Крупные крылатые чудовища с визгом бились о двух вампиров, пытаясь их укусить и расцарапать. Те неуклюже отбивались, семеня по направлению к замку, стараясь не упустить Кирилла, которому от этого побоища тоже немало доставалось. Наконец один из них не удержался на ногах и упал на колени, выпустив пленника. Другой пытался тащить в одиночку, но грозное чёрное мохнатое существо просвистело над головой Кирилла, осело на спине похитителя, вцепившись в его плоть цепкими когтистыми лапами, И Кирилл прямо перед глазами увидел, как мощные уродливые челюсти сомкнулись на шее вампира и практически перекусили её пополам, обнажив острые и длинные клыки. Длинный ярко красный шершавый язык обвил шею, собирая каждую каплю вытекающей струями крови. Поражённый вампир орал на весь лес, предчувствуя свой исход, одной рукой пытаясь стряхнуть своего убийцу, другой по инерции ещё сильнее сжимая руку Кирилла. Сзади точно так же громко вопил первый вампир. Видимо, его участь была аналогична.
Кириллу от всей этой хищной и жестокой до безумия манеры расправляться с врагами стало плохо. Его резко затошнило, в глазах потемнело, и желание удрать немедленно оставило его, так как парень побоялся, что крылатые монстры повторят с ними эту же процедуру не задумываясь. Кирилл просто притворился мёртвым. Ему для этого и делать-то особенно ничего не пришлось: ноги от страха отказали сами собой, тело обмякло, а полуобморочное состояние наградило его такой завидной бледностью, что эти крылатые и мохнатые создания, расправившись с конкурентами и снова обратившись в человекообразных существ, долго ещё щупали его сонную артерию, трогали лицо, руки и ноги для того, чтобы определить: так жив трофей, или можно продолжить трапезу, частью которой станет и он?
Кирилла практически без чувств, оголодавшего и обессиленного, притащили назад, в замок старухи. Многое он помнит смутно. Периодически он приходил в себя, глаза сквозь мутную пелену безучастно наблюдали, как какие-то бледные молодые похотливые ведьмы, игриво хихикая и с заговорческим блеском в глазах, словно предвкушая что-то важное и неизбежное, омывали в тазах и одевали в какие-то одежды его тело. Поили его исключительно тёплой липкой противной кровью, которая застревала в горле и лезла обратно, и Кирилла даже разок вырвало. Но деваться было некуда, есть и пить он очень хотел, пришлось глотать чью-то свежую кровь.
Постепенно он будто бы пришёл в себя, не окончательно, но как будто перестал постоянно отключаться и мог наблюдать за происходящим, словно из соседней комнаты, в состоянии оглушения. Пленник видел, что его перетащили в другую мрачную комнату в чёрно-багровых тонах с черепами вместо подсвечников, в глазницы которых вставлялись коптящие свечи. Он возлежал на огромном ложе, а в центре комнаты стоял стол с пунцовой скатертью, на которой было золотое блюдо. На блюде находилась опалённая голова козла, вокруг - какие-то сухие дымящиеся травы, от коих происходило воскурение явным ритуальным и мистическим смыслом. Кирилл желал бы прийти в себя окончательно и протрезветь, но дым от этих трав и общая слабость не давала ему такой возможности.
Несколько раз по ходу приготовления к торжеству его навещала грозная старуха со свитой. Она придирчиво осматривала убранство комнаты, шурша парчовым платьем в пол, убеждалась, что цепи на его руках, прикованных к ножкам ложа, держаться как и прежде, и в последний свой приход строго погрозила ему сухим корявым пальцем с золотым перстнем:
-Передумаешь, гадёныш, - пеняй на себя!
В комнату вошёл однажды и сам граф Дракула, в черном плаще в пол, досадливо морщась, что не удалось привести свой план по уничтожению конкурента в исполнение. Он окинул с головы до ног презрительным взглядом распластанного Кирилла, поправил на запястьях запонки, сплюнул себе под ноги и дёргано вышел. Было видно, что граф переживает и нервничает из-за предстоящего события, но поделать уже ничего не может.
Все в замке ждали прихода какого-то важного гостя, который должен был объявиться в полночь. Трещали и искрили свечи в черепах, в мерцании озаряя козлиную голову на блюде, изо всех уголков доносился заговорческий шёпот и шуршание, слабое подхихикивание, и Кирилл уже практически смирился с неизбежной участью.