Среди многообразия прекрасного пола есть женщина-мать, женщина-жена, женщина-любовница, женщина-врач, женщина-учитель, женщина-водитель, женщина-космонавт и даже женщина-стерва. Все они по-своему особенны. В каждой есть своя изюминка. Каждая имеет и плюсы, и минусы. Иначе мир бы не состоял из добра и зла.
А какая женщина прекраснее всех?! Наверное, женщина-мать!
А отвратительнее всех?! Здесь есть один феномен женской природы. Это… женщина-моль!
То ли родилась она действительно такой, то ли решила стать, не понятно, да только жрёт всё и вся подряд вокруг себя, и управы на неё никакой не найдётся… пока…
Наталка, – а так девочку звала мамаша-пьяница, – воспитывалась в семье магазинской уборщицы и монастырского подмастерья. Фамилия у них была необычная, собачья, – Тузиковы. Познакомилась пара ранней весной, в деляне. Традиционная деревенская заготовка дров в этот раз стремительно перетекла в приятное событие. С одной стороны лес валил молодой, только что вернувшийся из армии Толя-пограничник, с другой – помогала родителям складывать поленницы юная Фрося-телятница. Случайная встреча перевернула внутренний мир разудалого парня и роковой девушки. Крупная берёза неожиданно закрутилась на подпилке и рухнула на соседнюю территорию, уже расчищенную от деревьев. Толя, заглушив бензопилу, сразу же ринулся обрубать раскидистой старожилке кудрявые сучья. «Мам, а ну, чё он делат?! – возмутилась Фрося. – Дерево-то упало к нам! Посему наше! Пойду-ка я к нему-ка!» – «Да уж оставила бы! – снисходительно попросила рано состарившаяся мать свою единственную дочь. – Отец эвон скоко настругал! Уж хватит!» – «Не-а! – сказала, как рубанула топором, гордая девица. – Чой-то я буду ему спущать?! Дровцы-те всегда пригодятся!» – «Ладно, – спокойно согласилась простодушная матушка, так и не научившаяся в жизни бороться насмерть за кусок хлеба. – Иди уж». Как девица подлетела да как начала, будто гусыня, клевать растерявшегося лесоруба, – только крики по березняку эхом раздались. Старое дерево неправая Фрося тогда отстояла: горлом взяла. Не думала она, что, осыпая молодого соседа незаслуженной бранью, ни с того ни с сего влюбится в него. Тем же вечером подобревшая девушка пошла на край деревеньки, в самую последнюю избу на улице, чтобы извиниться перед Анатолием. Парень оказался на удивление отходчивым и пригласил Фросю на весеннюю прогулку. И побежали дни за днями, как апрельские ручьи. Вскоре и свадебка случилась. Гуляло много народу. Пировали аж несколько дней. Именно тогда телятница впервые и приложилась к браге, да так, что скоро опьянела и чуть не свалилась с ног. В роду такой пакости до сих пор не было. Толя, конечно, как любой нормальный мужик в те времена, рано научился закладывать. Но чтобы баба! Господи, избави! Так голубки начали жить-поживать да добра наживать. Домишко им колхоз срубил. Хозяйством молодые обзавелись. Сперва жили у Толиных родителей. Ох, и натерпелась Фрося, ох, и настрадалась. Свекровь попалась та ещё мегера. А может, невестка сама была мегерой?! Сразу и не поймёшь. Да только никак не могли поладить две бабы на кухне. А потом всё мало-помалу направилось. Когда разъехались и перестали друг другу глаза застить. Наталки пока не было и в помине. Молодая семья радовалась, до поры до времени. То ли сама она отреклась от собственного счастья, то ли кто сглазил, то ли наколдовал, как это часто бывает – от зависти, – да только стала Фрося-телятница беспробудно пить, а Толя-скотник – верить в какого-то непонятного божка, обещающего ему во сне якобы сладкую городскую жизнь. Накануне поздних осенних морозов Фрося пришла на ферму в пьяном бреду и выгнала всю молодь на прогулку. Напарница захворала простудой и не вышла на подмогу. Некому было проследить за бедными телятками. А легкомысленная девица – и забыла про них. К вечеру ударились тридцатиградусные холода, и половина стада замёрзла, не выдюжив до утра, когда о случившейся трагедии узнали вся деревня и руководство в районном центре. В ту праздную ночь Фрося страстно желала понести от Толи. И у неё получилось. Мужчина не возражал, что его любимая женщина в доску пьяная, потому что сам был пьян. По нанесённому ущербу в колхозе создали специальную комиссию. Дело не стали доводить до суда. Фросе необходимо было отработать пятнадцать невинных теляток. От труда на ферме её отстранили: побоялись, что, ошибившись однажды, телятница повторит ошибку. Председатель предложил в данном положении весьма недурной выход. Но гордая Фрося не согласилась. «Не буду-ка я мыть вашу конторку! Подтирать за вами плевки-то – не моя забота!» – заявила с видимым отвращением виновница вопиющего случая. «На нет, как говорится, и суда нет!» – лишь заметил злопамятный председатель и в тот же день уволил Толю со скотников, не дав ему возможности другого трудоустройства. А разве тёмная деревня может простить гибель ангельской скотинки?! Нет, конечно! То ли сами влюблённые, обкуренные, пребывая в табачном дыму и пьяной эйфории, растеряли роковые искры, то ли электропроводка замкнула, то ли кто нарочно поджёг, а только домик новенький весь сгорел, до брёвнышка, прихватив вместе с собой две конюшни со стельной коровой, два больших борова, перед колотьем, двадцать пять штук куриц, одного петуха и баню. Угоревшая горе-семейка едва сама ускользнула от таинственной мести. Дворовую скотину спасти не удалось. Да и сама Фрося будущую Наталку чуть не потеряла. Слава Богу, сказала деревенская врачиха, сроки оказались небольшими, а то бы неизбежно случился выкидыш. На месте преступления и делать было больше нечего. Лишённые крыши над головой, Тузиковы отправились в райцентр, поближе к роддому и проявившему жалость седовласому чиновнику, который и предоставил на окраине городка заброшенный домик, дав разрешение на его ремонт, на работы на прилегающей земле, на разведение возможного подворья, – одним словом, на выживание в непростых городских условиях. Именно в этом домике, в скромной обстановке, и появилась на свет та самая Наталка, женщина-моль.
Продолжение следует...