В эти летние дни при разных перемещениях попалась мне в случайном месте, в общедоступном шкафу, книга И. Грековой «Кафедра». И эту, и другие книги писательницы я читала в давние времена, как только она была впервые опубликована, еще до перестройки. Тогда сама я еще работала инженером-акустиком-программистом и с интересом вчитывалась в откровения бывшего математика Елены Вентцель, взявшей псевдоним от слова Игрек. От того первого чтения осталось впечатления правдиво созданных характеров, достоверных реалий кафедры кибернетики и, в общем-то, новой для советской литературы темы – а именно – закрытой от глаз студентов жизни преподавателей вуза.
И главным было тогда для меня – близость моего менталитета с автором-математиком.
И вот, спустя десятилетия, я снова держу в руках книжку И. Грековой в довольно потрепанном переплете, что говорит о том, что книжку и сейчас читают те, кому она попадает в руки.
Но я уже как-то писала, что писательское восприятие книги существенно отличается от незамутненного читательского. Непроизвольно во мне включается и критик, и литературовед, и даже книжный блогер 😊.
Итак, открываю книгу. Она начинается со сцены заседания кафедры: кто-то из преподавателей отчитывается об успеваемости, кто-то обсуждает планы, кто-то просто дремлет.
«Нет, так нельзя начинать повесть с тягомотины, с такого затянувшегося пролога, – это во мне просыпается критик и автор пособия «Как писать прозу». – Современный читатель прочтет бесплатный фрагмент где-нибудь на Литресе и бросит чтение!».
Однако вслед за общей сценой заседания, автор решила познакомить нас с каждым участником событий отдельно. И пошла череда вставных рассказов о жизни отдельных преподавателей и, в частности, о заведующем кафедрой Николае Николаевиче или ЭНЭН. Такой глубины и душевности описаний я редко встречаю в современных книгах. Каждый персонаж оживал и становился близок мне, читателю: и одинокий мужчина, и многодетная мама, а особенно сам старик-заведующий. На середине повести он умер (не сочтите за спойлер), зато рассказчице стали доступны его личные записки, которые усилили душевность всей прозы. И здесь перед нами нарисовался объемный образ, представляющий заведующего на службе, как его видят на кафедре, и заведующего в личной жизни. Кстати, этот прием – портрет человека на работе и дома дает возможность выпукло обозначить те или иные особенности характера.
Примерно в конце второй трети повести появляется новый персонаж, новый кандидат на должность заведующего - Флягин Виктор Андреевич. Казалось, теперь мы увидим взаимоотношения всех со всеми, какой-то конфликт на кафедре и его разрешение. Перед нами предстает сухопарый, лысоватый и подслеповатый профессор-педант, не хватающий звезд с неба, а лишь трудолюбиво высиживающий до ночи за чтением специальных трудов. От сотрудников он неукоснительно требует заполнения всяких бумажек, отчетов и детальных планов работы. В общем крючкотвор, который пятой точкой добился какого-то положения в научной среде. Он сразу восстанавливает против себя всех остальных сотрудников кафедры.
Но едва обозначенный на кафедре конфликт вновь сменяется вставными рассказами о частной жизни сотрудников. Порой очень трогательные: к примеру, о воспитании внебрачного ребенка двумя подружками-студентками. В этом ряду вставных новел мы узнаем и кое-что о жизни крючкотвора Флягина. Оказывается, и у него дома свои проблемы: лежачая теща, о которой он трогательно заботится.
А страницы с описанием работы кафедры идут своим чередом. Эпизоды защиты диссертации недобросовестным ученым, ворующим идеи у молодых, еще какие-то недоразумения с заведующим. Но все проблемы как-то подвисают, все конфликты обрываются, но не вскрываются толком.
Конец и вовсе никак не вытекает из происходящего, с большой натяжкой можно пристегнуть как бы прозрение этого Флягина в отношении себя. И почти нет главного: взаимодействия действующих лиц друг с другом. Каждый персонаж вспоминает свое и говорит о себе!
Общего объединяющего сюжета не получилось. И здесь я хотела бы предложить другим пишущим прозу читателям проверить себя, прочитать эту книгу и напрячься мыслями, как бы следовало скомпоновать книгу, чтобы она казалась цельным произведением, а не рассыпанной на кусочки мозаикой. Признаюсь, я не справилась с этой задачей. Может быть, посмотрю экранизацию повести, если найду. Уверена, киношники смогли сделать то, что не смог сделать писатель, а именно интегрировать все прекрасные составляющие книги в единое полотно!