Все истории Джекилла собраны здесь, продолжение следует:
Щенок хаски и неприятности, которые его ждали
Так началась моя довольно уютная жизнь в новом доме в семье седовласого. И всё было замечательно. А самым замечательным были прогулки в парке. И я даже смог увидеть зверя с жëлтыми глазами при свете дня. Он больше не пугал меня, тем более, что я быстро рос и стал уже гораздо крупнее.
А по вечерам мы с седовласым садились у компьютера и ждали звонка от его сына. Сначала тот звонил каждый день, и старик очень радовался каждый раз. А затем звонки стали реже, бывало, так мы и засыпали перед монитором. Мне тоже очень не хватало этих разговоров - старик всегда улыбался, слушая рассказы о внуках, об успехах сына. А потом рассказывал обо мне и моих проделках, наших прогулках в парке. И моих достижениях. Я люблю, когда меня хвалят. Когда разговор был закончен, мы шли в кухню и человек угощал меня чем-нибудь вкусненьким.
Так дни шли своим чередом. Я уже привык к седовласому, к нашему распорядку дня, к длительным прогулкам и разговорам по вечерам. Как, вдруг, в нашу жизнь вошло новое и неприятное слово: " карантин". В парк мы теперь не ходили, человек сказал, что разрешено гулять только в ста метрах от дома. И это было очень плохо.
Мне не нравился карантин. Когда мы ходили в магазин, я видел людей в намордниках и не мог угадать их лица - меня это настораживало и пугало. Старик тоже выходил на улицу в наморднике, а ещё брызгал руки и все покупки какой-то гадостью, от которой свербило в носу и было горько на языке.
Мир стал безликим, маленьким и дурно пахнущим. От этого мне становилось не по себе. Ещё на улице стало происходить непонятное - снег исчезал, будто каждую ночь его подъедала бесчисленная стая хаски. А его место занимало жидкое мессиво, скользящее под лапами. Старик сказал, что наступает весна. Тяжёлая же эта весна и громадная, если уносит на своих лапах все сугробы и лëд.
А потом человек стал кашлять. С каждым днём всё сильнее. К нам приходили люди в странных одеждах, от которых пахло как от стариковских бутыльков, после чего количество лекарств увеличилось, а гулять я теперь ходил один. Человек просто открывал мне дверь и выпускал на улицу. И уж я то не ограничивался разрешёнными ста метрами!!! Я гулял на всю катушку, бегал в парк, и приходил домой весь в весеннем мессиве именуемом грязью. Гулять одному было даже веселее, чем со стариком. Но наши задушевные разговоры по вечерам у светящегося монитора никто не отменял.
Старик говорил мне, что всё будет хорошо, что он обязательно выздоровеет, а карантин отменят. И всё у нас будет опять как прежде и даже лучше, потому что летом будет дача, лес, речка и много приключений. Я не знал что такое лето, лес и дача, но звучало хорошо. Набегавшись за весь день и поужинав, я засыпал под тихий говор старика.
В тот день я как обычно проснулся от звона посуды на кухне - человек стряпал мне завтрак. Обычно это была каша с мясом или рыбкой, и в целом я был доволен. Но в последнее время ароматных кусочков в миске становилось всё меньше, и порция как-то быстро заканчивалась. Поэтому есть хотелось всегда. Так что я подскочил и побежал на кухню со всех ног.
Старик закашлялся. В этот раз кашлял он как-то тяжело, с хрипом и хватаясь за грудь. Кашель не отпускал его, человеку не хватало воздуха, и в какой-то момент он начал оседать и упал на пол, стул отлетел в сторону, посыпалась какая-то кухонная утварь с полок, попрыгали рисины по полу. Я отскочил в сторону, а когда всё затихло, подошёл к старику. Но он не вставал, не шёл за веником и ничего не говорил, только хрипел, смотрел на меня и из его глаз вытекали солёные капли. Я пытался поднять его носом и лапами, лизал в лицо, но у меня ничего не получалось, человек не вставал. А потом хрипы затихли, и я увидел, что старик закрыл глаза и заснул. И это было дико странно и страшно. Я не чувствовал больше доброго тепла, исходящего от него, и не ощущал биения его сердца.
К горлу подкатил комок, который превращался в огромный ком, и я не мог удержать его, а он всё рос и рос... И тогда я в первый раз запел. Это была печальная северная песня, льющаяся откуда-то изнутри меня, сама по себе, я даже не знаю её названия. Я пел и пел, о том как жили человек и пёс, как им было уютно вдвоём, и как были они друг у друга, а потом одного не стало, он ушёл за бескрайними снегами, в вечную зиму и непроглядную ночь... Я пел и не мог остановиться. Пока мир не рухнул.
Это был грохот упавшей входной двери. Внутрь прошли люди в одинаковой одежде и как уже повелось - в намордниках. Я не видел их лиц, но они оставляли стойкое чувство тревоги. Я зарычал - глухо и страшно.
- Стой! Не укусишь? Иди на место! Мы пришли помочь твоему хозяину.
Хозяину? У меня никогда не было хозяина! У меня был свой человек, а я был у него. Какой хозяин? Мы здесь вдвоём. И помощь нужна человеку.
- Егорыч, скорую вызывай! На кухне старик без движения. Может, сердце, а может ковид - не подходи. Медики разберутся.
- А ты, мохнатый, не мешай! И не вздумай кусаться - пристрелю, - обратился безликий уже ко мне.
- Да это хаски, он не укусит, - ответил второй и протянул ко мне руку. Я ответил рыком и увернулся в сторону. Мне было непонятно, почему никто не спешит помочь седовласому, а все топтали ковёр поодаль.
Я лёг рядом со своим человеком и не сводил глаз с людей без лиц. Затем приехали уже знакомые мне люди в странных костюмах, пахнущие лекарствами. Я не мешал. Старика положили на странную переноску, и понесли на улицу, я двинулся следом.
На улице седовласого погрузили в машину, а меня отогнали.
- Уходи, иди домой! Тебе с нами нельзя!
И машина увезла моего человека. Меня обманули! Я бросился в погоню за похитителями. Они должны мне его вернуть! Я бежал со всех ног, не упуская красный крест из вида. Но машина ехала очень быстро. Я стал срезать путь через дворы, чтобы каждый раз выскакивать машине наперерез. А она всё ехала, а я всё бежал и бежал...