В разгар массовых беспорядков, вызванных убийством 17-летнего алжирского юноши, Париж продолжает жить прежней жизнью. Но, как говорится, есть нюансы…
Ночью город погружается во мрак
Небольшой старинный городок Масси (по-здешнему – коммуна) расположен в двадцати минутах езды на электричке от собора Парижской Богоматери. А до Нантера, такого же пригорода, где 27 июня вспыхнули погромы, мгновенно охватившие чуть ли не всю страну – несколько минут езды.
В Масси можно недорого арендовать частное жилье, что я и сделал загодя, еще в Москве. Идешь от станции по чистенькой улочке, и почти все встречные улыбаются заезжему туристу, говорят свое неизменное «бонжур».
Уже в паре шагов от станции начинаются тихие зеленые районы с булыжной мостовой, кирпичными, а то и каменными домиками под черепичной крышей. На калитке одной такой виллы я прочитал фамилию владельца: «Malkhow». Потомок белоэмигрантов? Или недавний российский «релокант»? Как я убедился позднее, здесь нашли себе приют и те, и другие.
Поздними вечерами городок попросту вымирает, это вам не Париж: в одиннадцать часов на улицах выключают освещение. Не больно-то выйдешь на променад перед сном, опасно все-таки… Среди здешних обитателей есть и бородатые, алчущие бомжи, а возле станции гомонят явно обкуренные арабы. В общем, сиди дома, не гуляй.
А днем… Посмотришь со стороны, так сразу понятно, что отношения между «белым» населением и «цветными» – хорошие, свойские. И вплоть до моего отъезда в начале июля ничего не изменилось, я дружески общался и с алжирцами, и с марокканцами – людьми средних лет, как и я. И вообще, как стало ясно из новостей по телевизору, бузили главным образом арабские подростки.
«Убийство полицейскими того юноши из Алжира – это для них повод оттянуться. Они просто не хотят ни работать, ни учиться, вот и все, - сказал мне мой сосед по квартире Поль. – А главное – все эти погромщики знают, что за их безобразия им ничего не будет. Мало того, власти еще и принесут им извинения».
Поль, как и его брат Ивен - студент-заочник. Парни приехали в Париж из своей родной деревни в Бретани, чтобы сдавать летнюю сессию. Поль – невысокий, худенький, с русой бородкой, он говорит эмоционально и охотно. Его младший брат Ивен – медлительный, улыбчивый, молчаливый.
- Я с детства обожаю животных, мечтаю их лечить, - говорит Поль. – Учусь на ветеринара. А вот он (строгий взгляд на младшего) – не любит животных!
- Не люблю, - соглашается Ивен. – Я буду инженером. Лечить всякую технику.
- Он и в Бога не верит, - продолжает «ябедничать» Поль.
- Не верю, - улыбается Ивен.
Нас подружил Хэмфри Боггарт
Третью комнату в огромной двухэтажной квартире занимает 29-летний Ильяс из Марокко, он живет в Тулузе, а в Париж приехал по делам своей фирмы. Мы с ним, можно сказать, подружились – после того, как я сказал, что фильм «Касабланка» с Хэмфри Боггартом в главной роли – мой любимый.
Ильяс возвращался очень поздно, на такси: он ужинал в парижских ресторанах. Но в один из вечеров Ильяс приехал пораньше, чтобы приготовить свое излюбленное марокканское блюдо: рис, мидии и какая-то фантастическая подлива. Щедро потчевал меня своей стряпней. Вкуснотища!
- Люблю Россию и не люблю Америку, - говорил марокканец за трапезой.
И все расспрашивал о нашей стране, удивлялся, как мы выживаем в страшные российские морозы. Я не стал его оспаривать – надоело уже мне в моих странствиях объяснять всем и каждому, что какие-то зверские московские морозы – просто легенда.
- Да, мы живучие, - соглашался я. И знай наворачивал яство.
В Масси, как и вообще во Франции, много-много выходцев из Северной Африки. Они уже давно и массово породнились с аборигенами. Обычное дело, когда видишь, к примеру, такую вот семейную идиллию: муж-араб идет под руку с изящной женой-француженкой, они катят детскую коляску. Или, скажем, негритянка вышагивает рядом с бледнолицым супругом, а парочка малышей-мулатов суетятся вокруг. Тишь да гладь, да Божья благодать.
Но подхожу как-то в сумерках к своему жилищу, а мой дом - плюс несколько близлежащих - оцеплены полицейскими в бронежилетах и с автоматами. За автомобилем выбирает позицию снайпер… Поодаль – большая группа арабов, мужчин и женщин, все тревожно переговариваются, смотрят куда-то на верхние этажи дома напротив. Полицейские выгнали их из квартир на улицу, впечатление такое, что где-то наверху удерживают заложников.
- Назад, - останавливает меня полицейский. – Дальше нельзя.
Я падаю с ног после целого дня скитаний по Парижу, мне хочется только одного – поскорее принять душ и улечься. Район я уже неплохо изучил, поэтому делаю крюк через сквер и подхожу к своему пристанищу со стороны закрытого дворика. Ключ у меня есть… Слава Богу, я дома.
Каждый вечер, в 21.05, по телевизору показывают классику французского кино. Заварив чай, усаживаюсь в кресло. Как же это здорово - смотреть на Алена Делона, Ива Монтана и Бурвиля, сидючи в уютной гостиной на окраине Парижа!
А ночью, в два часа, как по расписанию, начинается канонада и разноголосые выкрики толпы. Нет, это не фейерверки на чьей-то свадьбе (попробуй-ка во Франции пошуметь в предрассветный час!). Это из ружей и ракетниц арабы-подростки обстреливают местный полицейский участок.
Вставляю беруши и бормочу: «Спокойной ночи, Париж».
«Кина не будет»
А днем Париж и впрямь жил своей спокойной, привычной жизнью. Все так же сновали по Сене теплоходики с туристами, на Монмартре сонмища художников расставляли мольберты и планшеты, а на Эйфелеву башню, превозмогая жару, карабкались нескончаемые вереницы людей со всего света.
Если б не знал, так ни за что бы не подумал, что во Франции беспорядки.
Правда, на Елисейских полях – конная полиция, люди толкают друг друга, обходя многочисленные кучки лошадиного навоза. Вот визжит женщина – вляпалась, видно, засмотревшись на витрины бутиков. Возле Нотр-Дама и в Люксембургском саду блюстители закона стоят не в одиночку, а группами. И все, как правило, с автоматами, все мужественно преют в защитной амуниции.
Не повезло тем туристам, кто в эти дни приехал в Париж на массовое мероприятие: в конце июня президент Макрон отменил их все до одного. Уже когда я летел домой (через Ереван, вестимо), познакомился с молодой женщиной Еленой из Новосибирска. Она вместе с группой фанатов из разных городов России приехала во Францию ради концерта Милен Фармер, который должен был состояться 30 июня на парижском стадионе «Стад де Франс».
Люди заплатили немалые деньги, претерпели страшные испытания (к примеру, пришлось ночевать неподалеку от стадиона в специально купленной здесь палатке, чтобы в шесть утра застолбить очередь в свой сектор – иначе места, даже стоячие, получишь с нулевой видимостью). Потом, хочешь не хочешь, надо было до вечера торчать внутри заграждения, выпрашивая у охранников разрешения сходить в платный туалет или - купить воды-еды.
И вот уж со стадиона слышны звуки репетиции оркестра, вот уже все воспрянули, как вдруг в половине пятого тысячам поклонников культовой певицы объявили: концерт перенесен!
- Как так? Куда перенесен? А мы? – говорила мне Елена в отчаянии. – У нас у всех обратные билеты на самолет, мы не можем ждать другого дня!
С досады устроили массовую акцию, скандировали и махали флагами…
- Появилась подруга Милен Фармер, утешала нас, говорила, что Милен плачет. Мы передали ей плюшевого Чебурашку. Потом всю ночь сидели на траве у Эйфелевой башни, пили вино, любовались на бегущие цветные огоньки. Вот и весь концерт.
Друг России из Масси
Кстати, насчет концертов. Каюсь, не знал, что в городке Масси, где всего-то полсотни тысяч жителей, есть свой оперный театр. Да еще какой! Зимой в нем даже проводят ежегодный Фестиваль музыки, куда съезжаются теноры, басы и баритоны чуть ли не со всего мира.
- Это единственный райцентр Франции, где есть настоящая, профессиональная оперная сцена, и мастера вокала почитают за честь на ней выступить, - говорит увенчанный сединами абориген.
Райцентр? Что за термин такой? Согласитесь, он куда более присущ нашему Отечеству. А дело в том, что разговор наш происходит на русском языке, с русскими словечками и идиомами. Всем этим мой собеседник владеет почти идеально. Представился: Валя. Да, это уменьшительное от «Валентин», однако по паспорту он именно Валя. Семьдесят шесть лет, появился на свет и вырос в Масси. Родители, как и все прочие предки – французы.
Мы познакомились и разговорились, когда поднимались на здешний железнодорожный мост. Я покойно стоял на эскалаторе, как вдруг мимо меня, вверх, бодро прошел – нет, скорее уж пробежал! – крепкий пожилой человек с рюкзачком за плечами. На вид – лет пятьдесят пять, от силы – шестьдесят. Потом, внизу, стали коротать время в ожидании электрички, и мой новый знакомый вдруг перешел на русский язык. Это был для меня приятный сюрприз, что и говорить.
- Русский язык я учу с детства по благословению отца и матери, - объясняет Валя. – Это семейная история, можно сказать – легенда, хотя в ней всё – правда.
Оказывается, еще до начала второй мировой войны здесь осел эмигрант из России по имени Михаил Фельдман. И он крепко подружился с Валиными родителями. Михаил бежал из России от большевиков, а во Франции стал… коммунистом. Причем весьма активным. Когда пришли немцы, Михаил вступил в Сопротивление, был схвачен гестаповцами и после пыток расстрелян. И вот в память о друге в семье решили, что русский язык станет для них вторым родным. В 1947 году назвали новорожденного сына Валей – на русский манер.
- Я больше шестидесяти раз бывал в Советском Союзе и в новой России, - говорит Валя.
Он много пишет о нашей стране – в последние годы заделался профессиональным блогером. Что ж, вот вам наглядный пример того, что старости не существует – есть лишь молодость и зрелость. И новые страницы жизни можно открывать в любом возрасте.
Что касается нынешних погромов, прокатившихся по всей Франции, то Валя не придает происходящему слишком большого значения. «Что есть, то есть», - считает этот человек, повидавший на своем веку и массовые волнения французской молодежи в 1968 году, и протестное движение против войны в Алжире, да и много всего другого.
…Французы почитают себя нацией бунтарской, они уважают всё, что связано с борьбой за свободу и права человека. Идешь от станции Масси-Пализо по авеню чилийского народного героя Сальвадора Альенде, справа – крохотная площадь чешского президента Вацлава Гавела, борца против СССР… Ну, и своих революционеров здесь не забывают: вот тихая улица Робеспьера, впадающая в бульвар 1 Мая.
Вся эта борьба, увековеченная в топонимике, осталась либо в далеком прошлом, либо – где-то там, далеко отсюда. Она романтизирована в памяти, она не вторгается в налаженную, привычную жизнь.
Французы отвыкли от массовых волнений на этнической почве, уже с 2005 года в стране не было ничего подобного. Люди думали, что больше и не будет. И внезапно бунты и погромы словно шагнули с табличек на улицы и площади мирных городов.
Юные арабские погромщики – вот они, рядышком. Здесь и сейчас.
Александр АННИН
Фото автора
© "Белорус и Я", 2023
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!