продолжение рассказа "Застрял", начало тут
Лера не знала, чем помочь брату. Про измены, гулящих жен и мужей она только читала в любовных романах и видела в кино. До смерти папы родители проводили вместе, казалось, каждую минуту – работали на одной фабрике, отдыхали всегда семьей, Лера почти не помнила кого-то из них в отдельности, только вместе. Сама она вышла замуж за одноклассника Андрея, который был влюблен в неё с первого класса, в 9-ом она его «разглядела», в выпускном классе они сидели за одной партой, на третьем курсе института поженились. Союз их был исчерпывающе спокоен, и как может быть по-другому – Лера даже не знала. И тут – Лёнька-ловелас. Здравствуйте, приехали.
Заканчивалась осень. В семейный чат Ольга кидала фотографии из солнечного Египта – яркие, сочные, так контрастирующие с серостью за окном. Вот бассейны, вот разноцветное мороженое (бесплатно!), вот вид с балкона, вот вечерние танцы для детей. Всё это было пропитано таким счастьем и безмятежностью, что было даже завидно. И всё равно – не по себе.
В дни, когда племянники загорали у моря, Лера, возвращаясь с работы, особенно придирчиво осматривала двор в поисках белой машины, в которой её брат целовался со своей пассией. Но машины не было. И в окнах квартиры брата было темно и пусто. Ничего не зная наверняка, Лере казалось, что она ощущает: где-то Лёнька мечется между чувствами и долгом. Проходит эта борьба на рабочем месте или в чужой постели, она даже думать не хотела. Открывала и пересматривала фото: довольные лица отдыхающих племянников – на завтраке, в плавательных очках, на мини-диско.
Позвонила маме. Спросила, как дела, как ей фото внуков с юга.
- Из Африки вообще-то, - уточнила мама.
- Африка - это как раз юг. Мама, ну ты же знаешь, что у Лёньки там не совсем работа, да? Не из-за неё он не поехал.
- Не надумывай лишнего, - отрезала та. - Взрослый мальчик уже. Сказал - работа, значит - работа.
Стало понятно, что маме тоже сложно молчать и ждать, пока взрослый мальчик разберется со своими "рабочими делами". А Лере хотелось почти взмолиться: мама, ну сделай ты что-нибудь, ну повлияй! Ну сил нет умиляться на эти фото и думать про отца-обманщика. Но промолчала. Что может мама сделать? Глупо же.
За день до возвращения семьи с отдыха позвонил Лёнька:
- Вопрос решился, знай, - сказал и вдруг стал издавать странные звуки, Лера поняла, что он плачет.
- Ты дома? – спросила.
В следующую минуту уже в куртке и в ботинках на босу ногу неслась в соседний подъезд. Ей открыл брат, взлохмаченный и – как она поняла за долю секунды – пьяный. Молча прошли на кухню, Лёнька молча налил ей коньяка в чайную чашку. Молча выпили.
- Ну, рассказывай. Бросил её? – не удержалась Лера.
- Нет, она меня, - Лёнька потёр и без того красные опухшие глаза. – Скучный я, говорит, постоянно проблемами загруженный, без огонька. Какого-то огонька ей надо.
- То есть не потому, что ты женат?
- Нет.
- А она знает, что у тебя жена, дети?
- Да.
- Но ей надо, чтоб с огоньком?
- Ну.
- Потрясающе. Ну, и чего ты тогда пьёшь? Всё ж нормально. Она тебя бросила. Завтра Ольга с детьми возвращаются, и будешь жить, как жил.
- Ну да, - Лёнька поднял голову и посмотрел на сестру, и в его взгляде та увидела самое неподдельное страдание. – Только я ж любил её. Люблю. Это самое настоящее чувство, Лер, такое чувство, что душа наизнанку… А ей скучно, видите ли. Скучно!!!
- Да она дура какая-то! – вырвалось у Леры, захлестнула обида за брата. – Ты всегда самый веселый был, заводила, остроумный! Она тебя не поняла совсем, не разглядела! Дура слепая! – и тут же вырулила на правильный вывод. – А слепые дуры нам не нужны! Тебе не нужны, Лёнька, разлюбишь её, как полюбил.
- Да, наверное, - вздохнул Лёнька и опять налил, но только себе. Лера подвинула ему и свою чашку, с цветочками на округлых боках.
Потом они долго сидели, вспоминали детство, Лёнькину первую любовь и его первую драку за неё, и обсуждали, что сейчас эта Люба переехала в Москву, и накачала себе губы, и татуха на шее в виде змеи – в общем, слава богу, что не сложилось. И посмеялись даже. На прощание Лера чмокнула брата в небритую щёку и, выйдя из подъезда в черный ноябрьский вечер, поняла, что пьяна. Села на ту же лавку, с которой «застукала» своего непутевого братца, и, как в тот вечер, закурила. Воздух был на удивление ласковым и даже теплым, хоть уже чуть уловимо пахло будущим снегом.
Лера сидела, курила и понимала, что ей до слёз грустно. Почему – трудно было сказать. Горько за Лёньку, хоть и разбившая ему сердце женщина одновременно, похоже, спасла его семью. Досадно, что жизнь такая сложная штука, и любовь в ней, казалось бы, главная, но по факту мало что решает. Но, уже докуривая сигарету, Лера нащупала в себе ещё одно чувство, мелкое и даже радостное, хоть и эгоистичное: облегчение, что она больше не участник обмана. Не соучастник. И что её это бессильное молчание перед женой брата, ощущавшееся как подлость, кажется, пройдет для жизни незамеченным. Канет в Лету.
- Да будет так, - сказала она в воздух, одним рывком поднялась с лавки и пошла домой.
