Злые ледяные иглы колотили в окно – метель разбушевалась не на шутку:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она…
В тишину Лариной квартиры врывалось с улицы тоскливое, щемящее душу завывание ветра. К нему немедленно присоединилось визгливое поскуливание на самых высоких нотах… Зверь? «Соседский щенок старается, гадёныш…» – догадалась Лара и отложила в сторону томик Пушкина: с некоторых пор поэт всецело захватил её мысли – иногда ей казалось, что у него есть ответы на все вопросы… Долго, а точнее – нисколько, терпеть этот дуэт она не собиралась. Естественно, поскандалить с ветром было невозможно… Поэтому с удвоенным пылом, как настроенная на абсолютное поражение противника торпеда, ринулась к ставшей в одночасье ненавистной соседке снизу…
Растерзанная в клочья Варвара Андреевна, труп мерзкого, несносного чудовища, разбитая в щепу мебель, сорванные напрочь краны (чтобы и нижним соседям жизнь мёдом не казалась)… – картинка кровавого пиршества настолько красноречиво отразилась в гневном взгляде Лары, что несколько растерявшаяся Варвара Андреевна машинально попятилась в квартиру, покорно отдаваясь на волю судьбы. Маленький щенок испуганно жался к её ногам, физически ощущая агрессивность «гостьи», и тихохонько поскуливал. Отсутствие сопротивления неожиданно сбило накал ярости, одолевавшей Лару, – как говорится, понизило градус до нуля. Немая сцена продолжалась мгновение, а потом Варвара Андреевна охнула и стала сползать по стене. «Убила старуху!» – с ужасом подумала Лара…
Скорая помощь категорически настаивала на госпитализации старушки, которая, истекая слезами, мотала головой и, всхлипывая, повторяла:
– Не могу я. Мне Фёдора не на кого оставить...
– Ну, Фёдор как-нибудь без вас проживёт некоторое время, а вот вы без госпитализации долго не протянете. И Фёдору не поможете. Кстати, а где он?
– Он испугался очень, спрятался…
–?!
– Феденька, выходи, маленький!
Раздалось слабое сопение – и из-под дивана на свет неуклюже вылез щенок.
– Вот так Фёдор! – засмеялся врач. – А чего это у него живот такой раздутый?! Если в пузе ураган – принимай «Эспумизан»! Ха-ха-ха…
– Это я его сегодня с утра не выводила: сил не было собраться. А он в лоток не хочет… Терпит, сердешный. Не знаю, что и делать…
Нависла осязаемая тишина. Она болезненно давила на Лару: «…виновата, ты виновата во всём!» – «Нет, я не виновата! Собака выла!..» – «Щеночек, малюсенький ще-но-чек, звериный детёныш, которому приспичило на улицу, – ты хотела сказать?!! Зверёныш, за которым некому ухаживать!» – «…я не умею ухаживать за звериным детёнышем!» – «Тогда он погибнет. Вернее, он и его хозяйка. Она ведь не сможет бросить его…» – «Это не моя…» – «Нет, теперь это именно твоя проблема! Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!»
– Ну, давайте я за ним присмотрю что ли…
Все присутствующие, включая Фёдора, как по команде обернулись.
– Спасибо, деточка, – с трудом прошептала Варвара Андреевна – и отключилась…
– Интернет тебе в помощь! – напутствовал весёлый врач Лару: наблюдая, как она пытается «собрать» с пола щенка с разъезжающимися лапами, и дурак бы понял, что заботиться о звериных детёнышах она не умеет, а врач был, верно, не дурак…
Наспех одевшись, Лара вынесла Фёдора, смахивавшего более на шар, чем на щенка, на улицу. Тот, издав какой-то странный хрюкающий звук, скатился с её рук прямо в снег, застыл на месте – и сквозь стенания метели она услышала громкое весёлое журчание весеннего ручейка…Потом Фёдор радостно скакал вокруг неё; пытался поймать и проглотить рой вихрящихся снежинок; тыкался носом ей в сапог, призывая к игре. Но Лара не разделяла восторга щенка по поводу погоды. Убедившись, что дела сделаны, она сгребла его в охапку… Какой же он был худенький и маленький! Кажется, чуть надави – и косточки сломаются… Тут Лара вспомнила, что щенок только что «делал дела». Она брезгливо отстранила его от себя, почти вытянув руки. Фёдору стало холодно, он мелко задрожал, всхлипывая.
– Чего ж ты, злыдня, голопузого на ветру держишь! Холодно ж ему! Сама бы с голым задом, небось, не пошла б гулять в этакую-то круговерть. Пошто скотину мучишь? – Старая-престарая бабка, невесть откуда взявшаяся, с укором смотрела на Лару и осуждающе качала головой. – Если не любишь – пошто мучишь?! – Повторила она свой риторический вопрос.
Ларе стало совестно, она прижала Фёдора к себе и побежала домой.
…У неё даже не возникало сомнений, где быть Фёдору, – естественно, у Варвары Андреевны. Она прошла в квартиру соседки, поискала собачий корм – и не нашла: или он закончился, или щенка кормили «со стола». Фёдор же не понимал затруднений «опекунши» и, помахивая хвостиком, ждал ужина…
***
«…Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? – Да какая, впрочем, разница? И зачем я веду этот дурацкий дневник? Дела… А нет никаких дел! Бабка – в больнице, Фёдор – у меня, Андрей нашёл себе другую невесту… Как он мог?!! И всё из-за этого щенка…»
***
…Не найдя в квартире соседки ничего подходящего для питания щенка, Лара принесла его к себе. Он с удовольствием разделил с ней «вредный для желудка собаки» ужин. Когда же она понесла его назад в квартиру соседки – начал сопротивляться, всячески выражая недовольство. Лара была непреклонна и запихнула сопротивлявшегося Фёдора восвояси. Только она успела зайти к себе, как в дверь позвонили, а снизу раздалось жалобное «сольное пение». Открыв дверь, Лара увидела орхидеи; сердце её ёкнуло: «Ну, вот оно, сегодня он сделает мне предложение!» Откуда она знала? Андрей был чрезвычайно практичен, не любил «бросать деньги на ветер». А «ветром», по его мнению, были: букеты, которые без толку завянут; плюшевые мишки-зайчики; милые безделушки и даже… новогодняя ёлка и ёлочные игрушки! Поэтому цветы он дарил редко, и в горшках: орхидеи, которые очень любила Лара и хотела иметь всевозможных расцветок, – накладно, зато потом, когда поженятся, меньше придётся тратиться. Мишек-зайчиков «представляли», например, пледы – всегда востребованы; если что – можно даже кому-нибудь передарить. Поскольку в безделушках проку мало, он презентовал различные средства для волос – «всегда нужны!». «Новогодняя ёлка» – маленький кипарис – росла на окне, а игрушки… можно и без них… Поэтому, увидев в руках у Андрея корзинку – можно потом в неё грибы-ягоды собирать – …аж с тремя горшочками орхидей, Лара поняла, что её ожидает сегодня не больше не меньше как предложение руки и сердца.
– Здравствуй, дорогая!
– Привет, милый! Неужели это мне?! – Лара была смешлива и очень любила подразнить Андрея: хотя и знала об отсутствии у него чувства юмора, но ничего не могла с собой поделать.
– Это – тебе! Я знал, что тебе понравится…
– Спасибо!
Лара уже приготовилась слушать о «подвиге» Андрея, съездившего ради неё в «этот дурацкий “Ашанˮ, который находится у чёрта на куличках» (там же можно намного дешевле купить), в эдакую метель. Но тут ножом по сердцу полоснул пронзительный детский плач. Андрей застыл, не закончив мысль, а Лара подпрыгнула как ужаленная; что-то перевернулось у неё внутри, – так жаль стало брошенного в тёмной пустой квартире беспомощного звериного детёныша!
– Это Феденька! – необдуманно произнесла она роковое слово…
– Какой такой Феденька?! – насторожился Андрей. Тут бы Ларе взять да и объяснить, что это, мол, щенок соседский, на время ей доверенный… Но… весёлые чёртики запрыгали у неё в глазах, захотелось от души прикольнуться, снять стресс последних часов… Знала ведь не понаслышке, как Андрей реагирует на розыгрыши, на своей шкуре, как говорится, уже испытала…
– Он совсем маленький! Плачет один. Меня зовёт. Ща я его принесу – сам увидишь…
На какую реакцию рассчитывала Лара, трудно сказать. Только, очевидно, никак не на то, что за сим последовало!
– У тебя есть ребёнок! – зашипел-засвистел Андрей.
Наверное, ещё можно было всё исправить, объясниться…
– Ага, – легкомысленно подлила масла в огонь Лара, – хорошенький такой…
– Дрянь, курва!
«И причём тут какая-то курица?» – с недоумением подумала Лара.
– Надо же, целых три горшка! Думал же, что, может, и одного достаточно! – С этими словами Андрей подхватил корзину с цветами… и был таков…
Когда до Лары, наконец, дошёл смысл произошедшего, жениха и след простыл… На автомате она спустилась на этаж, открыла дверь соседкиной квартиры. Щенок был мокрым от слёз. Прижав его к себе, Лара горько заплакала и пошла домой. А счастье было так возможно, так близко!..
***
…Уже неделя прошла, как Варвару Андреевну положили в больницу, а в квартире Лары поселился хвостатый завоеватель: Фёдор признал Лару «своей» в буквальном смысле и не собирался делить её ни с кем, а тем более с каким-то там женихом Андреем… Кстати, последний всё-таки познакомился с Фёдором… когда пришёл забрать свои подарки… по описи.
– Вот он, Феденька! – с затеплившейся было надеждой, что всё наладится, Лара протянула щенка Андрею.
– А где ребёнок? – тупо спросил тот.
– А нету ребёнка, и никогда не было… Пошутила я.
Андрей даже оторвался от описи, где ставил галочку напротив слов «3. Плед – 2 шт.». Пледы, оба, выскользнули у него из рук на пол.
– Такими вещами не шутят! Аня, забери эти два горшка с орхидеями!
При сих словах в комнату вошла хорошенькая девушка с гордо вздёрнутым носиком, молча подхватила указанные горшки и удалилась.
– Что это было? – поинтересовалась Лара.
– Орхидеи, которые я тебе дарил на день рождения и Восьмое марта.
– Да нет, я спрашиваю, кто это был, вернее, была?!
– А, это! Аня, моя невеста.
– ?!!
На немой вопрос Лары Андрей ответил лаконично, но исчерпывающе:
– Что ж, на её месте могла бы быть ты, но… не переигрывать же снова. Тем более, мы и ресторан уже заказали… Шутки у тебя дурацкие…
– Нормальные у меня шутки! Сам ты кретин! Жадина! Осёл! Примат!
– Ду-р-ра! – визгливо вскрикнул Андрей и вскинул руки.
Фёдор, жавшийся до того к ногам Лары, воспринял жест Андрея как угрозу обожаемой им хозяйке, бесстрашно тявкнул и бросился к обидчику.
– Ша, шавка! – злобно отмахнулся от него парень. Фёдору было очень страшно. Может, он думал, что пришла его смерть, а может, не думал, а просто испугался… Только он присел прямо на так и не поднятые с пола пледы и зажурчал – весело, громко, по-весеннему…
– Убью гада! – взбеленился Андрей. – Два пледа замочил, сволочь!
– Только попробуй! – зашипела Лара, испугавшаяся за жизнь Фёдора, который стал вдруг самым родным на свете существом: ибо впервые на её памяти кто-то вступился за неё, не пожалев живота своего (фигурально и буквально). Она схватила подвернувшуюся под руку цветочную вазу и, замахнувшись ею как копьём, бросилась на Андрея. Глаза её… Глаза сияют. Лик ужасен. Движенья быстры...Теперь примирение стало в принципе невозможным.
* * *
Целую неделю Варвара Андреевна провела в реанимации. Когда приходила в себя, щемящей болью отдавалась тревога за Фёдора. Конечно, Лариса обещала о нём позаботиться, но у неё нет опыта, а самое ужасное – она не любит животных. А ведь щенок как ребёнок, требует любви, ласки и терпимости. Но вот терпимость Ларисе как раз и не свойственна. А что как она отдала кому-нибудь Феденьку или, хуже того, выбросила… Над кроватью замигала лампочка, призывая реаниматоров срочно вытаскивать старушку почти что с того света…
Однако, несмотря на столь опасные для неё переживания за Фёдора, Варвара Андреевна выкарабкалась. Её перевели в общую палату на восьмом этаже. Правда, пока поднимали в лифте, было нехорошо, но ничего, обошлось. Соседок по палате – Надю, Олю и Галю – должны были выписать со дня на день. В предвкушении «свободы» они были веселы и шумны. На Варвару Андреевну, которой санитарка принесла её нехитрые пожитки из камеры хранения (следовательно – ни родных, ни знакомых), они смотрели как на пустое место. Соседка, с которой у них была одна тумбочка на двоих, Надя, хотела было подвинуть свои многочисленные свёртки, но, хмыкнув, передумала. Варваре Андреевне некуда было поставить даже стакан с чаем, который она собиралась выпить позже: на тумбочке не было места, а на столе лежали аж целых два открытых ноутбука, и она побоялась, что стакан опрокинется и зальёт их. Поэтому Варвара Андреевна оставила его на подоконнике, когда же вернулась из процедурной, его там не оказалось.
– Санитарка унесла, – ответила на её вопрос Надя, – нельзя на окно продукты ложить. «Не «ложить», а класть», – мысленно поправила её Варвара Андреевна, не переносившая коверканья языка, – так уж её воспитали…
Тем временем на тумбочке у Оли призывно засвистел чайник. Женщины оживились, смели ноутбуки на кровати и стали чаёвничать. Варвару Андреевну не позвали: ведь у неё не было даже чашки…
В дверь постучали. Все, кроме Варвары Андреевны, воззрились на вошедшую. Повисла тишина.
– Ты к кому? – неприязненно спросила Галя.
– Мы пили на брудершафт? – прозвучал смутно знакомый Варваре Андреевне голос. Она подняла голову – и увидела Ларису…
…Лара сразу оценила обстановку: понуро сидящая Варвара Андреевна; заваленная тумбочка; три наглые «грации» за столом… Она решительно «ополовинила» тумбочку, стряхнув свёртки и пакеты прямо на пол.
– А… – хотела было сказать что-то Надя, но так и не смогла собраться с мыслями.
Тем временем Лара распаковала принесённые Варваре Андреевне вещи и гостинцы. К радости старушки, среди них оказались маленький электрический чайник и чашка.
Лара прочла в тревожных глазах Варвары Андреевны немой вопрос, но сделала вид, что ничего не заметила…
* * *
«За ту неделю, что я прожила с Фёдором, я узнала для себя много нового, стала иначе смотреть на жизнь. Думаю, что он сделал меня лучше. Жить стало труднее, но веселее. Ха-ха-ха. Я поняла, что не какая-то там йога или прочая инородная хрень способствует формированию выдержки и терпения, а забота о создании Божьем, будь то человек, животное, птица, рыба, растение…
Сначала Фёдор внушал мне ужас: из-за него я довела соседку до реанимации, рассталась с Андреем; он испортил мои любимые туфли, поцарапал обивку входной двери, изгрыз кабели-провода, опрокинул ведро с водой для цветов, покарябал пол, замочил, наконец, два новых пледа (которые, кстати, благодаря этому достались мне – я их постирала). Из-за Фёдора мне приходилось вставать спозаранку, чтобы выгулять его. В обед я бежала домой по той же причине. Но зато он так радовался моему приходу! Он визжал от удовольствия, когда я тискала и прижимала его к себе, а на улице, защищая меня, он рычал на проходивших мимо огромных собак, которые при желании могли прибить его одной лапой! Если я плакала – он тихонько поскуливал, а если радовалась – радовался вдвойне! Он сделался моим самым лучшим другом!
Незаметно для себя я стала улыбаться своим мыслям, коллеги даже решили, что я вновь влюбилась. Горечь расставания с женихом отпустила, когда я представила, как жила бы с ним, отчитываясь за каждую потраченную копейку, выслушивая недовольство и нарекания по поводу необдуманных покупок… “Я деньги мало люблю – но уважаю в них единственный способ благопристойной независимостиˮ, – говаривал в своё время Александр Сергеевич. Я тоже мало люблю деньги, но ценю их как средство для достижения цели… В данный момент моя цель – ускорить выздоровление Варвары Андреевны, для чего необходимы положительные эмоции. Вернее, эмоция. И эмоция эта – Фёдор…»
* * *
Больше всего на свете Варвара Андреевна хотела спросить про Фёдора и боялась сделать это. Лариса же была непроницаема как сфинкс.
– Латукова, на процедуры! – донеслось между тем из коридора. Варвара Андреевна растерянно посмотрела на Ларису.
– Что ж, идите, я подожду, – пожала плечами Лара.
Варвара Андреевна пошла на пост, но сестры там не было. «Какие ещё процедуры перед обедом?» – отмахнулась от неё пробегавшая мимо Вика из процедурной. «Действительно, какие? – задала себе тот же вопрос Варвара Андреевна. – Если только опять анализы плохие… Не видать мне тогда выписки как своих ушей…»
– Латукова? – прервала её мысленное рассуждение нянечка Агриппина, или нянечка Грипа, – как любовно называли её больные.
– Да…
– В клизменную!
Чего угодно она ожидала, но такого...
– А зачем? Проблем с этим у меня нет…
– Доктор сказал – больной пошёл! – интерпретировала по-своему известный анекдот нянечка, грубо втолкнула сопротивлявшуюся Варвару Андреевну в указанную комнату и приникла ухом к притворённой двери. «Ау-ура-у… – Федюша, о-о-о… – Ав-гав! – Маленький мой…» – услышала она, а также много ещё тому подобного. «Ну, честно слово, как голубки воркуют! Что стар, что мал! Лишь бы старуха от избытка чуйств не скопытилась. Не дай Бог, грех такой на душу…» – Нянечка Грипа сама чуть не расплакалась от умиления и накативших «чуйств»: удержала её от этого лишь радость от ощупывания лежавших в кармане двух новеньких хрустящих купюр с тремя ноликами – третья часть её скудной зарплаты.
* * *
Лара была в отчаянье, ломая голову, как доставить в кардиологическое отделение собаку, да не просто собаку – впечатлительного щенка, по поводу и без повода громко выражающего свои эмоции! Но, возможно, на кону стояла (и по её милости!) жизнь человека, следовательно, эта невыполнимая миссия должна быть выполнена! «А раз задача поставлена – будь добра, реши её, кровь из носа!» – говаривал её дед, военный в отставке, спорить с которым никогда не приходило ей в голову в силу его авторитета. И, хотя она тогда была совсем крохой – лет шести, Лара по его «приказу» карабкалась на верхушку дерева, чтобы снять испуганного, орущего котёнка; прыгала с тарзанки в реку; обратила в бегство воинственного петуха, которого боялась больше всех на свете, и много чего ещё. Именно дед научил её не бояться, а делать дело, даже если кажется, что это невозможно. Деда все считали властным сумасбродом, боялись ему перечить, но она-то знала, что он самый добрый и любящий дед на свете!..
Лара подошла к делу со всей ответственностью. Она записала «условие» задачи: дано – щенок; действие – переместить щенка на восьмой этаж больницы для встречи с хозяйкой; цель – содействие скорейшему выздоровлению Варвары Андреевны; усугубляющие обстоятельства – тявканье, производимый щенком шум, возможный человеческий фактор; дополнительные положительные условия: наличие энной денежной суммы в качестве регулятора процесса, позволяющего привлечь союзника из персонала.
Пока Варвара Андреевна была в реанимации, Лара провела «рекогносцировку на местности»: под предлогом, что ищет сиделку для родственницы, обошла отделение, поболтала с младшим персоналом и выяснила, что больше всех ей в союзники подходит держащаяся особняком нянечка Грипа. Лара заверила её в безопасности затеваемого мероприятия, клянясь в случае чего «взять огонь на себя», и сразу же закрепила «соглашение» двумя новенькими купюрами, обещав добавить сверху, если всё пройдёт гладко. Остальное – дело техники. Лара играла с Фёдором до изнеможения, пока он не свалился без сил. Затем уложила его, уснувшего, сытого, в сумку и отправилась в больницу. Нянечка Грипа сразу проводила её в клизменную, где Лара и оставила открытую сумку со спящим щенком.
* * *
Когда Варвара Андреевна увидела Фёдора, то не поверила своим глазам: он был толстеньким, упитанным и сильно подрос. Щенок потянулся, открыл глаза – и захлебнулся от радости, узнав старшую хозяйку…
Нянечка Грипа вслушивалась в звуки за дверью, а в сердце ей закрался страх, когда она представила, что вдруг нагрянула проверка…
* * *
Заведующий отделением – Дровосек [вообще-то он был Владимир Александрович Хольцар, однако местные острословы, ценители немецкого Holzar-Bier (Хольцар-Бир) – «Пива дровосеков» буквально перевели его фамилию] – отдыхал в своём кабинете, когда нагрянула проверка. Дурную весть принесла старшая медсестра Любочка, на пять минут опередившая незваных визитёров. Казалось, звук её голоса набатом опоясал отделение, проникнув во все углы и закоулки. Персонал помчался на свои рабочие места. Нянечка Грипа, схватившись за сердце, осела перед дверью в клизменную… – это в ней заговорила совесть – когтистый зверь, скребущий сердце. Лариса бросилась к Грипе, а из-за прикрытой двери донеслось радостное «о-у-аи-гав»!.. В это время проверяющие с одной стороны и Дровосек с другой одновременно подошли к клизменной, с недоумением вслушиваясь в нетипичные для кардиологического отделения звуки.
– Это что? – грозно вопросила мадам, возглавлявшая комиссию из минздрава, – Лукреция Генриховна.
– Да, это – что?! – продублировал её вопрос главврач Константин Сергеевич Курочкин, испепеляя грозным взглядом Дровосека.
– Это-о-о?.. – Дровосек тянул время, пытаясь разобраться в ситуации, но пока ничего не понимал. Тем временем Фёдор выдавал новые звонкие рулады: «ау-ав-ва-а-а-а…», «у-у-ва-у-у-у», «вав»… Лариса поняла, что жизнь и благополучие многих и многих здесь присутствующих зависит только от неё.
– Это – канистерапия: лечение с помощью собак. Прогрессивная методика. Пациентка – Варвара Андреевна Латукова – проходит терапевтическую реабилитацию…
– Кто разрешил? Почему мне об этом ничего не известно? – Разгневанный главврач покрылся красными пятнами и пошёл на Дровосека. Тот машинально попятился.
– Владимир Александрович! (Хорошо, что имя на бейджике!) Простите великодушно за самодеятельность! Вы говорили, что сначала необходимо заручиться поддержкой вышестоящих инстанций, но когда я вчера сказала Варваре Андреевне об отсрочке реабилитационного процесса, она так огорчилась, что пришлось вызывать реаниматоров. И она успокоилась только после того, как я дала слово, что утром пёсик будет у неё… – Лариса с сокрушённым видом всплеснула руками и энергично устремилась к Дровосеку. – Я, конечно, поступила неправильно: ведь Вы не успели, как собирались, согласовать вопрос с уважаемым самым главным руководителем больницы (Лара не помнила, как зовут главврача, но решила загладить это лестью, пусть даже грубоватой: как говорится, кашу маслом не испортишь) и с министерством здравоохранения, представляемым присутствующей здесь уважаемой… (Лара тщательно выстраивала вереницу пустых, но таких приятных амбициозному уху эпитетов, с ужасом понимая, что не знает ни имени, ни должности представительницы минздрава; самое главное – не сказать ничего, что может вызвать обиду, поэтому она решила, что должность министра будет той приятна.) …уважаемой госпоже министру здравоохранения…
– Я не министр, а всего лишь…
– Вы не министр сейчас, но это вопрос времени. Бесспорно, имеются все предпосылки!
Было очевидно, что столь елейная лесть приятна для слуха Лукреции Генриховны. Она заулыбалась от удовольствия. Лара с мольбой посмотрела на Дровосека, призывая его в союзники. Тот, будучи от природы человеком остроумным, сообразительным и смешливым, понял, что ещё немного – и Лара не выдержит, её фантазия на грани…
– Что же это Вы, милочка, меня подводите! Я же запретил Вам какую-либо самодеятельность! – напустился он на Ларису с хорошо разыгранным возмущением. Ваше общество… э… ну… – Тут уж пришла очередь Ларисы помогать Дровосеку: благо, она буквально накануне прочитала в Интернете попавшуюся на глаза информацию о помощи собак детям с различными проблемами развития.
– Да, наше общество «Солнечный пёс» до сих пор имело дело только с детьми, но ведь это не значит… – Тут снизу, от двери, раздался тихий стон: в пылу дебатов из поля зрения Лары выпала нянечка Грипа, у которой от страха за содеянное стало плохо с сердцем; остальные же просто её не замечали. Зато этот стон услышал из-за двери чуткий Фёдор: он взвизгнул, разбежался и, открыв дверь лбом, врезался в Грипу. Она его инстинктивно прижала к себе, как прижимала дома своего любимца кота, и, не удержавшись, ввалилась в клизменную. Щенок с восторгом лизнул её в нос, и она тихонько рассмеялась от щекотки. А поодаль стояла Варвара Андреевна и с удивлением смотрела на невесть откуда взявшуюся толпу. Дровосек оценил ситуацию:
– Случилось чудо: щенок спас нянечку Грипу и реабилитировал больную Латукову! Коллеги, похоже, эксперимент удался.
– Всё это прекрасно! Только почему действо происходит в клизменной? – поинтересовался некто с камерой в руках – как оказалось, репортёр, навещавший друга и неожиданно ставший свидетелем и «летописцем» происходившего.
– Так, это… а вдруг у кого-нибудь аллергия на шерсть! – неожиданно нашёлся главврач.
– Так-так, а материальчик-то получается улётно-пилотный! Думаю, уже в вечерний эфир пойдёт. Так! Встали все полукругом. Спасённые, Грипа и, извините, как вас там, – собаку поднимите выше. Улыбочку!!!
Репортёр, похоже, знал свое дело досконально. Снимок получился – жесть: улыбающиеся лица министерских, недоверчиво-радостные – медперсонала больницы, задумчивое – Ларисы, счастливые – Варвары Андреевны и нянечки Грипы (и, конечно, Фёдора… мордочка), а над всеми – яркая надпись… «КЛИЗМЕННАЯ».
Комиссия сразу же покинула отделение: видимо, Лукреция Генриховна не знала, что делать – ситуация вышла из-под контроля министерства, и теперь всё зависело от СМИ и реакции народа на материал. Главврач ретировался по тем же соображениям, кроме того, ему просто необходимо было успокоить нервы припрятанным в сейфе армянским коньяком семилетней выдержки. Нянечка Грипа радовалась, что, кажется, никто не подозревает о её причастности к «эксперименту», а Варвара Андреевна не могла наглядеться на своего Фёдора.
Лариса решила, что самое время смыться, захватив щенка, пока Дровосек не спохватился и не устроил ей допрос с пристрастием. Но, почувствовав спиной чьё-то присутствие, повернулась – и наткнулась на пристальный взгляд заведующего…
– А вас, Штирлиц, я попрошу в мой кабинет.
Лариса пожала плечами и пошла за Дровосеком. Тот шёл не оглядываясь, словно и мысли не допускал, что она может малодушно сбежать: она была всецело в его руках после каши, которую заварила; он имел моральное право даже прибить её за наломанные дрова. Но Лариса интуитивно чувствовала, что кровопролития не будет. Закрыв дверь, Дровосек уселся на стол, грозно сведя брови и вперив свирепый взгляд в Ларису. Но это на неё не подействовало: она слишком устала, а трепетать от страха вообще было ей не свойственно. Она молча села в кресло у окна, машинально потянувшись потрогать субстрат у стоявшей там орхидеи: сухая…
– Устал как собака! – нарушил затянувшееся молчание Дровосек и неожиданно для Лары засмеялся: – Вернее, собака-то как раз, судя по всему, и не устала.
– Это пёс, Фёдор.
– Я не Фёдор, а Владимир…
– А он – Фёдор.
– Понятно. Что ж, рассказывайте, как до жизни такой дошли, чуть карьеру мне не сломали…
Лариса рассказала обо всём без утайки, не скрывая своей вины перед Варварой Андреевной. Доктор необычайно развеселился, когда она живописала, как Фёдор завоевал для неё два новых пледа…
– Молодчина! Ай да пёс! Ай да умница! Я его уже за это люблю! Следовательно, и вас: каков хозяин, таков и пес. Знаете что? А выходите за меня замуж!!!
– ?! – Лариса ожидала чего угодно, только не этого. Он что – издевается над ней?! Нет, взгляд выжидающий, мягкий и спокойный.
– А к чему такая спешка? Мы опаздываем?
– Да. Мама выдвинула мне ультиматум: говорит, или женись, или ты мне не сын! И аргументировала народной мудростью: если хочешь жить как собака, а умереть как человек – женись ...Нравственные поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание. А поскольку сегодня всё вертится вокруг собаки, я подумал, что это знак свыше…
– Я согласна, – по существу дела ответила Лариса.
Дровосек, будто и не ожидал никакого иного ответа, преклонил перед ней колено и преподнёс золотое кольцо со сверкающим бриллиантом, которое оказалось ей впору.
* * *
– Да, мама, я женюсь. Ресторан в силе. Именно через неделю, седьмого, как ты и хотела.
– Наконец-то мой сын дорос до мужского поступка. Дай-ка обрадую Сонечку Львовну!
– Э-э, мам, погоди. Я сказал, что женюсь, но причём тут Софья Крокодиловна?!
– Не смей оскорблять достойнейшую из женщин! Ты и Анечка ещё под стол пешком ходили, когда Сонечке пришла в голову счастливая мысль: вы созданы друг для друга! Сегодня, кстати, я пригласила их к нам, так что изволь быть к семи часам!
Дровосек пожал плечами и последовал к двери. Но, остановленный внезапно пришедшей в голову мыслью, обернулся:
– Ма, а у тебя случайно нет Анькиного телефона?
– А что? – насторожилась Агнесса Карловна.
– Хочу пригласить её на ланч, – уклончиво ответил Дровосек, и весёлые чёртики заплясали в его янтарных, как Holzar-Bier, глазах.
– Тогда пиши…
Выйдя на улицу, он сразу же позвонил Анне: он вообще любил делать всё, по-возможности, сразу.
– Привет, Анечка! Как поживаешь? Не забыла, что свадьба через неделю? Кстати, как там твой воздыхатель? Вадим, кажется?
– Да, Вадим. А ты откуда знаешь?.. Нормально. Не забыла. Ничего. Привет! – Отвечать односложно и в обратном порядке – Анина фишка. Володя знал её (и Аню, и фишку) с раннего детства, поэтому не удивился, а просто ответил на вопрос.
– А я вас видел, и не раз, в парке, но не хотел мешать. А как-то вы прошли мимо скамейки, на которой я сидел, и ты обратилась к нему по имени.
– Понятно… И зачем ты напоминаешь о свадьбе, тем более что мы с мамой вечером – к вам.
– Есть идея. Думаю, тебе понравится. Можете прийти с Вадимом сегодня в два в кафе у фонтана?
– Думаю, да. Считаешь, мне понравится? И какая идея?
– Окей! Обязательно приходите!
Вы, верно, удивляетесь: как, в XXI веке, взрослые самостоятельные люди боятся дать отпор докучающим родительницам! Но ещё Пушкин – «наше всё» – отмечал, что неуважение к предкам есть первый признак безнравственности, а Пушкин знал…
* * *
«Обручальное кольцо-о не простое украшенье-е, двух сердец одно реше-енье – обручальное кольцо-о!» – весело напевали возле ЗАГСа Софья Львовна и Агнесса Карловна, ожидая прибытия брачующихся. Те не заставили себя долго ждать. Сияющий Дровосек помог не менее счастливой Анне выбраться из «таксы»-лимузина и повёл к крылечку. В это же время из другой «таксы» выбрались сияющие Вадим и Лара. Обе пары проследовали в торжественные двери, а за ними устремились гости. Софья Львовна негодовала:
– Это что за конвейер! Безобразие!
Особенно её возмущало нахождение рядом с ней старушки со щенком на поводке: щенок не мог стоять на месте – крутился под ногами, пыхтел и хрюкал от возбуждения. Она дернула Агнессу Карловну, не сводившую взгляда с сына, за рукав, привлекая её внимание к «этому безобразию». То ли она слишком сильно дёрнула, то ли нитки были слишком слабые, но раздался характерный звук – и платье «грядущей свекрови» (как в шутку называл её сын) лишилось важной детали.
– Ха, твоё платье, что ли, гастарбайтеры шили? – Проявила свойственную ей бестактность «грядущая тёща» (по Дровосеку). Агнесса Карловна, многие годы (даже десятилетия!) терпевшая беспардонность заклятой подруги, на сей раз не выдержала: то ли чаша терпения переполнилась, то ли нервы были на пределе… Только она, издав нечленораздельный вопль, вцепилась в рукав Софьи Львовны и – отодрала его напрочь. – Ха-ха, выходит, твоё-то платье там же, где и моё, сварганили! – засмеялась она.
За сим последовала непредназначенная для культурных ушей перепалка, которую мы деликатно пропустим. Причём, Софья Львовна даже замахнулась на Агнессу Карловну, и не известно, ударила бы она её или нет, только в дело вмешался Фёдор, который всегда вступался за обижаемых. «Обижаемой» же в данной ситуации для него была Агнесса Карловна: ведь на неё же замахнулись. Поскольку свободу щенка сдерживал поводок, он был ограничен в действиях и смог лишь ухватить агрессоршу за край платья. Она же в этот момент как раз развернулась… и часть оборок стала достоянием «стража порядка».
– Анна / Владимир! Не выходи / не женись за него / на ней! – одновременно закричали разгневанные «старшие дамы». Возникла пауза. Владимир оценил ситуацию и виртуозно сымпровизировал:
– Мама, твоё слово для меня – закон. Хорошо, я женюсь на другой девушке! – с этими словами, пряча смех, плещущийся в глазах, он решительно взял за руку Ларису и незаметно подтолкнул Анну к Вадиму.
– Выйду за Вадима, за Владимира не выйду, раз так, мама, – в своём формате ответила Анна, также пряча радость. Теперь в растерянности пребывала регистраторша, которую накануне женихи-невесты уговорили на «перестановку». «От перемены мест слагаемых сумма не меняется», – авторитетно заявил ей Дровосек, подсовывая вместе с убедительной красной купюрой скорректированные заявления. Однако молодёжь сломала голову, но так и не придумала, как поставить перед фактом «старшее поколение». Решили действовать по обстоятельствам. И вот они, обстоятельства, не заставили себя ждать… Дровосек кивнул регистраторше, что всё идёт по плану, и та успокоилась.
После неожиданной для непосвящённых рокировки Вадима и Анну, Владимира и Ларису объявили «мужем и женой».
На свете счастья нет, но есть покой и воля. …Быть славным – хорошо, спокойным – лучше вдвое. …И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть… Полезно Пушкина читать!
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Елена Дем
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.