое, кисло-зелёное яблоко, одним лишь бочком выглядывая из ободка скрученных листьев, будто вылупившийся птенец из скорлупы. Люба взяла его со стола, потрогала пальцами плюшевую листву. Захотелось яблок, кислых, не спелых. Так сильно хотелось и именно таких яблок последний раз лет… десять, двенадцать назад… Да, двенадцать. Она как раз ждала рождения Егорки, младшего сына. Они с мужем и Машкой сидели здесь в саду на даче, и Павел тогда набрал ей целую горсть молодых яблок... А Машка, ей было пять лет, стала играть с ними как с мячиками для пинг-понга… В то лето они последний раз отдыхали на даче. На следующий год с грудным Егоркой решили не ехать – особенных удобств тут не было, и лето провели дома. Потом уже проводили отпуск в Турции, в Испании… Последние же несколько лет совсем никуда на отдых не выбирались.
Люба погладила серую узловатую ветку яблони, свисающую почти до стола, и пошла к дому. Хорошо, что накануне они с Павлом побывали здесь и привели дачу в порядок. Он хоть и ворчал, но всё подготовил как следует. Муж предлагал вместо этого съездить на машине на море. Но там так людно, и совсем не то, что она ждала сейчас от отпуска… и обычно покладистая Люба на этот раз настояла на своём. И вот они здесь.
На крыльцо вышел Павел. Расправил, размял плечи, потянулся, как сытый кот, прошёлся по саду. Вернулся, поскрёб ногтем облупившуюся на перилах краску.
- Поеду. Заправлюсь на трассе. Поближе к городу. А то здесь, сама знаешь, бензин какой. Ремонтируйся потом…
В доме стало совсем тихо. Очень кстати, что сейчас она осталась одна. Так лучше обвыкнуться, обустроиться, угнездиться. А к обеду, когда они опять соберутся втроём – всё будет готово.
Постепенно и сумки были разобраны. На дне чемодана остались лишь бадминтонные ракетки в коричневом чехле. Люба давно не играла. Ещё в молодости они с Павлом могли целый час перекидывать воланчик друг к другу. Без суеты, без лишней беготни, они любили играть вот так, наблюдая как волан то скользит на фоне неба, то сливается с пёстрой листвой и попадает точно на ракетку партнёра…
Она не сказала своим, что взяла ракетки с собой, чтобы неожиданно достать их в один из вечеров…
А зря Егорка не поехал с ними. Отправился в спортивный лагерь. Всю весну об этом мечтал – первый раз без родителей, с друзьями, обещали костёр и что дети сами будут варить себе уху. Люба его отпустила.
- Мам? А-у! Тишина…- Машка появилась во дворе одновременно с подъезжающей машиной Павла. Люба как раз закончила готовить обед.
Ели щи из щавеля, с летней кислинкой, мутноватые от порезанного в них яйца, подбеленные сметаной. Расположились снова на террасе.
Маша подцепила пальцами масляный блин с мясом.
- Мам, ты ужин на меня не готовь. Ой-ой! – На тарелку из блина, зажатого в голодной спешащей руке, комками выпадал фарш. - У Юльки как раз вечером гости – мы с ней сейчас салат будем резать… Не обижаешься, ладно? А то сколько ж мы с ней не виделись! И гости у неё…
- Ну что ты! - Люба улыбнулась.
Павел отправился в спальню вздремнуть. Люба снова была в саду. У кустарников она наткнулась на их старый мангал. Уже кривоногий, поржавевший, но целый. Сколько ж он пережил? Сколько раз кормил прожорливых своих хозяев, сколько слушал их песен и разговоров, собирал вокруг себя шум, гам, кутерьму. А то, наоборот, поджарит в тишине мясо на двух шампурах и потом долго ещё в ночной темноте мерцает догорающими угольками под едва слышную беседу. И вот многие годы одиноко простоял мангал около кустов смородины, приникнув к ним тонким металлическим боком, а сегодня снова увидел, как оживает, просыпается дача.
Люба провела ладонью по его шелушащейся ржавчиной стенке. Что-то такое так и осталось тогда здесь у мангала… За месяц отпуска она найдёт, соберёт утерянное и увезёт с собой домой, в Москву.
Вечером, уже расстилая кровати, Люба рассказывала мужу:
- Ты знаешь, а мангал наш, тот самый – помнишь? - на месте, так и стоит!
На следующий день Маша снова отправилась к подруге. А Павел, позавтракав, помыв коврики из машины, решил опять прокатиться:
- Съезжу за углём и жидкостью для розжига – ты же шашлык затеваешь.
Люба кивнула. Она снова залюбовалась своими яблонями с ранним, летним сортом яблок. Ещё в прежние времена Люба всегда варила на даче яблочное варенье. Это было целое мероприятие. Маленькая Машка любила собирать яблоки – находила под яблонями или рвала с листьями, с ветками, смеялась, показывая матери испачканные ладошки. Чистили и резали яблоки втроём. Павел сделал даже металлическую петельку – вытаскивать сердцевину. Правда, он не особенно жаловал это занятие, ворчал понемногу, но не сердито, а больше из деловитости. А когда доходило до снятия пенки – приторной, бело-рыжей – и дочь и отец не пропускали такого момента. Теперь-то их вряд ли этим увлечёшь, но Люба и сама с радостью справится с вареньем. Подготовит к зимнему чаю воспоминания о даче…
Так что, пока дочка и муж заняты своими делами, она быстрее управится, хоть несколько банок сделает. А то потом, после первой отпускной суеты, когда они привыкнут к даче и снова научатся вместе отдыхать, уже и не до варенья будет. Начнутся всякие семейные мероприятия – и трёх банок закрыть не дадут.
Люба купила с местном магазинчике сахар, нашла свой старый металлический таз, до серебра начистила его песком и стала собирать яблоки. Мыла, чистила, пересыпала сахаром… Улыбаясь думала о Егорке – вот и ему привет от дачи будет, он любит сладкое.
-----
Павел поднялся не обычно рано. Люба наблюдала через окно как он энергично моет машину, поливая её из шланга. Он даже насвистывал какую-то бодрую мелодию и, казалось, был в необычно радостном расположении духа. Потом, потирая руки, перекрыл воду. Продолжая напевать, ещё раз обошёл сад.
Люба уложила в сумки последние вещи – две недели отпуска закончились. Она вышла во двор снять с верёвок высохшее бельё. Просила об этом Машу, но та убежала попрощаться с подружкой.
Простыни огромными белыми квадратами застыли между двумя яблонями. Люба по очереди перекидывала бельё через плечо, касаясь щекой его тугой, пахнущей ночным ветром, ткани.
Конец августа в этом году был необычно летним, сухим и знойным. Не смотря на раннее утро, жара уже просыпалась. Но здесь, под густой листвой, она лишь угадывалась. По цвету неба, по неподвижному воздуху, по вольяжному стрекоту насекомых. Низкое солнце, пробравшись сквозь ветки, охапками света блестело на траве. В путанном обилие летних запахов иногда проступал пьяный аромат лежалых яблок. Они тут и тат выглядывали из побуревшей от зноя травы.
Лето оставалось, а Люба уезжала… В остающемся дачном лете слышались отблески планов, надежд, которыми так была наполнена Люба по приезду…
Можно было ещё побыть здесь до вечера – но Павел сказал, что позже на дороге будут пробки.
Люба вернулась в дом. Теперь только сложить в чемодан свою одежду, и всё готово. На дне чемодана так и лежали не пригодившиеся бадминтонные ракетки…
А вот мангал всё-таки разок послужил. Однажды, ещё в первую неделю отпуска, они все вместе пожарили шашлык. Тот вечер Маша даже провела с родителями, и Павел никуда не торопился… но всё сетовал, что уголь оказался сыроватым. Пришлось собрать и подложить в мангал сухих веток. Мясо получилось отменное… Потом собирался дождь, и долгим вечер не получился, они быстро разошлись домой по комнатам.
…Люба закрыла чемодан и прошла на террасу. На полу стояли банки с вареньем. Она опустилась на стул и машинально их пересчитала. Сегодня она увезёт с собой домой, в Москву, тридцать пять банок яблочного варенья. Люба заплакала.
——
Этот рассказ я написала в 2010 году, дочке было тогда два годика, мы снимали дачу и я занималась в свободное время литературным и фотографическим творчеством. Очень интересно ваше мнение, друзья!
(репродукция картины из и-нет)