Еще одна женская судьба.
Похоже, что подборка Просто эмоции самая разношерстная на моей веранде. Что делать, если вспоминается то одно, то другое, и это уже не изменить, не вмешаться в ход дел, остаются только эмоции…
Наташка воспитывалась мамой и бабушкой, а когда они умерли друг за дружкой, откуда-то возник отец. Но обо всем по порядку.
Умненькая, начитанная девушка с легкостью поступила на филфак местного педа. Ее не только умом, но и внешностью не обделила природа: высокая, статная, что называется, все при ней. Но было в Наталье то, что перечеркивало все ее достоинства. Это абсолютное незнание жизни, неумение выстраивать личные границы вследствие мизерных коммуникаций с окружающим миром.
— Ё-моё, Наташ, вы с мамой вроде не в лесу жили, вы с людьми общались?
— Ну да, у мамы были какие-то подруги с работы, я дружила с одноклассницами…
— Слушай, я также как ты жила с мамой и бабушкой и ненамного тебя старше. Наташ, мы с тобой у одних и тех же учителей учились, ну почему ты такая неприспособленная получилась? — я недоумевала совершенно искренне.
Эти разговоры мы вели на Наташкиной кухоньке, когда все возможные беды обрушились на девчонку, когда, когда…
— Зато я первая из девчонок, — и Наташка делает многозначительное лицо.
— С девственностью рассталась?! — я как всегда прямолинейна до тошноты.
— Нееет, забеременела! — горделиво отвечает подруга.
— Ага, в то время как твои умные одноклассницы предохранялись, — подвожу я беспощадный итог.
Наташка не нашлась, что ответить. А я вспомнила то лето…
На зимней сессии мы встретили сокурсницу непривычно тихую, повзрослевшую.
— Наташ, ты что такая, у тебя что-то случилось? — я пока еще не староста, но скоро ею стану, ведь мне до всего есть дело.
— Мама заболела. Немного осталось.
— Как же ты будешь совсем одна?
— Мамины коллеги поддерживают, помогают деньгами. И отец объявился.
Я отошла, не зная, как быть. В то время я была маминой дочкой, до ее смертного часа оставалось еще несколько лет, и я не знала, как это, остаться без мамы.
На летнюю сессию Наталья не вышла. Она подошла как-то к факультету, когда мы одуревшей от префиксов и аффиксов стайкой выпорхнули на перемену.
— Я оформила академ. — Той, забитой, но умной девочки больше не было. Передо мной стояла безрассудно веселая девица, в присутствии которой было как-то стыдно говорить о житии протопопа Аввакума или окказионализмах Евгения Евтушенко. Но я попыталась. Я уже стала старостой официально.
— Зря ты так. Помнишь Ларискину историю, ведь тоже не выходила на сессию, помогли, походили-попросили, каждому поклонились.
— Нет, не хочу, я все решила.
— Ок, Наташ. — смысла вести пустые разговоры не было, тем более, что бывшая староста стояла рядом, и ее присутствие не говорило, оно кричало: "оставь нас, не мешай!"
Ольга, та самая бывшая староста, выходила на сессию, как на праздник, для нее учеба на одном из самых трудных факультетов равнялась возможности отдохнуть от работы. Подружившись в первые дни со всеми, к третьему курсу, когда случайные люди отсеялись, она осталась одна, и Ольга, увидев, что среди одногруппников ей единомышленников не найти, решительно взяла в оборот амебную Наташку. И началась у вчерашней маминой дочки развеселая жизнь. Кабаки, клубы, а потом сауны… Наташка не успела оглянуться, как Ольги уже след простыл, а возле нее был самый настоящий мужчина. Самый первый, самый любимый и неповторимый. Она стала матерью его пятой дочки и хвасталась мне:
— Знаешь, у Виктора все дети красивые и похожи как родные!
— Ну-ну…
Надюшка родится в начале осени, недалеко от дня рождения покойной бабушки Нади, и от именин Веры, Надежды и Любови тоже. Я встречу Наташку как-то раз идущую в сторону дома:
— У меня дочка родилась!
— Наташ, я тебя поздравляю! Справляешься? — я была далека в тот момент от житейских проблем, учеба на предпоследнем курсе забирала все без остатка.
— Справляюсь! Знаешь, как я люблю свою Надежду! — Наташкин вид в замызганной курточке не оставлял никакой надежды…