Когда я училась в ГИТИСе у меня была икона святителя Николая. Но Бог и святой были отдельно от друг от друга. Второму я и молилась, и просила, и икону на экзамене перед собой ставила, а Богу почему-то не верила.
У других тоже так было. И они делись своими историями о первой молитве. Странными, грустными, порой удивительными забавными. Их было немного, но запомнилась мне больше всего история, рассказанная Галиной, тоже прихожанкой.
Росла она в советской семье, где, понятно, Бога никто не признавал. Если только одна бабушка, и то не напоказ. Тихо молилась, незаметно ходила в храм. Даже о вере я узнала не от нее, а от бурчанья родителей на Него. Я понимала, что есть Кто-то Всесильный Могучий, но верить в Него – глупости.
Когда я училась 5-6 классе, к нам перевели мальчика Ваню, которого сразу прозвали в нашем классе, как Иван-дурак. Он был тихим, забитым, скромным. Не от мира сего. В шумных компаниях не участвовал, на пинки не отвечал, только улыбался, растеряно. Был каким-то слабеньким, грубо говоря, пришибленным, и часто болел. А таких не любят, как известно нигде.
А еще был совсем безотказным. Сказали принести куртку - принесет, сказали подать портфель – подаст, отдать компот – отдаст. И все он подавал, приносил, не обижал..и все это он делал м улыбкой, все той же, как всем казалось, идиотской.
И чем больше был тихим и безотказным, тем больше всех раздражал.
И мы все его обижали, обзывали, дергали, вспоминаю аж стыдно так, что хочется плакать. А однажды толкнули так, что он упал в лужу. Думали ну все всех сдаст. И учитель, когда спросил: "От чего же такой грязный и мокрый?" Ничего не ответил. Зато потом заводила-Максим поблагодарил, что не выдал. А тот все улыбался. С тех пор обижать его стали меньше, привыкли что ли.
А потом все вдруг поняли, что Ваня - не обычный мальчик. Они даже не поняли, а почувствовали.
Знаете, бывает такие люди, с которыми всегда тепло и светло и от которых не хочется уходить, почти как от старцев. Вот таким именно был и Ваня. Казалось у него не было такой функции, как обидеться, обозлится. Он любил всех, и во всеми готов было поделиться, а главное он ничего не требовал взамен. А таких людей как он в моей жизни я больше не встречала.
Да он был тихим, но не пришибленным, не слабым. В нем была какая-то внутренняя сила. Даже когда подростками мы были. Хотелось выругаться, но рядом с Ваней почему старались не говорить плохие слова. да он и сам старался не замечать. А если бы в классе спор. Его тихий слово было решающим. Он мог сказать просто: "Так нельзя. Нехорошо это". А потом безобидно так улыбнуться как бы добавляя про себя: «Ну вы же понимает?».
Все понимали.
А однажды Ваньке стало плохо. Внезапно прямо в школе. Ка потом выяснилось сердце у него барахлило, от того он и был таким слабым и хилым. Но в том же время сильным. Он понимал, что может ему недолго оставалось. В храм он не ходил, тогда никто туда не ходил, но ему как бы Бог подсказывал, что главное любовь. К таким вот людям Господь же близко. Вот Ванька и спешил любить, он в душе у него, наверно, как-то само собой главное отделилось от второстепенного.
И мы все на его любовь откликались, хоть и были глупыми.
Так вот Ваньке стало плохо, губы посинели, дышал тяжело, учительница вызвала скорую.
Все столпились вокруг него: "Ванька Ванька, что с тобой? Вань не умирай". А он и тогда улыбался слабо так.
И вдруг в тот момент я вспомнила про бабушкиного Бога и закричала прямо в голос: "Бог, сделай так, чтобы Ванька наш не умер! И так искренне это было. Так я боялась, что он может умереть, и вот не будет, вдруг, нашего Ваньки. Такого тихого и доброго. И улыбки его не будет. Смотрю кто-то из одноклассников что-то тоже шепчет, кто-то тоже руки сложил и говорит робко: "Бог спаси Ваньку" Учительница пришла, отругала нас за Бога, советское время ведь-то было, а потом все же незаметно от нас отвернулась и перекрестилась.
Ванька тогда не умер, в больнице лежал, потом в школе вернулся. Мы его проведывали, гостинцы им с мамой и бабушкой, с которым втроем жили, приносили. А потом он пришёл снова в школу. И так нас обрадовал, про Бога больше мы не говорили, но чувствовали, что Ванька и та наша молитва детская общая очень нас сплотила, мы все стали, как одна семья.
Но умер он за полгода до окончания школы. И все мы его провожали и все не понимали, как же нам жить теперь без него. Плакали…
Но мне бабушка, еще живая тогда, сказала: «А ты молись за него – и почувствуешь, что он рядом». Да он и так всегда рядом с нами был, до конца школы. Что бы мы ни делали, ни решали, всегда думали: «А что бы Ванька наш сказал?..» Помнили его.
Прошли годы всех жизнь разбросала кого-куда. Все изменилось, времена другие. Но однажды на встрече выпускников мы все заговорили о Ване, о том где когда стало ему плохо и когда они все помолились по-детски, не умело… Плакали все и Бога просили, чтобы жил он, и показалось что именно тогда в тот день, в тот момент у многих в душе зажглась та искорка в детских сердцах, которая потом в храм и привела.
След, что оставила в душах, та первая в их жизни молитва. Как будто Господь коснулся. Но поймут они это позже…
Вот такой была моя первая молитва, – закончила Галина. – Благодаря Ваньке. Да многих из нас он привел к Богу. Не сразу, но привел. Знаешь, ведь правда, когда говорят: «Спасись сам – и тысячи вокруг тебя спасутся». Ванька наш был таким, что мы рядом с ним грелись и менялись. Души навстречу Господу открывались. Хотя мы сами этого не понимали. Божий человечек, очень мало таких.