Сухой и чёрствый знойный воздух заполнил собой каждый кубический миллиметр пространства на всём протяжении от потрескавшейся земли до безоблачного неба. Он растянулся сплошным непроницаемым полотном, сквозь которое было тяжело не то что дышать, но и двигаться.
Почти весь июнь в наших краях стояла жара и засуха. Дождей не было уже больше двух или трёх недель — так долго, что я сбилась со счёта. Листья на растениях пожухли, а где-то даже начали желтеть, и они всем своим видом показывали, что им жизненно необходима вода.
И вот, наконец, в последней декаде месяца пришёл тот самый день, когда уже начавшее каменеть полотно стоячего сублимированного воздуха треснуло, расползлось и разломалось.
Нет, это была не гроза, которая больше наводит шуму, чем приносит воды, и характерна своей взбалмошной мимолётностью и ощутимым тяготением в сторону эскапад, а не практической пользы.
Это был настоящий затяжной ливень, намерения которого всегда более серьёзны. Небо заросло безбрежной серостью, а дождь, не робкий, но аккуратный поначалу, вскоре обрушился неугомонным каскадом на всём видимом до горизонта пространстве, щедро орошая землю.
Дождь не унимался с обеда и до середины ночи, заставив меня спрятаться под крышей и молчаливо наблюдать. А на следующий день, когда с самого раннего утра как ни в чём ни бывало над деревней снова поднялось испепеляющее солнце, я пошла в лес.
Это была, пожалуй, моя самая быстрая лесная прогулка — армады голодных комаров, как гремлины, размножились после проливного дождя и стали ещё кровожаднее и отчаяннее.
Чтобы попасть в лес, пришлось пробираться сквозь заросли луговых трав, которые, похоже, потеряли всякий стыд и слишком быстро вымахали на две трети моего роста. Удивительно, что этим неприхотливым созданиям даже засуха не помешала.
После дождя все эти травы были сырыми, и я уже в первые пять минут прогулки промокла насквозь. Мягкую болотистую тропу, которая во время сухой и ясной погоды поблекла и высохла, подтопило ливнем и местами на чёрной грязи можно было разглядеть глубокие отпечатки копыт — кабанов и лосей, что ходили тут совсем недавно.
Продравшись сквозь узкие лазы и мокрые заросли, в которых прятались жёлто-фиолетовые макушки марьянника, и собрав за шиворот падающие с крон холодные капли воды, я вышла, наконец, на более просторную тропу, где смогла немного перевести дух и оглядеться.
Перестав отмахиваться от комаров (это было попросту тщетно), я присмотрелась к зелёному ковру, который лишь на первый взгляд казался однотонным и однородным, и буквально через пару секунд увидела знакомые мне розовые грозди.
Орхидеи! Наши северные орхидеи растут в отличие от тропических родственников не на деревьях, а на земле, но от этого не менее таинственны и прекрасны. Чаще других из орхидных в Ленинградской области встречается пальчатокоренник пятнистый.
Увидев первую орхидею, я тут же принялась её фотографировать, полагая, что вряд ли увижу их здесь много. Чуткие и нежные растения страдают от деятельности человека — из-за сбора цветов в букеты, выкапывания и вытаптывания, и с каждым годом их становится всё меньше.
Но тут я ошибалась. Я шла по тропе дальше, и орхидеи всё ещё сопровождали меня, появляясь одна за другой.
Я вспомнила, как по весне мы нашли в лесу много цветущего волчьего лыка. В других районах я встречала его редко и в единичных экземплярах, а тут такое богатство! Тогда я убедилась в том, что наш лес, непролазный и неудобный, на самом деле волшебный. И эти орхидеи, безбоязненно растущие посреди тропы, ещё одно тому подтверждение.
Лес после дождя — умытый, искрящийся, мерцающий тысячами мелких бликов. Они созданы дуэтом воды и застенчивых лучей солнца, проникающих сквозь полог. Краски стали ярче, налились цветом папоротники, мхи и листья брусники, а штрихи и очертания каждого кустика и травинки — стали резче и чётче.
Лес после дождя кажется ещё более живым — не только в незримом присутствии его обитателей, которое ощущается как-то между строк, и не только в беспрестанном жужжании комаров и отголосках приглушённого птичьего шёпота, но и в этих едва уловимых, мимолетных, но многочисленных микродвижениях капель воды и света.
Но самое главное, что делает лес после дождя особенно прекрасным и притягательным — это его воздух. Не тот знойный и чопорный картонный воздух, что стоял, не колыхнувшись, как букингемские гвардейцы, ещё накануне. Нет, это был совершенно иной воздух.
Воздух, в котором миллион надежд, которые развеваются и струятся на ветру, словно простыни на растянутой в саду верёвке, заставляя даже самого отчаявшегося человека хотеть дышать и хотеть жить.
Свежий, но тёплый, насыщенный, но не приторный, водянисто-сладкий, обволакивающий, умывающий и возрождающий — самый животворный воздух, который только может быть.
Я дошла до конца тропы, переступая через орхидеи, не веря своим глазам и одновременно ворочая в голове мысль, что тут и не могло быть иначе. Постояла минут пять, не двигаясь, а только глубоко дыша. А потом повернула назад и чуть ли не бегом припустила назад.
Мокрые от травы и кустов штаны прилипли к ногам, а комариные укусы на моём теле после этой прогулки будут напоминать звёздное небо в середине августа, но я всё равно широко улыбалась, ведь всё это определенно того стоило.