Вторая часть большого рассказа про молодую фарцу Ленинграда. Хочется продолжить "...кто сметёт их с лица Земли?" Об этом узнаете позже...
Но Сергей не имел доступ к благам красивой ленинградской жизни. Мама работала учителем русского языка и литературы в школе на Восстания. Индийский чай «со слоном» и плоские баночки португальских сардин считались редкостной удачей. Конечно, были родители несовершеннолетних чад, которые не отличались усердием в постижении русского языка и литературы. Мамаши таких деток иногда дарили маме коробки конфет или, например, что было гораздо круче, консервированную датскую ветчину. На крышке была изображена симпатичная брюнетка в какой-то полувоенной форме, задорно смотрящая на советского человека. Пару таких баночек соседи по коммуналке приспособили под хранение разной мелочёвки, в хозяйстве всё пригодится, как говорила тётя Наташа, очень хозяйственная и практичная.
Сергей создавал блага красивой жизни сам. Он был фарцовщиком. Хотя, как он сам считал, фарцовщик громко сказано. Скорее, энергичный и активный молодой человек.
Во рту появился кисловатый пластмассовый привкус. Сигарета тлела почти у фильтра. Конец удовольствия. Сергей аккуратно затушил окурок о жестяной подоконник.
Посмотрел на отрывной календарь, лежащий на выступе старого буфета. «Тринадцатое июля, чёртова дюжина… говорят, не везёт. Хотя, что, всему человечеству не вёзет? Если ты сам готовишься к невезению, так оно и будет,» - подумал он, направляясь в ванную.
За дверью его встретил длинный и прохладный коридор. До мест общего пользования, как выражалась та же тётя Наташа, надо было пройти мимо семи дверей, за которыми протекала коммунальная жизнь обитателей квартиры. В коридоре всегда было темно, перед тем, как начать движение, необходимо было повернуть древний выключатель, висевший прямо напротив комнат Сергея и мамы. Комната, на самом деле, была одна. На две половины её разделяла перегородка, а прямо у двери строители устроили маленький тамбур, где стоял старенький холодильник «ЗИЛ» и были две вешалки. «Прихожая», как называла этот закуток мама, всегда был заставлен коробками, в которых складывали на лето зимние вещи, а на зиму, соответственно, летние. Коробки стояли друг на друге и, однажды, накренившаяся конструкция рухнула на Сергея, когда он собирался утром в школу. Примерно полчаса он собирал рассыпавшиеся тряпки и укладывал их обратно. Конечно, опоздал. И Фаина Вениаминовна, их классная, жёстко смотрела на него сквозь очки в старомодной оправе.
Фаина Вениаминовна… теперь это в прошлом. Серёжа закончил десятый класс в прошлом году, поступил, на удивление просто, в институт железнодорожного транспорта. И сразу после первой сессии, втайне от мамы, оформил академический отпуск. Учиться ему, откровенно говоря, было тошно. Железная дорога, как он сам понял еще в октябре, была абсолютно не его темой. Его жизненной темой стали, как говорил его новый приятель Сева, деньги. Мани, капуста, бабло. Сергей познакомился с Севой в институте, точнее, в Волосово, куда их отправили на борьбу за урожай картофеля. Местные борцы за урожайность, испитые мужички и уставшие от жизненных безнадёг тётки неопределённого возраста, не справлялись с ежедневными трудами. Поэтому каждую осень сотни студентов устремлялись на поля Ленинградской области.
Сева выглядел сильно на фоне серых волосовских пейзажей. Ярко- красная олимпийка с огромными буквами на спине «Nippon» и заветным трилистником на груди. Сверху накинут выцветший до белизны армейский ватник, на спине которого старательно масляными красками были изображены пулевые отверстия с подтёками крови. Словно хозяина ватника прошили автоматной очередью. Позднее это художество увидел парторг института, приехавший из города проведать обстановку. Он заволновался, увидев такое творчество, и Севе настоятельно рекомендовал больше его не надевать. Подтекст политический увидел. Афганистан, знаете ли, сложная политическая обстановка, а тут такое…
И ещё у Севы были светло-голубые «Ливайсы», достаточно быстро посеревшие от совхозного быта. Он был крутой, этот Сева. Сергей это понял быстро.
Сева был, как он сам говорил, творческой личностью. О чём он доходчиво и объяснил Сергею. Главное, с примерами. Рассказал про своего приятеля Алика, татарина с Гражданки, каждое лето устраивавшегося на работу в уличный киоск «Овощи-фрукты» и делавшего, как выражался Сева, за летний сезон не менее «штукаря». Сергей сначала не поверил. Он понял, о чём идёт речь, просто не поверил в масштаб заработка. Дальше севины рассказы были ещё интереснее. Творческая личность рассказала о быстром заработке, где успех предприятия зависел от харизмы и физической подготовки. Всеволод Эрнестович (отчество нового приятеля Сергей запомнил мгновенно, он очень любил Эрнеста Хемингуэя), умел расположить к себе людей и пользовался этим для личного обогащения. Всё было просто и криминально рискованно. Имело дух авантюризма. Сева приезжал на Охту, где недалеко от импозантного Большеохтинского моста находился большой магазин телевизоров и радиоаппаратуры. Он был известен всему Ленинграду. Именно там продавались новинки завода Козицкого, цветные телевизоры, стоящие приличных денег, шестьсот-семьсот рублей. Телевизоры продавались по пригласительным, выдававшимся на предприятиях города. Иногда люди месяцами ждали своей очереди.
Этим и пользовался Сева. Тактика была простой. В соседнем с магазином дворе Сева надевал синий халат работника торговли. Для убедительности на голову иногда водружался синего же цвета берет. Далее, с деловым видом он подходил к кучкующимся у магазина людям. Среди них было много персонажей, приехавших, как говорят, на удачу. Они стремились или купить пригласительный с рук или, как вариант, перекупить новенький телевизор. Сева разыгрывал небольшой спектакль. Он предлагал, как сотрудник магазина, талон на покупку телевизора совсем за пустяковую за такое приобретение сумму. Десять рублей. Червонец – и цветной телевизор становился реальностью. Многие соглашались на такую операцию. И вот здесь приходил «самый бульон», как говорил сам Сева. Оперативно собрав с простаков деньги, Сева просил подождать у входа, сам деловитой походкой проходил в торговый зал и нахально шёл в подсобные помещения. Некоторое время в магазине работал его дядя, и Сева ориентировался в коридорах. Быстро пройдя мимо кабинетов товароведов, он сворачивал направо и, почти бегом, выскакивал на заднее крыльцо магазина. А дальше дело техники - здоровье молодого организма зависело только от скорости бега через проходные дворы.
Сергей улыбнулся, вспомнив, как Сева в лицах изображал, как он выражался, «лошков понаехавших», которые давали ему деньги. Конечно, подумал он, с такими занятиями Сева плохо кончит. Ему не нравился откровенный обман. Это было грубо и как-то нехорошо. Даже не как-то, а просто нехорошо. Очень плохо.
А так Сева был неплохим парнем. Раздолбай, конечно, но обаятельный раздолбай. Однажды, после совхозной картошки, Сергей пришёл в институт в своих любимых голубых джинсах и не первой свежести кроссовках. Сева тут же схохмил: «Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, носил он «Рибок» старенький и «Левис» голубой…»
На ногах Сергея тогда была «Romika», но это не важно. Сева был известный хохмач, язык у него подвешен был правильно.
Из зеркала в ванной на Сергея смотрел пухлогубый молодой человек с копной вьющихся волос. Он критично осматривал себя. Да, Сева подколол точно – маленький мальчик с курчавой головой.
Ванная комната была приличных размеров, по-барски спланированной, с окном, выходящим в глухой двор. Такие дворы, Сергей узнал недавно, в старом Петербурге называли «световыми». Узкие, без проходов, только с небольшими дверьми, выходящими с «чёрных» лестниц. О прошлой жизни напоминал пол из красивой метлахской плитки и рама в окне с латунной фурнитурой.
Сергей подумал было о том, чтобы побриться. Погладил подбородок. Рановато еще, дня через два будет самое то.
Только начал было ополаскивать лицо, как резко зазвонил телефон в коридоре. Сергей чертыхнулся. «Забыл, это Севка звонит, точно он!» В такое время, рабочий день, кто, как не Сева. Тем более, они вчера договорились об одном коммерческом мероприятии.
- Але, юноша, проснулся? Не забыл – кто рано встаёт, тому Бог поДДаёт? – Сева довольно засмеялся в трубку. Сергей знал эту севину шутку, заранее предугадывая нажим на букву «д». Вообще, у Севы был целый набор таких переделанных пословиц. Он был остроумным парнем.
- Привет, Сев. Как, сегодня всё в силе? Без изменений?
Сева разговаривал из будки телефона-автомата, наверняка, около арки его дома. Сергей слышал звуки городской улицы.
- Всё в силе, мосье Серж. На том же месте в тот же час! Сегодня будет славная охота. До встречи!
Сергей положил трубку. Телефон стоял на лакированной полочке, привинченной к стене около кухни. Обои желтовато-серого цвета были основательно затёрты и даже блестели в некоторых местах. По ним можно было изучить почерки всех обитателей квартиры. Прыгающие буквы тёти Зины: «Чайный гриб», «Путёвки», о очень важное – «сантехник Гена». И цифры, номера телефонов, тоже прыгающие, нервные. Серёжин почерк был более аккуратен. «Толик, велосипед». Дальше синим карандашом, как он помнил, в пятом классе, «жывачки «Калев», Димка из «в»…Сергей улыбнулся. «Жывачки»… да, детские мечтания были просты и и незатейливы.
Он вернулся в ванную. Быстро умывшись, почти бегом вернулся в комнату. Времени было мало. До встречи с Севой оставалось меньше часа. Надо было что-то съесть перед выходом из дома. День обещал быть насыщенным.
«Докторская» была немного склизской. Ну да, три дня назад мама купила её в универмаге на углу Некрасова и Маяковской, отстояв небольшую очередь. Колбаса второй свежести, как говорила мама. Вскипятил чайник. Заварник был старый, как говорила мама, «времён Очакова и покоренья Крыма». На дне чайника стояло клеймо Кузнецовской фарфоровой мануфактуры. Прадедушкин, семейная реликвия.
Так, два ломтика колбасы и ещё маленький плавленый сырок «Дружба».Сергей, немного поколебавшись, достал кастрюльку из холодильника. Мамины котлеты. Две из них выложил на тарелку. Мясо надо есть утром. Молодой растущий организм требует белка. Об этом он прочёл в журнале «Здоровье», который выписывала тётя Зина и читала его вечерами, сидя у своего кухонного стола и куря «Родопи» в открытую форточку.
Посуду не стал мыть, просто сдвинул в угол стола. Быстро протёр клеёнку и пошёл одеваться.
Подумав, взял плечики с клетчатой рубашкой «Timberland». Рубашка была изумительна и очень нравилась Сергею. В крупную ржаво-болотную клетку, которую дробила более мелкая, зелёная и голубая. Ткань была немного фактурная, очень приятная на ощупь. Он был уверен, что такая рубашка одна на весь Ленинград, если не на Союз. Весной, когда они делали коммерческий вояж в Ольгино, встречать автобусы с финскими краснолицыми туристами, он сумел выцепить из толпы и «окучить» (опять Севино выражение), пожилую туристку. Та, видимо, не в первый раз приезжала на выходные в Ленинград, поэтому сразу и деловито предложила Сергею два блока американских сигарет, рубашку и пару футболок Nike. От Сергея в её большую дорожную сумку перекочевало четыре литровых бутылки водки «Столичная» и палехская шкатулка. Если честно говорить, то шкатулка была ширпотребовской. Были более достойные изделия мастеров из Палеха, но Сергей захватил именно эту. Картинка на крышке была очень эффектной. Жар-птица и царевич. Скандинавам нравились такие по азиатскому яркие картинки.
Достал Levis, посмотрел на цвет. Вздохнув, отложил в сторону и вытащил ещё одни, варёные Lee. Сегодня именно они, их оптимистичный голубой цвет отвечал его настроению.
Вообще, он давно стал замечать, что выбирает одежду и цвет под настроение. Впрочем, как и все люди. Просто когда человек маленький, то свой образ он доверяет родителям. Потом, становясь старше, личность начинает соотносить себя с окружающими людьми, выбирая ориентиры. Так и Сергей. Дожив до 11-12 лет, он чётко понял, что ему не нравится серый мир, с желтоватыми и коричневыми вкраплениями, такой монохром. Мама, заметив изменения в предпочтениях сына, только вздыхала «Весь в папашу.» Папа… Сергей плохо помнил его. Родители расстались, когда ему не было и пяти лет. Отец был геологом, много ездил в экспедиции. В том числе, как рассказывала мама, и в зарубежные поездки, в дружественные страны. В основном демократическая и свободолюбивая Азия. Вьетнам, Индия. В одной из экспедиций папа и познакомился с женщиной. Соперницей и разлучницей, как зло говорила бабушка, поджимая губы.
Папа, как понял Сергей, был большим модником. Им он и остался. Просто теперь он жил в Москве, работал в крупном институте на хорошей должности. Иногда он звонил, но не приезжал никогда. Пару раз прислал фотографии. Из Индии, со слонами. Папа, как убедился Сергей, знал толк в хороших шмотках. На фотографиях он выглядел убедительно. Гавайская рубашка, шорты песочного цвета, модные кроссовки. Мама это и имела в виду – вкус к ярким вещам, тяга к цветовому разнообразию.
Вспомнил о Рае. Как он мог забыть. Сегодня они договорились куда-нибудь пойти вместе. Рая. Красивая девочка с большими карими глазами и улыбкой. Такой улыбкой, ради которой Сергей был готов пойти на всё. Ну, или почти на всё. Пошёл в коридор к телефону.
- Алло, доброе утро, Инесса Самуиловна… да, Серёжа. Рая дома? Ага, спасибо…
Сергей слышал в пластмассовую трубку, как бабушка Раи зовёт внучку. Подумал, что бабушка не очень одобряет её выбор молодого человека. Голос Инессы Самуиловны всегда был какой-то подозрительный. Казалось, что вот-вот она скажет «Раечка, убери серебряные ложки из буфета. Твой Серёженька опять звонит…»
Рая была немного запыхавшейся.
- Привет-привет, Сергунчик!
Ему нравилось, что Рая так обращалась к нему. Было что-то уютное в этом. Рая тоже это знала.
- Как у тебя вечером? Планы не изменились?
- Вечером всё хорошо. Я встречаюсь с тобой. Практика до трёх часов, потом с Катей заедем на Пестеля к её тётке, и всё… летние дела на сегодня закончены. Можем гулять, есть мороженое.
Сергей хотел добавить «и целоваться», но сдержался.
- Прекрасно, Рай… тогда давай там же, на «Черныше», да? В шесть?
- Хорошо, я успеваю. В шесть часов на «Чернышевской».
Сергей немного постоял у телефона в коридоре. Прикинул временные отрезки. Так, с Севой они решат всё до трёх часов легко. Потом надо заскочить на «точку». И всё, можно идти встречаться с Раей.
Cней он познакомился совсем недавно, в конце апреля. Рая занималась художественной гимнастикой, в той же секции были и две его одноклассницы. Они и пригласили своих бывших школьных друзей на региональные соревнования в СКК. Ну, а потом была долгая прогулка по весеннему Ленинграду, пара бутылок сухого вина на всю компанию в Юсуповском саду на Садовой, и Сергей понял, что влюбился. Рая была красива, хотя среди девушек своего возраста она не считалась первой красоткой. Но Сергей твёрдо был уверен, что красота Раи, как говорили некоторые, не местного разлива. В общем-то, это было понятно. Фамилия Раи была Герштейн. Мама, узнав об увлечении сына, только вздохнула и печально посмотрела на него. Этот разговор он запомнил.
- Она тебе очень нравится? Вот, прямо очень – очень? А кто её родители?
- Мам, да, очень – очень. Она такая, хорошая… А родители врачи. Мама стоматолог, а папа протезист.
Мама кривовато улыбнулась, - Ну да, кем еще могут работать Герштейны… Впрочем, смотри сам, сынок. Только всегда держи в памяти момент разочарования своей увлечённости… как тебе правильно объяснить… понимаешь, эта национальность…
- Евреи, мам?
- Да, именно… понимаешь, они всегда держались и держатся своей группой, ну, не любят они сходиться с другими национальностями, родниться с ними…Мы, конечно, современные люди, но это, Серёжа, не предрассудки… это жизнь такая…
Сергей, быстро сбегая по лестничным маршам вниз, думал про себя, что, в принципе, сейчас, в конце двадцатого века, обращать внимание на национальность какой-то пережиток. Как керосиновая лавка, которую он видел в Ломоносове, около городского рынка. Рая вне национальности. Рая прекрасна и удивительна.
Толкнув тяжёлые, много раз крашеные двери, Сергей оказался на улице. Теперь налево, к Литейному. До встречи ч Севой оставалось немного времени, но он не опаздывал. Шумный в любое время суток Литейный, трамвай шёл от Невы, сворачивая на Белинского. Сергей подумал, что сейчас, в рабочий день, этот отрезок пути, до моста через Фонтанку, он преодолеет быстрее трамвая. Так оно и вышло. Сергей стоял на переходе через Фонтанку, когда мимо него с грохотом неспешно проследовал трамвайный вагон.
Сегодня у них с Севой предстояло дело на миллион. Два дня назад приятель завязал выгодное знакомство. Точнее, перспективное. Так будет правильнее сказать. Сева промышлял около Гостиного двора, на «Галёре». Конечно, места были распределены и фарцовщики «Галёры» не очень дружелюбно относились к молодым нахальным конкурентам, типа Севы и Сергея. До серьёзных дел там их не допускали. То есть «окучивать» туристические группы финнов или немцев они не могли. Пока не могли. Но свою грядку, как выражался ветеран «Галёры», мускулистыё поджарый «Доберман», или просто «Доб», они получили. Парни работали с приезжими. С провинциалами, стремящимися в универмаг «Гостиный Двор» за дефицитом. Обычно они приезжали к открытию, слонялись по периметру универмага, узнавая, где сегодня предполагается продажа дефицита. Австрийские сапоги, японские куртки «Аляски» или, как предел мечтаний, французская косметика. Севе особенно удавалась работа с женщинами средних лет, такими оплывшими тетками с химической завивкой на голове. Видимо, он вызывал у них доверие. Как вызывал доверие у наивных покупателей цветных телевизоров. Через такое доверие он и продал на днях несколько итальянских косметических кремов двум приезжим барышням, выцепив их напротив «Гостинки», когда те выходили из «Пассажа». Но главное было не это. Разговорившись с покупательницами, Сева выяснил, что приехали они из Норильска и что у них есть задача на приобретение качественной фирменной одежды для мужей. А именно, интересовали их хорошие кроссовки и джинсы. Не индийский пошив, и не соцстраны, а именно «фирма». Деньги, как понял Сева, у них были и настроены женщины были по-деловому.
Сева и Сергей были компаньонами. Это значит, что они держали общую кассу, «общак», как называл это Сева, и складывали туда прибыль от сделок для того, чтобы в дальнейшем снова пускать деньги в оборот. В работу. Деньги должны работать, это компаньоны знали точно. Вкладывались, конечно же, в быстрооборачиваемые товары с хорошей доходностью. Мужские и женские носки, колготки, сигареты, реже кроссовки и трикотаж. Пока что было не потянуть большие инвестиции в сотни рублей. Имело смысл брать мелким оптом и на хороший шмот у ребят просто не хватало ресурсов.
Мелкий опт подразумевал визиты в общежития около станции метро «Приморская», где жили студенты из дружественных стран, африканцы и латиноамериканцы. Крутыми были сирийцы и палестинцы. У них всегда был качественный товар, который «улетал» почти мгновенно. Сергей давно просил палестинца Соджара привезти ему американскую военную куртку. С погончиками, накладными карманами и красивой аллюминевой молнией. Как у крутого Сталлоне из «Рембо».
Сева должен был его ждать на Манежной площади, около Зимнего стадиона. Сергей прошёл мимо цирка. Закрыт до нового сезона, до осени. Летом гастроли по Союзу. Он не любил цирк, как-то так вышло. Это было даже странно для ленинградского школьника, но маленьким Сергей испытывал своего рода отвращение к жонглёрам, силовым акробатам или к вульгарным клоунам. Мама пыталась привить сыну любовь к такому искусству, но всё было тщетно.
В лицо летел тополиный пух, начинало припекать. У Сергея, к счастью, не было аллергии на пух, но многие его сверстники страдали в летние месяцы. А тополей в Ленинграде было много.
