Работа, дом, диван. Серенькая жизнь. Средненькая зарплата.
Работал он в одной конторе. Людей не много, больше возни с документами. Да, продажи, но нет того бешеного людского потока, от которого так устают менеджеры, что потом без сил приходят домой. Да и уволился бы он, если б так уж ненавидел свою службу. А ненависти и не было. Просто особенных чувств к работе не питал. Надо работать — вот и работаю, мол. Стол, стул, компьютер. С девяти до шести, и два выходных. Все как у людей. Чего тебе еще надо, жена?
Такой вот муж. Как она прожила с ним десять лет? Она сама не знала.
Все казалось: ну сейчас что-то изменится. Сейчас он раскачается, вот тогда и начнем что-то делать. Построим дом. Запишем дочь в ту школу английского. Да хоть на даче помидоры посадим! Теплица ведь нужна, а он все никак не сделает. И людей нанять не дает — дорого, я лучше сам, мол. Но сам ничего не делает.
Дача их зарастала сорняками. Домишко на участке ветшал, кренился на бок в отсутствие людской заботы и участия. Урожай с пышного куста орешника каждую осень собирали белки. Ну хоть кому-то польза, думала она.
«Может, хоть в отпуск съездим?» — говорила она ему. Предлагала бюджетные Египет и Турцию. Потом просила хоть на Байкал — да, дороже, но загранпаспорт не нужен! Да хоть в глэмпинг за пару десятков километров от города! Там такие симпатичные маленькие домики, и в сумерках зажигаются на деревьях огни-светляки… А он не хотел: «Не. Мне дома охота побыть. Да, весь отпуск. Нет, не скучно,» — говорил он и брал пульт от телевизора, удобно устраиваясь на диване. Так и жил на нем весь отпуск. В диване давно образовалось углубление, точно повторяющее изгибы его ягодиц.
«Эффект памяти» — говорил муж (то ли в шутку, то ли всерьез), устраиваясь в этой диванной «колыбельке».
Она смирилась с тем, что он домосед. Попробовала подступиться насчет будущего дочери: «Ей нужна квартира. Давай возьмем в ипотеку?» Он вяло отнекивался, отмалчивался, а в ответ на попытки взять дело в свои руки демонстративно поворачивался к ней спиной на том самом диване. Через десять минут начинал похрапывать. Однажды твердо сказал, что в кредитную кабалу не полезет, и точка. Незачем. А дочь вырастет и сама себе на квартиру заработает. Или замуж удачно выйдет. И то уже будет забота мужа, где ей жить.
Ничего он не хотел. Ничего ему не было нужно. Даже дома не убирался. Оставлял вокруг любимого дивана чашки, тарелки и крошки. Грязную одежду скидывал в корзину для белья. Чистое забирал из шкафа.
Это был очень гармоничный многолетний дуэт мужчины и мебели. Главы семьи и мягких диванных подушек.
Жена смирилась. Начала воспринимать мужа и диван как одно целое. Так сказать, это был для нее мебельный гарнитур в едином стиле.
Однажды заболела дочка. То ли ангина, но ли какая простуда сильная — температура под сорок, лежит пластом. Вызвали ей участкового доктора.
Педиатр Маргарита Семеновна была уже в годах. Доктор сняла обувь, прошла в гостиную, бросила взгляд на мужчину, лежащего на диване. «Тоже болеет?» Жена отрицательно покачала головой: «Он всегда такой. Целыми днями бы лежал, если б не работа.» Маргарита Семеновна не унималась: «А работает кем? Не грузчиком ведь?» Узнав, что работа физически не тяжелая, сказала коротко: «Психиатру его покажи. Депрессия, может. Таблетки пить начнет — другой мужик будет совсем.»
Дочку Маргарита Семеновна смотрела долго и обстоятельно. Подтвердила ангину. Назначила лекарства, погладила девочку по голове, подоткнула ей одеяло под бочок: «Ничего, голубчик, выздоровеешь.» И правда — от таблеток температура уже на следующий день спала, вернулись силы и аппетит. У мамы отлегло от сердца. А слова Маргариты Семеновны про психиатра все не выходили из головы. А что, если и правда?..
Муж, к ее удивлению, совсем не сопротивлялся. Сказал, что ему, в общем, все равно. Лишь бы на учет не поставили. Может, витаминов каких врач пропишет для соображалки. Хорошо даже. А то возраст, понимаешь, сорок лет. Никаких сил нету. Даже утром встаешь на работу — и уже как будто устал. А еще весь день впереди. Оно и понятно, годы-то свое берут, не мальчик уже, но ведь тоска такая иногда берет, что в жизни больше ничего хорошего не будет, хоть волком вой… Сказал — и замолк. Будто лишнего сболтнул.
Жена посмотрела на него пристально, почувствовав, что в груди заныло в ответ на его слова. Что-то тут не так, не то, что-то она упускает из виду… Но сформулировать свое ноющее чувство словами она не смогла даже для себя, а потому переключила свое внимание на дела насущные: «Кто последний в двадцатый кабинет?»
***
Через год они поехали на Байкал. Муж собирал вещи, поторапливая своих: «Хочется уже сидеть в самолете и ждать взлета!»
Прежнюю работу бросил. Устроился на другую. В книжный магазин. Всегда мечтал советовать людям хорошие книги. Быстро, правда, разочаровался в своих идеалистических мечтаниях. Но на работе той остался. В свободную минутку читал сам. Предложил начальству новую систему выкладки товара. Повысили до администратора, потом до какого-то небольшого начальника. Он был доволен. Читать, кстати, не бросил.
Диван он выкинул. Купил два кресла. Жена так и не поняла, почему. Хотя догадывалась: он не хотел вспоминать ту, прошлую, жизнь. Вместе с диваном выкинул период черной тоски, которую привык считать обычным человеческим существованием.
Порядок наводить, правда, так и не стал. Ну неаккуратный он был. Растяпа, и ничего поделать с этим не мог. Упорно оставлял открытый тюбик зубной пасты на раковине, ходил с пятном от соуса на футболке. Впрочем, жене это было неважно. Она просто радовалась, что отвела его тогда к психиатру.
Потому что у ее мужа была депрессия. Через полгода лечения он стал другим человеком. Эта его «амебность», серость и бессмысленное диванное бдение у телевизора были проявлениями апатии и ангедонии.
Жена еще долго винила себя. Она и помыслить не могла, что это болезнь! Слишком медленно все развивалось, муж осваивал диван постепенно — мало ли мужиков в России ведут такой же образ жизни просто потому, что могут?
Впрочем, у какого процента этих лежебок есть депрессия, никто ведь не считал…