– Чего ты хочешь, Зоя?
– К Дюку, – вырвалось у меня.
– Пошли к Дюку.
Был перекресток. Глыба Потемкинцев осталась слева и утопающий в потемках Воронцовский переулок.
Но рядом с ним было светлее. Он стоял при свете луны и редких фонарей, незыблемый и прочный, но миниатюрный, удивительно крохотный памятник с протянутой к Морвокзалу рукой. И не было на свете ничего роднее этой застывшей в вечном движении фигуры, этого постамента и этих четырех ступеней, к нему ведущих. Я побежала по ним вверх и прижалась лбом к бронзовому Гермесу. Я дергала пальцами монеты, высыпавшиеся из его мешка, пытаясь их выковырять. Потом я пошла кругами: Гермес, Фемида, заплата из ядра, Деметра, “Герцогу Еммануилу де Ришелье, управлявшему…”. Гермес, Фемида, ядро, Деметра, “Герцогу Еммануилу де Ришелье… ”. Гермес. Фемида. Ядро. Деметра. “Герцогу… ” И кружилась, и кружилась…
Девяностые годы, Одесса. 15-летняя Зоя, которую все, включая любящую семью зовут "Комильфо", любит свой город — и памятник Дюку. В ее воображении дюк превращается в одного из персонажей истории, которую Комильфо придумывает уже много лет, вплетая в эту историю знакомых и происходящее с ней. В один прекрасный день Комильфо узнает о том, что у нее есть еврейские корни и, внезапно для всех и самой себя, принимает решение поехать в Израиль по программе "НОА" - "Ноар Осе Алия", "молодежь, едущая на родину праотцов". А то, что семья к этому зоиному решению относится с большим сомнением и неверием, только подталкивает Комильфо дальше по этому пути.
И впереди у нее - девять месяцев учебы в израильской школе-интернате в Иерусалиме. Девять месяцев, во время которых Комильфо найдет новых врагов и друзей, первую любовь и кучу новых персонажей для своего романа, и обретет еще один город, в котором оставит часть своего взрослеющего сердца.
Время всегда приходит тогда, когда приходит. А забыть Иерусалим невозможно, сколько ни лепи язык к нёбу, сколько ни связывай правую руку, он все равно тебя настигнет.
Я очень люблю тот жанр, что именуется "романом взросления". Это не меньшее чудо, чем появление человека на свет — следить за тем, как из ребенка потихоньку вырастает взрослый, медленно, незаметно, но упорно, будто одуванчик сквозь асфальт пробивается.
А еще я очень люблю книги о любви. Нет, не дамские романы, где томные дамы падают в объятия брутальных кавалеров. Книги, в которых отражается та самая любовь, которая никогда не перестанет, хотя и "пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится". Та самая, без которой вообще все лишено смысла. И "Йерве из Асседо" этой любовью полна до краев: первой юношеской, материнской, отеческой, любовью к тому месту, где вырос. К тому месту, где живешь. И может быть, именно это чувство и является той водой, которая поливает тот пресловутый одуванчик, помогая ему вырасти, заставляя тянуться к солнцу.
Асседо благословенно! Край, богатый черноземом, морем, полным жирной кильки, устриц, мидий и рапанов. Край ветров всегда попутных, белых парусов картинных, дружелюбных крокодилов, бескорыстных капитанов. В волнах Зою от напастей море тиной оградило.
Асседо благословенно. Каждый в нем отыщет то, что так ему необходимо: вымысел, мечту и сказку, детство, Новый год, Субботу, папу, маму, дочку, ласку, дружбу, преданность, заботу. Все мечты ему подвластны, все сбывается однажды. Вид на жительство и паспорт в том краю получит каждый.
Все мечты ему подвластны, все сбывается однажды.
А еще эта история про путь - не только из Одессы в Иерусалим и обратно. Про путь к себе - или из себя, через ту боль, которую нам иногда приходится проходить. Про проводников, которые нам помогают — и которыми становимся мы сами, даже не желая этого. Человеку нужен человек, не меньше, чем воздух или солнце. Пусть даже только ради того, чтобы идти с ним рядом по любимому городу, давая ему возможность посмотреть по сторонам твоими — любящими — глазами. Или же для того, чтобы, протянув ему руку, помочь другу идти дальше. И это тоже — чудо.
