Лифт похож на стерильный гроб из отполированной стали. Несётся как пуля в гладком стволе, в теле неприятная лёгкость. Кажется, чуть подпрыгни и взлетишь. Игорь Венедиктович Верестов прислонился к стене и, оперевшись о поручень, смотрит на меня из-под кустистых бровей. Плохой взгляд, слишком властный, будто я купленная вещь. Строгий костюм только усиливает давление, как и туфли из кордована. На мне свободная футболка с закатанными рукавами, джинсы и новенькие кеды. Так что рядом с этим безумно богатым человеком выгляжу если не клоуном, то дураком.
Впрочем, даже если надену костюм, буду выглядеть идиотом. Как тюнингованная Волга рядом с Ламборджини.
— Я ожидал, что вы придёте в форме. — Сказал Игорь Венидиктович, приглаживая бородку двумя пальцами.
Сколько ему лет? Кажется, о нём слышал в новостях, ещё будучи ребёнком. Лицо моложавое, волосы густые и чёрные, как крыло ворона. Взгляд острый. Да, старость это не про богатых. А может это из-за отсутствия кольца на безымянном пальце.
— На гражданке не тянет одевать. — Признался я, пожимая плечами.
— Хм... однако выбор одежды, специфичный. Я не удивлён, что охрана не хотела вас пускать.
— Вы наняли меня не за таланты стилиста, или кто там одеждой занимается?
— Он самый. Вы, Ермак Олегович, совершенно правы. Надеюсь, мои вложения оправдаются. Хотя больше надеюсь, что вы просидите без дела.
— Мне вас сопровождать везде?
— Не меня. Моего... сына, наверное.
— Наверное?
— Внизу всё объяснят.
Лифт замедляется, на плечи наваливается вся тяжесть мира. Двери с мелодичным треньканьем распахнулись и в нос ударило запахом абсолютной стерильности. Да, у неё есть запах, как и у чистой воды вкус. Тревожный и странный, человеческая природа протестует идти внутрь. Внутренний зверь скалит зубы и нервно скулит, ведь что-то убило всё живое внутри.
Взгляд скользнул по открывшемуся коридору. Белые стены, круглые обрызгиватели на потолке и утопленные в него лампы-ленты. Игорь Венедиктович по-хозяйски шагнул вперёд, не оборачиваясь махнул рукой через плечо.
Пол неожиданно упругий, как из резиновой крошки. Стоило нам оказаться под первым обрызгивателем, как он выплюнул холодный туман под давлением. Лицо коротко защипало, но не более. Под следующим обдало горячим воздухом с привкусом антибиотиков. На коротком участке просветили ультрафиолетом.
— Не обращайте внимания, это избыточные меры безопасности.
— Я должен охранять вирус?
— Нет. Бога.
— Что?
— Не в прямом смысле, но... в общем, сейчас поймёте.
Перед генеральным директором холдинга распахнулась дверь. Центр открывшегося помещения занимает стеклянный куб. Вдоль стен выставлены шкафы аппаратуры. За ними следят люди в белых халатах с бирками на груди. При виде Игоря они разом повернулись, лица бледные, губы обкусаны. Директор небрежно помахал рукой и спросил:
— Две тысячи семьдесят восьмой в норме?
— Да, Игорь Венедиктович, образец стабилен. — Ответил ближайший к нам, подходя и указывая на куб.
За стеклянными стенками среди мягких игрушек сидит мальчик. Лет девять или восемь, черноволосый, с большими серыми глазами странного оттенка. Увлечённо листает книгу, старомодно бумажную, в толстой обложке. Рядом возвышается причудливая конструкция из цветастых блоков конструктора. Нечто среднее между паутиной и взрывом на пружинной фабрике. В дальнем углу кровать, стол и компьютер. Чуть в стороне огромный шкаф с книгами.
Мальчишка поднял голову и смотрит на нас. Во взгляде нет ни любопытства, ни страха или грусти. Уверенность и спокойствие. На мгновение мне почудилось, что это мы в стеклянной клетке, а он будто в зоопарке. Есть нечто в его чертах тревожное.
— Он видит нас? — Спросил я, поворачиваясь к кубу.
— Нет, но он догадывается. — Ответил учёный, нервно улыбаясь. — Как?
— А никто не знает.
— Две тысячи семьдесят восьмой, это... особенный ребёнок. — Пояснил Игорь Венедиктович.
— Суперсолдат? — С натянутой улыбкой спросил я.
— Нет, я уже говорил, это бог. Уж простите за терминологию, но это самое точное определение, что я могу подобрать.
— Ну, если быть точнее, то Две Тысячи Семьдесят Восьмого можно назвать Homo Prodigium. — Сказал учёный и вновь натянуто улыбнулся. Посмотрел на меня, вздохнул и пояснил. — Человек Чуда. Homo Superior, что значит...
— Я и так понял, что это значит. — Перебил я. — На вид мальчишка как мальчишка. Что в нём такого особенного?
Хомо Супериор закрыл книгу и поднялся с ковра. Под свободной робой угадывается неожиданно крепкое тело. Я невольно оценил игру мышц на предплечьях. Жировая прослойка, как у легкоатлета на пике формы. Ребёнок окинул нас невидящим взглядом и прошёл к книжному шкафу.
— Чтобы вы понимали, две тысячи семьдесят восемь, это номер его поколения. — Сказал учёный и в голосе просквозила почти отеческая гордость. — Он отличается от нас, как предки обезьян отличаются от человека! Его ДНК — это шедевр! Идеальная синергия всего и совсем!
— Мы скрещивали клетки эмбрионов, если так можно выразиться. — Включился в разговор Игорь Венедиктович, щурясь, как кот. — Закрепляли черты, редактировали и снова пускали в... дело. Из всех образцов он оказался самым стабильным и получил, так сказать, путёвку в жизнь.
— И сколько их было? — Спросил я, чувствуя, что начал «плыть».
— Полмиллиона. Наш мальчик стоит больше чем Франция. Ну... сколько бы стоила Франция, будь она нормальным государством.
Остальные учёные потеряли к нам интерес, двое отошли к кубу и, наблюдая за мальчиком, делают пометки в планшетах. На экранах бегут колонки текста и цифр, скачут графики. Молодой бог выбрал самую толстую книгу, взвесил на руке, оглядел обложку и, вздохнув, сел за стол. Ногой включил компьютер, стоящий под столом, и прильнул к клавиатуре.
— Может, он ещё и вещи силой мысли двигает? — Нервно хохотнул я.
Учёный посмотрел, как на идиота, покачал головой, закатывая глаза. Игорь Венедиктович хлопнул по плечу.
— Ха, хотелось бы.
— Так, от кого мне его охранять, здесь?
— Не здесь. — С коварной улыбкой ответил директор. — У мальчика назначена встреча с будущей женой.