Ближе к обеду привезли новенького.
Иваныч в последнее время полюбил похороны. Для местных это было как новый фильм, привезенный в деревенский клуб, или понедельничный обход главврача в тубдиспансере, или свадьба в общежитии, или Первомай в колонии, или драка на школьной перемене, или праздничный фейерверк, или очередь в перестроечные времена, когда в магазине неожиданно выбрасывали мыло, сливочное масло или синих умерших, скорее всего, своей смертью цыплят.
Он был уверен, что местные(соседи) так же, как и он, безошибочно угадывали, когда вдалеке за поворотом появятся включенные фары задрипанной «ГАЗели», гордо именуемой «катафалком». Эти зажженные фары, выглядящие довольно странно посреди бела дня, всегда сулили развлечение, довольно, надо признаться, однообразное, но зато ежедневно-бесперебойное. Благо, умирали в немаленьком городе обильно, и рассчитывать на представление, к тому же бесплатное (они теперь вообще ни за что не платили) можно было иной раз по несколько раз в день.
Нет, ну, конечно, это тебе не Пасха! Вот когда праздник так праздник! Пасха – это кучи крашеной яичной скорлупы, которой к вечеру засыпано всё, это белые крупицы засохшего взбитого с сахаром яичного белка, упавшие на землю мимо чьего-нибудь дырявого рта, это полрюмки водки, щедрой рукой вылитые прямо в землю (зачем только добро изводят?), это кучи засыхающих на весеннем солнце цветов, это новая краска на ободранных пирамидках, это сорняки, наконец выдернутые из слежавшейся за зиму земли, это наконец отнесенные на помойку высохшие почерневшие безобразные венки, это родственники, по большей части уже косенькие и пьяненькие, но зато вырвавшиеся к ним, к мертвым, движимые то ли желанием о них вспомнить (а то ведь снятся, всё снятся, голубчики, и смотрят так укоризненно, и молчат, молчат…), то ли устроить себе пикник на молодой травке под всё приятнее ласкающим солнцем.
И хорошо в этот день: живым – пьяненьким, разомлевшим от весеннего тепла, и мёртвым, о которых, хоть и раз в год, но помнят. И оживление повсюду, и машинам не разъехаться на узких, обычно более чем пустынных, дорогах, и иллюзия того, что и ты живой, с ними, и тебя тоже ласкает солнце, и нос жадно втягивает запахи мокрой земли, молодой поросли, варёных яиц, черствеющей сдобы, перегар….
Черта с два! Нет тебя, и нос твой давно превратился в труху, и только мысли твои не деваются никуда, и воспоминания продолжают кромсать тебя тупым зазубренным ножом, и жалко тебе впустую прожитых лет, и стыдно за грехи, и тоскливо, и муторно, и выть хочется, но нечем выть, и не знаешь ты, зачем вообще нужна жизнь, если после неё только вот это.
Ад. Каждому свой.
Разъедутся пьяные родственники, поберушки стащат с могил яйца да куличи, высохнет вылитая в землю водка, не дотечёт до того, что осталось от твоего рта, ветер унесёт кусочки скорлупы, вернутся вороны, спугнутые обилием посетителей, и останешься ты один среди покосившихся крестов, облупленных керамических портретов и тягостных своих мыслей.
Уехал цирк, и ветер гоняет по площадке обрывки афиш, шелуху от семечек, фантики, надкусанные вафельные стаканчики, ошмётки воздушных шаров, похожие в своем безрадостном ничтожестве на использованные презервативы, и лучше бы никогда не приезжал он в маленький сонный городишко…
Новенького поставили на заботливо привезённые табуретки могилах в пяти-шести от Иванычевой.
Только что-то было не так в том, что увидел Иваныч своими новыми – мертвыми, но всевидящими глазами, что почувствовал он своим обострённым чутьем мертвеца.
Едва гробовозочная «ГАЗель» проехала кладбищенские ворота, почувствовали местные, падкие до однообразных своих развлечений, какую-то тревогу, которая сочилась из катафалка сквозь закрытые двери и окна. Когда же распахнулись задние двери, через которые вытащили огромный обитый красным бархатом гроб, боль вылилась на застывшее в недоумение кладбище: боль всепоглощающая, всезаполняющая, царапающая где-то за грудиной костлявой рукой, сжимающая горло, чёрная, горючая, горькая, от которой ещё тоскливее завыли на ветру фольговые лепестки, а «скуыку-куыку» из просто раздражающего превратилось в надрывающее душу, и какой-то беззвучный вой наполнил уши мёртвых, которых трудно было удивить проявлением человеческого горя и глубиной скорби.
Как будто затонувшую машину быстрым ревком достали подъёмным краном со дна грязного водоема, и, пока качалась она на тросах, лопнули замки на дверях, и мерзкая мутная жёлто-зелёная, как настоянная и загустевшая за несколько дней моча в горшке лежачего больного, хлынула оттуда. Эта боль залила кладбище, затопила мельчайшие впадинки, покрыла собой осевшие неухоженные могилы, проникла в дыры, вырытые любопытными сусликами.
И даже вороны заткнулись, почувствовав черноту этой боли.
Продолжение следует...
Читайте все опубликованные части книги.
Иваныч. Часть 10.
Иваныч. Часть 11.
Иваныч. Часть 12.
Иваныч. Часть 13.
Иваныч. Часть 14.
Иваныч. Часть 15.
Иваныч. Часть 1.
Иваныч. Часть 2.
Иваныч. Часть 3.
Иваныч. Часть 4.
Иваныч. Часть 5.
Иваныч. Часть 6.
Иваныч. Часть 7.
Иваныч. Часть 8.
Уважаемые читатели! Рад буду вашей поддержке, вашим комментариям и вашим советам! Поддержите, пожалуйста, мой канал! Если материал понравился - ставьте лайк! Заранее всем благодарен!