Сегодня мы плавно перетекаем от молниеносного Датского периода Северной войны к тягучему Польскому периоду. Считается, что он длился с 1701 по 1706 года. За неимением угроз на своей территории шведская армия воюет в Европе. Сражения происходили, в основном, как мы видим из названия периода на территории Польши. Вместе с тем, русская армия также не бездействовала и решала свои локальные вопросы в Ингрии и Лифляндии.
Следует заметить, что европейское общественное мнение, вслед за шведским королем, с огромным удовольствием забило на Петра и его Россию после известия о Нарвской победе Карла XII. Над царём «русских варваров» в Европах потешались, называя его, в лучшем случае, «le geezer avec le marteau» («чудак с молотком»). То ли дело Карл XII - «Швецкое солнце», «Александр Македонский». В каждой его выходке видели поступок великого человека, редкие изречения пересказывали, находя в них глубокий смысл.
Шведский король же, считая, что Петя ЕщенесовсемВеликий ему более не соперник, решил побить Августа II на его поле и успешно вляпался в Польшу.
Прежде чем переходить к разбору того бардака, что творился на территории Речи Посполитой, мы с Вами рассмотрим боевые действия русской армии.
После Нарвского поражения в России шла активная подготовка к наступлению шведов. Пётр I принимал исключительные меры по срочному восстановлению и строительству укреплений у Пскова, Новгорода и Москвы. Однако, вопреки ожиданиям, Карл XII на войну не явился принял решение о вторжении в Саксонию и Польшу, даже несмотря на то, что на военном совете часть генералов высказалась за наступление на Москву. Это решение дало Петру возможность восстановить силы после поражения под Нарвой и возобновить наступательные действия на севере.
Но перед этим русским войскам удалось отбить шведское нападение на Архангельск. Напомню, что на тот момент Архангельск является единственным морским портом Русского государства. Здесь шла активнейшая торговля и находились верфи, сильно расширенные Петром I. К весне 1701 года на архангелогородских верфях удалось спустить на воду 13 различных военных судов.
20 марта 1701 года Карл XII приказывает создать флотилию из 42-пушечных фрегатов «Warberg» и «Älvsborg», 26-пушечного флейта «Marstrand», 6-пушечного галиота «Falken», 4-пушечного галиота «Töva-litet», а так же 6-пушечной шнявы «Mjöhunden» (всего 828 человек, 127 орудий) под командованием капитана Карла Хенрика фон Лёве с целью разграбления и сожжения города и построенных кораблей. Также планировался десант для разрушения остатков движимого имущества и двигания недвижимого имущества для последующего его разрушения и сожжения. В случае захвата каких-либо русских кораблей планировалось перегнать их в Швецию – а, что, корабли-то лишними не бывают!
Внезапность плана шведского короля была успешно разрушена. Некие голландские купцы, не пожелавшие упускать доходы от выгодной торговли с Россией (это при том, что Голландия, так, на-минуточку, поддерживала Швецию), сдали русским информацию о нападении и его примерной дате.
Информацию от купцов Петр воспринял как повод к действию и отправил к североморским рубежам капитана-командора Сильвестра Петровича Иевлева. Оценив обстановку, Сильвестр Петрович решает закрыть подступы к Архангельску, поставив напротив небольшого, затапливаемого в половодье, острова Маркова, Новодвинскую крепость. На самом острове решили поставить тщательно замаскированную пушечную батарею. Чрезвычайную важность сего мероприятия исходила из того, что по этому рукаву Северной Двины проходил судоходный фарватер.
Если у шведов с секретностью не срослось, то у русских – вполне выгорело. До последнего момента шведы понятия не имели о выросшей за пару месяцев новой крепости.
Интересно, что при строительстве новой цитадели, между Марковым островом и коренным берегом была обнаружена отмель. Капитан-командор, вероятнее всего, подумал что-то типа: «Вот бы здесь засадить на брюхо шведский флагман!» Подумал бы и подумал – что с того, если бы история не получила развития. Был найден опытный рыбак и мореход Иван Рябов (настоящая его фамилия, внезапно, Седунов), который должен был стать шведским лоцманом. «Мель хитрая перед цитаделью есть, эта мель много добра может принести делу нашему, ежели с разгона, при хорошем ветре, флагман на мель сядет. Надо бы подослать на эскадру кормщика, тот кормщик должен быть человеком смелым, вызывающим доверие, чтобы неприятель поверил, что он опытный лоцман» - говаривал Иевлев и Ивану пришлось согласиться – вероятно, более опытного и вызывающего доверие русского мужика-морехода на Белом море в тот момент не сыскалось.
Договор между Сильвестром Петровичем и Рябовым держался в строжайшем секрете даже от князя-воеводы Архангельска Прозоровского, что впоследствии им еще аукнется. А население, тем временем, ждало шведского нападения – возводились укрепления, выставлялись наблюдательные посты. Кроме того, рыбакам был запрещен выход в Белое море.
Шведы, в свою очередь, тоже решили немного схитрить и попытались замаскироваться под британские торговые суда. 14 июля флотилия вошла в горло Белого моря и встала на якорь у острова Сосновец. Начались поиски местного лоцмана, так как точных карт этих мест у шведов отродясь не водилось. Однако, рыбацких лодок было мало (сказался запрет), а те, что все-таки и были, посылали «англичан» с их хотелками куда-подальше. Наверное, цена не устраивала. Однако, шведам неожиданно повезло наткнуться на одинокий баркас с заботливо разложенными на самом видном месте компасом и навигационными картами. Что могло пойти нет так – ничего не предвещало опасности – ни бешенная сумма в 500 золотых риксталеров, запрошенных моряком, ни призывно лежавшие карты, что вообще у рыбаков Белого моря того времени жуткая редкость…
Поломавшись для виду, Иван Рябов (да, это были именно он) согласился провести эскадру в Архангельск, затребовав 300 риксталеров авансом. Шведы скрипели зубами, отбивались от насевшей жабы, но выхода у них не было. Иван и его помощник, Дмитрий Борисов, повели корабли к городу.
Иевлев в крепости уже был наготове, когда в устье показались корабли. Тут же была сыграна тревога и передан сигнал пушкарям на остров Марков.
До того, как шведы поняли, что попали в ловушку, Рябов успел посадить на мель флагман и врезавшийся в него бушпритом фрегат.
Очухавшись, матросы попытались изрешетить лоцмана и его помощника, который, кажется, только сейчас начал догадываться о смысле действий напарника, пулями. Однако, раненым русским все же удалось спрыгнуть в темные воды Северной Двины и скрыться из виду.
Поняв, что на шведских кораблях происходит что-то непонятное, решили добавить суматохи и русские пушкари, открыв огонь сначала с островной батареи, а потом и из крепости. Капитаны шведских кораблей не растерялись и не допустили паники на плотно сидящих на мели кораблях. Мало того, они начали огрызаться обоими бортами и высадили на Марков десант.
Но тут случился новый просчет – шведы ожидали встретить на острове пушкарей и немногочисленную прислугу, однако нарвались на засаду – из замаскированных ям повыскакивали мужики-ополченцы с кольями и топорами. Немногочисленных живых шведов взяли в плен. После такой подлянки, десант в Новодвинскую крепость был спешно отменен.
Артиллерийская дуэль между кораблями и крепостью продолжалась в общей сложности 13 часов, не принеся результатов ни одной из сторон. Шведы были вынуждены отойти, взорвав сидящие на мели корабли.
Понимая, что пройти сквозь внезапно обнаруженный заслон, да еще и без лоцмана, не удастся, скандинавы со злости пожгли соляную варницу и 17 близлежащих деревень и убрались восвояси.
А Рябов и Борисов таки выплыли на Марков остров, однако Дмитрий вскорости скончался от полученных ран. Дальше интереснее – князь-воевода Алексей Прозоровский, героически уехавший на время нападения в Холмогоры, обвинил капитан-командора Иевлева и кормщика Рябова в предательстве (за деньги согласились провести корабли к Архангельску) и посадил их в тюрьму. В истории пришлось разбираться самому Петру I, который прибыл в Архангельск из-за подозрительно противоречивых вестей из города. Справедливость частично восторжествовала – Рябова освободили, одарили царским кафтаном, золотыми червонцами, а также пожаловали «первым лоцманом и матросом нашего российского военного флота и от податей, повинностей и иных всяких разорений быть … навечно свободным…» Сильвестра Петровича Иевлева же повысили до контр-адмирала. О люлях Прозоровскому история скромно умалчивает.
Петр I в письме к Апраксину впоследствии написал об этой скромной, но важной, первой победе над шведами Апраксину: «Зело чудесно…, нечаянное счастье… что отразили злобнейших шведов».
Осенью, через год после Нарвы, Пётр I всё настойчивее и настойчивее требовал от нового командующего генерал-аншефа Шереметьева активных действий. Новой армии требовалась практика и осторожный генерал, проведя разведку, решился перейти в наступление.
Вообще, шведский корпус Вольмара фон Шлиппенбаха (8000 штыков) совсем без дела до сентября 1701 года не сидел, успев получить по рогам от сидевших в обороне у Печерского монастыря русских частей. Потери были скромными – 60 человек убитыми и 15 пленными.
Затем одиннадцатитысячный отряд сына Шереметьева, Михаила Борисовича, 4 сентября настучал шведскому отряду майора Розена у Ряпиной мызы. Правда было тех шведов 500 человек всего… Зато было захвачено 33 шведа, 2 пушки и три штандарта.
В тот же день стольник Яков Никитич Римский-Корсаков был бит шведским отрядом под мызой Рауге. Шведов было 1200 человек, русских – 3000, однако победившие скандинавы рапортовали о стотысячной армии московитов, которых они убили аж шесть тысяч. Кстати, за этот успех Шлиппенбах получил чин генерала.
После этих стычек в боевых действиях наступила пауза. Шереметьев, чувствуя, что армия еще не готова к полноценному сражению с крупными отрядами шведских войск, до последнего оттягивал выход сил из Пскова. Однако, он понимал, что если шведы соберутся в кулак, то они размажут рассредоточенную по зимним квартирам армию.
В итоге, 23 декабря 1701 года русская армия все-таки выступила в поход. Зная, что шведы готовятся праздновать свое неправославное Рождество, корпус Шереметьева, состоящий из 18838 человек при 20 орудиях, выдвинулся навстречу с главными силами Шлиппенбаха. Несмотря на то, что Лифляндский полевой корпус шведов насчитывал 5000 регулярных и 3000 иррегулярных войск, использовать генерал мог только от силы 3-4 тысячи штыков и сабель – остальные были рассредоточены по гарнизонам и заслонам от Нарвы до озера Лубана (для понимания, озеро расположено примерно на широте Риги и долготе Нарвы).
Тем не менее, Шлиппенбах настолько не боялся русской армии, что не посчитал нужным организовывать разведку. В итоге 28 декабря движение русского корпуса было обнаружено лишь у мызы Варбус глубоко в пределах шведской территории. Получив информацию об отряде русских от ландмилиции, Шлиппенбах поручил им же разузнать побольше о вторгшихся в пределы вверенной территории нарушителях генеральского спокойствия. К девяти часам вечера того же дня подполковник Платтер подтвердил информацию о многочисленном русском отряде, к тому времени располагавшемуся на ночлег несколько восточнее Варбуса, в мызе Пери.
А вот Шереметьев с разведкой как раз дружил, поэтому знал, что основные силы противника расположились в деревне Эрестфер. Наутро русский корпус выдвинулся туда. В авангарде шел отряд под командованием воевод Назимова и Бехметьева из «городовых дворян Новгородского разряда, царедворцев и низовых людей» числом в 661 человек. Затем, тремя колоннами, двигались главные силы корпуса. Головная колонна под командованием самого Бориса Шереметьева включала в себя драгунские полки Семена Кропотова (970 человек), Ефима Гулица (700 человек), Даниила Шеншина (под командованием капитана Зыбина; 800 человек), князя Ивана Львова (835 человек), три роты полка Никиты Полуэктова (300 человек), смоленская шляхта и рейтары генерал-майора Богдана Семеновича Корсака (245 человек), а также 150 татар, 55 курских калмыков, 950 «кумпанейских» казаков генерал-майора Федора Владимировича Шидловского и 120 рейтар Моисея Мурзенка – всего 4225 человек.
Вторую колонну возглавлял псковский воевода стольник Василий Борисович Бухвостов. В нее входили новгородские дворяне Хвостова и драгунского полковника А.Малины, драгунский полк Федора Новикова и казаки слободских Малороссийских полков наказного гетмана Обидовского – всего 4540 человек.
Третью колонну вел генерал-майор Иван Иванович Чамберс, по происхождению шотландец, родившийся в Москве. Под его командованием были половина драгунского полка князя Никиты Мещерского, солдатские полки Лима, Айгустова, фон Швейдена, Англера, Толбухина, Тыртова, Шарфа, стрелецкие полки Козадавлева и Вестова – всего 8213 человек.
Артиллерией заведовал полковник Гошка. Гаубицы были распределены по драгунским полкам, а пушки – по пехотным.
Вышедший из лагеря авангард русского корпуса был практически сразу атакован шведскими кавалеристами. Однако, несмотря на неожиданность, новгородцы не растерялись и вскоре окружили нападавших, причем подполковник Ливен и 40 его драгун попали в плен (здесь должна быть шутка про Али-Бабу и разбойников).
Узнав о бое авангарда, Шереметьев ускорил как мог движение корпуса к Эрестферу. Шлиппенбах же, узнав о неудаче, решил дать бой обнаглевшим варварам.
Под командованием шведского генерала имелись Лифляндские вербованные полки Шютте, Ливена и Стакельберга (750 человек), Эстляндский вербованный полк Делагарди (300 человек), Абосско-Бьернеборгский, Карельский кавалерийские полки (1380 человек), Лифляндский вербованный и Уппландский сословный драгунские полки и 6 пушек. Всего шведов и примкнувших к ним насчитывалось 1050 пеших и около 2700 конных.
Выдвинувшись навстречу Шереметьеву, Шлиппенбах занял позиции рядом с переправой через р. Ахья, в двух километрах юго-восточнее Эрестфера. Через переправу для ее защиты и разведки был отправлен полк полковника Эншёльда.
Пока шведы обустраивали позиции, передовой их полк был благополучно разбит, и русская кавалерия атаковала главные силы Шлиппенбаха. Получив организованное сопротивление, русские отошли, а шведский генерал предпочел отступить к мызе, где у него были подготовленные позиции, укрепленные рвами и палисадами. Также он планировал по пути собрать не успевшие подойти отряды. Для прикрытия отступления генерал выделил два пехотных полка при 6 орудиях.
Однако, планы Шлиппенбаха были сорваны пришедшей в себя конницей русского корпуса. Шведы были вынуждены вместо отступления на подготовленные позиции выстраиваться практически в чистом поле для боя с превосходящими силами московитов.
Разумеется, просто взять и построится войска Шереметьева шведам не дали. Пока кавалеристы лихо покусывали шведов с разных сторон, пушки, установленные на санях, энергично обстреливали свеев картечью. Пехота же, только развернувшись в боевой порядок, бросилась на врага, привнося в ряды потрепанных конницей и прореженных пушками шведов окончательное расстройство. Бой длился около 4 часов, пока конница не нашла оголенный фланг противника. Шведы дрогнули и побежали в разные стороны. Например, часть сил (батальон майора Шталена из полка Делагарди и несколько пушек) Шлиппенбах обнаружил у церкви в деревне Канепи к северо-западу от Эрестфера, а Уппландские драгуны драпали аж до Сангасте далеко на западе.
Наутро шведы кое-как стянули остатки сил к Сангасте, сожгли продовольственные склады и отступили дальше.
Потери противника составили, по разным данным, от 100 до 1400 человек, 134 пленными. Еще примерно 800 человек дезертировали. Трофеями русского корпуса стали 6 орудий, знамена и припасы шведов. Потери – сопоставимы со шведами – около 1000 человек.
Это была первая более-менее значимая победа обновленной русской армии в Северной войне в полевом сражении. За нее Борису Шереметьеву царь пожаловал звание фельдмаршала.
Следующее столкновение произошло 29 июля 1702 года при Гумоловой мызе (Гуммельсгоф). В течение полугода после битвы при Эрастфере бои по линии соприкосновения носили местный характер. Однако, к лету Петр I снова начал попинывать осторожного Шереметьева на предмет продолжения активных боевых действий.
Сражение начиналось по классическому сценарию – шведы проводили тактическое отступление, русские полки пытались их догнать и навязать бой. Удалось это лишь спустя треть Эстляндии вширь, у, собственно, Гуммельгофа.
Русский авангард сбил шведские посты у реки Амовжи, оторвавшись от основных сил.
Шлиппенбах решил воспользоваться ситуацией и атаковал преследователей. Поначалу все шло хорошо – шведам удалось отогнать легкую конницу и даже захватить несколько пушек. Однако, счастье было недолгим – начали походить основные силы корпуса Шереметьева, с марша вступая в сражение. Драгунские полки Баура и Вердена связали противника лобовым ударом, несколько оттеснив его. На помощь драгунам вскоре подоспела пехота (полки Айгустова, фон Дельдина и Лима). Все следующие подходящие полки Шереметьев направил в обход, окружая шведов. Разгром был полным – сам Шлиппенбах с остатками драгун бежал в Пернов, едва не попав в плен. Потери русского корпуса составили примерно тысячу человек убитыми и ранеными.
А вот шведы потеряли в разы больше – только убитых было 2 тысячи (по другим данным – 5,5 тысяч, но у Шлиппенбаха столько просто не было). В плену оказалось 238 человек. Кроме того, в руках Шереметьева оказалось 15 орудий, 21 знамя и весь обоз.
Победа при Гуммельсгофе и разгром шведского корпуса развязало руки Шереметьеву – огнем и мечом прошел он по южной Лифляндии, разрушая укрепления и громя мелкие гарнизоны, захватывая продовольственные склады.
Второе за полгода поражение заставило шведское командование изменить тактику – они заперлись в крепостях и избегали сражений в открытом поле. Хотя сражаться без каких-либо подкреплений они уже не особо-то и могли – некем было.
В течении остатков 1702 и всего 1703 года Шереметьев знатно погулял по Лифляндии, что привело к смещению Шлиппенбаха с поста командующего. Вместо него был назначен Адам Людвиг Левенгаупт.
И именно сейчас, посередь замеса со шведами, Петр решает, что ему вот прям совсем необходима столица под боком, на берегу моря, желательно своя, русская.
Как вы уже наверняка знаете, Петр выбрал, разумеется, самое подходящее место для нового города – в устье Невы. Пока на Котлине строился Кроншлот (с 1723 – Кронштадт), строители возводили новую столицу стоя по колено в воде, среди лесов и болот.
Тем не менее, чтобы построить город даже в таких условиях, для начала требовалось «расколоть орешек» - взять запиравшие Неву с двух сторон крепости Ниеншанц и Нотебург.
Небольшой остров в южной оконечности Ладожского озера еще в 1323 году приютил небольшую новгородскую крепостицу, названную Орешком (изначально в честь острова Орехова). Однако, вся ее история показала, что игра слов здесь неспроста. Шведы не раз ломали об нее зубы – им она больше всего и мешала, запирая исток Невы. Лишь в 1612 году, почти что на целый век, удалось свеям завладеть важной цитаделью. Орешек, ставший Нотебургом («Ореховый город»), оказался «последней доской», забившей «окно в Европу» для русских кораблей. Путь на Балтику им теперь был заказан.
Всю весну и лето 1702 года осадная артиллерия для штурма сосредотачивалась в Новгороде. Там же делались запасы провизии и необходимого инструмента для армии. Кроме этого, удалось вытеснить постоянными атаками с небольших лодок шведскую эскадру с Ладоги. Когда она все-таки отошла к Выборгу, путь к Нотебургу был свободен. 22 сентября 1702 года (3 октября по новому стилю) осадная армия вышла из Ладоги.
Бомбардировка крепости началась 1 октября. Несмотря на то, что пока еще неопытным русским артиллеристам не удалось пробить сколь-нибудь значимых брешей, победа пришла «за старания». Бомбардировка привела к масштабным пожарам в самом городе, доведя до того, что к Петру обратилась жена коменданта с просьбой позволить ей и другим женам офицеров покинуть крепость, дабы не страдать от огня и дыма. Петр дал добро при условии, что они заберут с собой мужей, однако шведы на это были несогласные.
За десять дней обстрелов пушки успели поизноситься, а снаряды начали кончаться. Да и задержки увеличивали риск попасть под удар шведских войск. И Петр решился на штурм. В ночь на 11 октября группа добровольцев атаковала единственную более-менее пригодную брешь в стенах крепости, но была отбита. Также окончились ничем и несколько последующих – до бреши дойти под огнем неприятеля не удавалось.
Перелом в штурме произошел после появления с противоположного берега Невы отряда поручика бомбардирской роты Преображенского полка Александра Меньшикова. Шведам пришлось рассредоточить силы и, соответственно, уменьшить плотность огня на участке у пролома. Еще до заката солнца русские гвардейцы оказались внутри крепости и вскоре, Нотебург сдался.
Взятие Орешка дорого обошлось русской армии – более 600 человек убитыми и умершими от ран, 1200 ранеными. 21 человек (среди них 5 офицеров) были казнены Петром за бегство с поля боя. Шведы потеряли 211 человек (из 450 человек гарнизона) и еще 156 были ранены.
Официально сдача крепости была оформлена 25 октября. Остатки гарнизона были отпущены на родину вместе со знаменами. А вот 140 орудий Нотебурга теперь готовились послужить новым хозяевам.
Петр оперативно переименовывает крепость в Шлиссельбург («ключ-город») и назначает Меншикова комендантом. Александр Данилович оперативно идет в рейд к Ниеншанцу – по итогам 200 шведских солдат убито, взяты «языки», угнано около 2 тысяч гражданских, скот и лошади.
Понимая, что дело простыми набегами может не кончится, комендант крепости полковник Аполлов начинает подготовку к обороне, сжигая предместья. Сам полковник, кстати, происходил из русского рода Опалевых, перешедших на шведскую службу.
Гарнизон Ниеншанца состоял из 600-700 солдат при 75 пушках и 3 мортирах. Сама крепость представляла собой правильный пятиугольник. Внешние укрепления были заложены всего лишь за год до начала осады и не были закончены, да и гарнизон был слишком мал, чтобы использовать даже законченные внешние укрепления. В общем, по сравнению с Орешком – чепуха, а не крепость.
К середине апреля 1703 года русские войска сосредоточились у Шлиссельбурга в составе дивизии («генеральства») Репнина, гвардейских полков генерала Чамберса и отряда генерала Брюса. 23 апреля под командованием Шереметьева двадцатитысячное войско выдвинулось по правому берегу Невы к Канцу – так русские источники звали Ниеншанц.
Не доходя 15 верст до крепости, Шереметьев отправляет отряд полковника Нейтгарта на захват позиции у Канца. Скрытно выйдя практически к самой крепости к ночи 25 апреля, отряд сбил передовой пост из 150 драгун, а некоторые храбрецы даже ворвались на бастионы. Несмотря на то, что при определенных обстоятельствах, крепость можно было бы взять с ходу, командир приказ на штурм не дал.
К вечеру того же для к городу вышли основные силы Шереметьева и на следующий день приступили к осадным работам. Шведы пытались сорвать работы сильным пушечным огнем, но без особого успеха.
30 апреля гарнизону Ниеншанца было предложено капитулировать. Однако комендант ответил, что «крепость вручена им от короля для обороны» и сдавать ее просто так он не собирается. Вечером русские батареи начали обстрел Канца, продолжавшийся всю ночь. Шведская артиллерия успехами в противодействии отличиться не смогла – сильно сказался фактор захвата недостроенных укреплений русскими войсками. В итоге шведам мешали не только свежепостроенные осадные укрепления, но и свои родные, хоть и незаконченные.
В отличие от Нотебурга, русские артиллеристы стреляли уже не в пример лучше, буквально громя крепость. Шведский гарнизон, опасаясь штурма, который последует за обстрелом, начал переговоры о сдаче.
1 мая 1703 года на условиях свободного пропуска гарнизона в Нарву или Выборг с оружием, знаменами и 4 железными пушками, крепость была сдана и тут же переименована в Шлотбург.
Вообще, крепость в устье Невы должны были прикрывать также и шведские корабли. Два из них – бот «Гедан» и шнява «Астрильд» из эскадры Нумерса – не зная о падении Ниеншанца, вошли в устье Невы и дали сигнальные выстрелы. Русские войска проявили смекалку и хитрость, ответив шведам аналогичными сигналами из крепости. Шведы успешно обманулись и были атакованы флотилией из 30 лодок. Она была разделена на две группы – одна из них перекрывала вход в море, а вторая атаковала со стороны верхнего течения реки. Оба отряда возглавляли Петр и Меншиков лично. 7 мая в ходе жестокого боя оба корабля были взяты на абордаж:
«Понеже неприятели пардон зело поздно закричали, того для солдат унять трудно было, которые, ворвався, едва всех не покололи, только осталось 13 живых. Смею и то писать, что истинно с 8 лодок только в самом деле было. И сею, никогда бываемою викториею вашу милость поздравляю.» - писал впоследствии Петр Федору Апраксину.
Первая морская победа была отпразднована троекратным залпом пушек и ружей, а сам царь и Меншиков обзавелись орденами Святого Андрея Первозванного за номерами 6 и 7, соответственно. Во избежание формальных подозрений в кумовстве при раздаче орденов, отмечу, что награждал ими военный совет, а не самодержец всероссийский. Вручал награды первый кавалер этого ордена генерал-адмирал Головин по прошествии торжественного молебна в Шлотбурге.
Уже 16 мая 1703 года в устье Невы, неподалеку от Ниеншанца была заложена Петропавловская крепость на Заячьем острове и заложен Санкт-Петербург. Молодая Россия твердо вставала на ноги, оперевшись о берег Балтики.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Автор - Александр Горячев