Сесть в Ласточку, которая отправлялась в 13 и приходила в Питер в 19 не смогла по причине рукожопно оформленных билетов. Важная вечерняя встреча накрылась, ну ладно. Чудом взяла место в проходящем, верхнюю полку. Он прибывал в Петербург в ненавидимые четыре утра, про которые мне абсолютно-понятно почему именно в это время совершается максимальное число самоубийств. (А что? Это статистика!)
Присела на скамейку и внезапно осознала, какая прекрасная идея – временная неподвижность, шесть часов до отправления. Уснула и во сне ругала себя за рассеянность внимания и снова перепутанные цифры.
Дело в том, что по дороге ко мне в голову цифры меняются местами и переворачиваются в воздухе. Я работаю над их поимкой, стараюсь запомнить ассоциативным методом, с помощью дней рождений близких родственников, например, но потом выясняется, что ассоциацию помню ярко, а число помню твердо, но неправильно. Это создает много неудобств и приводит к неутешительным выводам по поводу перспектив умственной сохранности.
Накануне дня рождения стала думать о возрасте так и сяк, искать образцы поведения… Типа, мама Илона Маска? Мать Тереза? Не. Или наоборот, женщина-полицейский из сериалов про английскую глубинку: ни одной подтяжки, макияж условный, прическа тоже, масса обаяния и уверенности. Или вот французские дамочки-восьмидесятилетки, которые наверное и не знают слово «бабушка»… Не выбрала пока. Энистон? Дженнифер Лопес? Но чтобы состариться как Биркин, нужно сначала прожить как Биркин. А я уже не успею.
Подошел состав с вагонами середины прошлого века, мгновенно погружающими в детство, вернее, в детские воспоминания о кошмарном туалете и железо-бетонном кранике, из которого воду надо выжимать двумя руками. Дверь в наш вагон не открывалась. Толпа пассажиров молча наблюдала бой проводников с дверью сквозь мутное стекло на котором вполне могла оказаться грязь моего года рождения. Короче, дверь выстояла, в свой вагон мы входили через соседний.
Когда легла в купе, немножко всплакнула «сухим методом» по поводу, ну что за жизнь, опять перепутала цифры, попала на бабки, которых опять, кстати, нет. И еще вагон этот чугунный, припадочный, что сорок лет назад, что сейчас.
После шести часов на вокзале и перспективой приехать в четыре утра из-за своей несобранности, ты не склонен жалеть себя и оправдывать. Ты не нежен к себе. Зато склонен к обобщению и самооговору типа: вот из-за таких проепов, путаницы, нежелания думать о жызненном ты там, где ты есть. Человек рассеянный. Ведь могла же проверить билет накануне. И вообще, могла бы собраться, отрастить яйца и взять их в кулак… А нет, так и получай вонючий вагон и дешевую гостиницу.
Поезд двигается, засыпаю вся в этих плакучих мыслях, просыпаюсь – поезд стоит. Проводница говорит «стоять будем еще час и 15 минут». Мимо пролетают Ласточки и Сапсаны. В них мимо проносятся граждане, которые, как мне кажется, никогда не путали цифр и всегда выбирали правильно: людей, работы, кнопки в приложениях и направления личностного развития.
А я лежу в темноте стоящего поезда и слежу за их тенями, летящими по стенам купе.
Кто-то в вагоне начинает роптать.
- Зато, - говорит проводница, наш поезд сейчас наберет скорость и больше нигде не будет стоять.
А, да?
Чтобы дать себе шанс уснуть, надо упереться в утешительную мысль, найти выход, придумать возможность. Да, мы стояли полтора часа пока остальные поезда стремительно приближались к Питеру, зато сейчас как рванем! И если счесть это за знак и провести аналогию…
Где-то читала, что есть «люди первой половины жизни», которые достигают всех высот до 40 и есть «люди второй половины жизни». Эти «выстреливают» сильно за сорок и даже пятьдесят. Да, все уже построили карьеры и дома, раскрутили телеграм-каналы и отложили на старость. Я ничего этого не успела, зато сейчас как начну быть успешной! И дальше что-то там про бабушку Мозес, взявшуюся за кисти в 78.
