Поэтичная проза гватемальского писателя Мигеля Анхеля Астуриаса, может быть, не самый очевидный вариант, если речь заходит об эротике в литературе. Уж слишком он колдовской, нездешний, вообще весь не об этом...
Но при желании можно и у него найти кое-что странное, смутно-волнующее, певучее.
Например, среди разговоров моряков из второй части его нежного «Юного владетеля сокровищ» встречаются такие:
Семь ночей подряд мы толковали у толстой мачты, на носу, пока светила луна. Афре, одноглазый моряк, прикрывший медалькой пустую глазницу, завораживал нас красотою своих рассказов. Когда-то он жил в Китае. Во дворцах там нет лестниц, и правители, словно циркачи, прыгают вверх, перевернувшись на лету.
— Женщины, опий и пытки, — говорил Афре и, предавшись воспоминаниям, добавлял: — Женщину не забудешь, когда волосы у неё пахнут жасмином, плоть холодит, словно слоновая кость, а жилки — чайного цвета.
Луис бурно размахивал руками:
— Страну узнаёшь через женщин. Любовь испанки печальна, как храм, как араб как море. У француженки плоть ненасытна, но слов ей не нужно, она отдаётся смеясь, потом — томна и ленива. А на Пикадилли... какие уж там злодейства, какая наука! Знал я одну ирландку, так вот, она раздевалась и говорила: «Причастись — я бела, как облатка!» Ляжет крестом, читает молитвы, а после, как выйдем из дому, жалуется: «Ах, если бы ночью можно было пойти в церковь, тьма выела бы нам очи… они ведь вкусные… Боже, что за литания призраков!» И сердится: «Поцелуй отрубает голову, как меч! Не целуй меня, не надо! Зачем, зачем ты целуешь? Нельзя ласкать тело, нельзя целовать губы, это — услада. Целуй мне руки, они благодарней губ! Лучше не знать услад, которые так скоротечны… Я плачу не от печали. Боже, я плачу, утратив радость. О, Господи, я — как невеста, у которой нет рук!»
Рассказы Луиса не кончались столь невинно — он приберегал напоследок подробности других похождений и говорил об извращённых куртизанках, об итальянских девицах, бросающих жребий, о турках, предающихся однополой любви. Когда он замолкал, моряки тяжело дышали.
Каждый страдал, представляя все эти сцены.
— Скука, — говорил Афре ирландцу Пабло Смокве, — защищает нас от всего — от наркотиков, от греха, от женщин, от самой жизни… Я не воплощусь снова, потому что мне скучно, а это — все равно что уйти в нирвану.