Трубецкой эффектно открыл бутылку шампанского и разлил по фужерам. Барышни смотрели, на него, с обожанием. Ещё бы, только десять минут назад закончилась премьера нового спектакля. И - с каким триумфом!
Пять красавиц, с восхищением, ловили его слова и взгляды. Они трепетно сопровождают его, по гастролям, в великой Российской империи. Всюду, куда успела дотянуться железная дорога и где есть театр. «Дамы – благодарю!».
Они, оживленно, допили фужеры и «выпорхнули» в коридор. Директор театра вошёл и тихо оглянулся. Потом, взглянул на Трубецкого, и рассмеялся. «Павел Петрович! А мы, с градоначальником, гадаем: почему ваш Леонтий не впускает нас сюда?».
Голова города, с прищуром, закрыл за собой дверь. «Не мог, не пообщаться - с этим цветником! Скажу честно, несмотря на возраст и положение, прямо глаза разбегаются от красавиц! Грёзы!».
Трубецкой вальяжно махнул рукой. «Да, это же «павлинки» – им разве откажешь! Они ездят со мной повсюду. И даже потребовали, чтобы могли вносить деньги для меня. Иначе обидятся. Ну, я как человек добрый и знаток женской души – разрешил!». «И что же?».
«А то, господа, что договорились они, между собой, и жертвуют по 250 рублей - в квартал. Я, с ними, всегда ругаюсь, да они - всё не сдаются. И, я вынужден отсылать эти деньги, на родину - в Ямпольск. В «родную гимназию» - для помощи нуждающимся. Пусть учатся!».
Градоначальник присел в кресло. «Похвально-с! И даже весьма, Павел Петрович! А что они за дамы? Может меня, с ними, вы познакомите?». «Ну, да, ваша честь. Они – просто земные богини. И в общении и в постели. Все были замужем и развелись. Из-за обожания.
Мне, через месяц, будет тридцать. А они - все старше меня. Но! Как выглядят?! А какой темперамент? Поэтому, первые же лица, после спектакля, только лишь они. Для ночлега: у них – по номеру. Нам - так удобно. И, там, меня угощают – на славу, как Цезаря! Ах!».
Директор театра едва подкатил глаза. «Ах, какие дамы, Павел Петрович! По мне, так и в штат бы взял. А, если и способности есть, то и примами сделал! Прямо глаз не отвести!». Певец улыбнулся.
«Господа дорогие! Сам угощаюсь их вниманием, заботой и ласками. Вот уже пять лет. В 25 – мне бенефис еле сделали. Так великая княгиня захотела. И после этого – всё полилось как из «рога изобилия». Слава, гастроли, деньги. И внимание дам».
Леонтий, помощник Трубецкого в его делах, тихо вошёл и присел на диван. Напротив директора театра и градоначальника. И, когда появилась маленькая пауза, то не преминул сказать:
«Вот, Павел Петрович, по доброте душевной многое вам сказал. Но! Умолчал про одну важную вещь. А именно: как он любит угощать близких? По поводу и без всякого повода – как и принято, у нас, на матушке-Руси.
Иначе и нельзя. Поэтому столько друзей его в любом уездном городе: от Таллина и до Томска. Везде, нам рады, его поклонники».
Минули многие десятилетия. Супруги Трубецкие сидят на террасе пансиона в Париже, где снимают пару комнат. Он читает письмо и отвечает жене.
«Внучка передает привет, Ася! Не надо лить слёзы. Ведь они - в Финляндии. А не в Совдепии. И точно - доживут до старости. Как и мы, Ася. Ведь я родился в год отмены крепостного права, а намедни – уж и закончилась война в Берлине. Сколько кануло народу в вечность?
А мы и, до правнуков, доживём, Ася. Сыграй Моцарта. И угости, любимая, коньячком и сигаркой. Обожаю! О!».
