Ганс Эппингер младший (5 января 1879 года — 25 сентября 1946 года) — был австрийским терапевтом и профессором университетов во Фрайбурге, Кельне и Вене. В 1909 году вместе с Лео Гессом разработал теорию ваготонии и симпатикотонии.
Ганс Эппингер родился в 1879 году в Праге и 1879 году переехал с семьей в Грац. Его отец, Ганс Эппингер старший, был патологоанатомом и профессором в университете Граца. Его сын получил степень доктора медицинских наук после получения обучения в Граце и Страсбурге, которое он завершил в 1903 году в Граце, будучи ассистентом врача в местной клинике. В 1908 году Эппингер младший женился на Георгине Зеттер в Клагенфурте. В браке родились две дочери и сын.
С 1908 года Эппингер работал ассистентом у Карла Харко фон Ноордена и Карела Фредерика Венкебаха в Вене. Он также был учеником венского патологоанатома-экспериментатора Рихарда Пальтауфа. Эппингер добился высоких успехов в области исследований заболеваний печени и нарушений кровообращения (в частности, тонуса сосудов). В 1909 году он вместе с Лео Гессом разработал теорию ваготонии и симпатикотонии — двух особых случаях проявления повышения и понижения сосудистого тонуса. В том же году Эппингер получил степень хабилитации по внутренним болезням, в частности благодаря своим исследованиям печени. Вместе с Юлиусом Ротбергером, в 1910 году он исследовал блокаду ножки пучка Гиса с помощью экспериментального тогда анализа ЭКГ.
Эппингер участвовал в Первой мировой войне на стороне Австрии в качестве врача при Верховном командовании сухопутных войск. Он получил орден Франца Иосифа.
Эппингера описывали как «громкого и неистового человека», но наибольшее внимание он привлек своей клинической и академической работой – хотя и противоречивой – и был одним из ведущих терапевтов. Тем не менее, он не пользовался большой известностью во время своего первого венского этапа с 1908 по 1926 год. В 1918 году Эппингер стал адъюнкт-профессором и в 1926 году его позвали во Фрайбургский университет, а в 1930 году — в Кёльн. И хотя в 50-летнем возрасте он был бы «логичным преемником» своего учителя Карела Фредерика Венкебаха, когда последний вышел на пенсию в 1929 году, в коллегии профессоров, ответственных за это назначение, возникла патовая ситуация, так как «резкие и бесцеремонные манеры» Эппингера оставались неизменным препятствием. Так что вопрос о преемственности оставался нерешенным вплоть до 1933 года, когда нацисты пришли к власти в Германии. Нацисты настаивали на скорейшем смещении Эппингера после того, как распространились слухи о его «еврейском происхождении», так что он довольно быстро был вызван обратно в Вену. Таким образом, не смотря на личные аспекты, мешавшие ему занять кресло своего учителя, Эппингер наконец занял должность профессора в Венском университете и директора клиники внутренних болезней в больнице общего профиля в Вене. Эппингер был назначен 1 мая 1933 года и был задним числом освобожден от своих обязанностей в Кёльне 9 июня 1933 года. Тогда Эппингера де-факто исключили из-за его предполагаемого «неарийского» происхождения, однако официально министр выразил свою признательность за деятельность профессора Кёльне. Позже в Вене Эппингер неоднократно отрицательно отзывался о своих прежних местах работы, Фрайбурге и Кёльне.
Тем не менее венские оппоненты Эппингера, возможно, вскоре пожалели о том, что в конце концов согласились на его назначение. «Наполовину Фауст, наполовину Мефистофель», он быстро стал считаться «человеком, чьими научными способностями можно восхищаться, но на которые ни в коем случае нельзя положиться». Его «экспериментальный ажиотаж» и психическое состояние, приближающееся к «моральному помешательству», были постоянными темами разговоров среди коллег. Список деяний Эппингера, которые были неподобающими с человеческой точки зрения, противоречащими морали или даже преступными, длинен: он обращался с пациентами, ассистентами и коллегами «как с неодушевленными предметами». Химика, которого он заставил переехать с ним из Кёльна в Вену, он достаточно быстро уволил со словами: «Вы мне больше не нужны». В библиотеке Венского общества врачей Эппингер вырезал из книг интересующие его страницы и, как первый и единственный член Коллегии профессоров в Вене, получил запрет на посещение библиотеки. Он также «удалил неприемлемые для него рецензии на его работы», вырвав их из общедоступных журнальных коллекций. Когда ему понадобились образцы для своих исследований, он посетил отделение патологии и в незамеченный момент «бесцеремонно отрезал мошонку вместе с ее содержимым» у законсервированного в формалине туловища. Помимо прочего, Эппингер часто выполнял биопсию печени, которая в то время все еще была чревата осложнениями, по чисто научным соображениям и без согласия пациентов. Он вскрывал лучевую артерию больных, хотя для этого не было медицинских показаний. Любой, кто называл желтуху инфекционным заболеванием (что было правильно, но не соответствовало мнению Эппингера), не допускался им к стажировке в его клинике. Он «беззастенчиво» мочился в раковины в клинике. Он «плевался в пациентов и коллег», «ходил по клинике средь бела дня, одетый только в короткую ночную рубашку», взламывал чужие лабораторные шкафы, «осквернил» кабинет ненавистного ему коллеги и «украл в экспериментальных целях любимую кошку своей старшей медсестры». Эппингер холодно и безучастно реагировал на смерти, предположительно связанные с его терапией; и, помимо прочего, лично препарировал в своем собственном доме свою умершую от дифтерии дочь.
В то же время Эппингер, который «никогда публично не показывал даже легкой улыбки и не имел чувства юмора», был гениален. В своих исследованиях он сосредотачивался на биохимическом анализе и «таким образом стал отцом функциональной патологии», изучая деятельность органов в условиях болезни. Болезни он идентифицировал мимоходом, ставя диагнозы точно и быстро. Известно, что в 1936 году Эппингер посещал Москву, где лечил Иосифа Сталина. Годом позже он был вызван для лечения Эдинбургской герцогини Марии. Среди его пациентов были члены семьи Риббентропов и король Болгарии. Вернер Рихтер, чиновник Министерстве образования, охарактеризовал его как «самого важного с научной точки зрения терапевта в Германии».
Изначально Эппингер не верил, что влияние национал-социалистов в Европе будет опасно: «Движение, направленное против евреев и католической церкви, не сможет долго продержаться» — заявил он своему коллеге Юлиусу Бауэру, который впоследствии был вынужден эмигрировать. Равнодушно и безучастно, Эппингер продолжил свои исследования, в том числе вместе со своими помощниками Гансом Кауницем и Гансом Поппером, которые вскоре подверглись преследованиям как евреи. Последний привлек внимание Эппингера благодаря своим публикациям, и тот уже приглашал его во Фрайбург на трехмесячную исследовательскую стажировку. В Вене он переманил Поппера у Рудольфа Мареша из Института патологии.
Вместе с «двумя Гансами» Эппингер опубликовал статью «Серозное воспаление», посвященную «старой венской медицинской школе по случаю 150-летия Главного госпиталя» в 1935 году. Основная идея Эппингера о том, что желтуха возникает из-за недостатка питательных веществ или пищевого отравления, а также не то что это вирусная инфекция, оказалась ошибочной, но эти венские исследования дали науке большой толчок. Эппингер укрепил свою научную репутацию своим opus magnum «Die Leberkrankheiten» в 1937 году, которую он посвятил Обществу врачей в Вене в связи с празднованием его столетия. Его репутация продолжала расти далеко за пределами Вены. Пауль Мартини назвал его в своих мемуарах «самым изобретательным терапевтом своего времени» еще в 1964 году.
Эппингер всецело поддержал «захват власти» в Австрии национал-социалистами. Он был нелегальным «членом НСДАП на руководящих должностях» с сентября 1937 года (которая в то время была запрещена в Австрии). Позже Пауль Мартини сообщил, что он указал своему венскому коллеге в разговоре, «что австрийцы» — в отличие от некоторых немцев в 1933 году — «встретят свою гибель с открытыми глазами». Эппингер, однако, полагал, что «можно было бы удержать наихудших национал-социалистов подальше от руководящих должностей». Мартини «мог только посмеяться над такой наивностью».
За несколько недель до аншлюса дом Эппингера служил помещением для «нацистских студенческих ячеек» Венского университета, как и дома венских профессоров Вильгельма Фальта и Ганса Шпитци. 28 мая 1938 года он подал заявление на постоянное членство в НСДАП и был принят задним числом 1 мая того же года (членский номер 6 164 614). Почти все его ассистенты и старшие врачи были офицерами СС и СА.
Тем не менее Эппингер, как «зондерфюрер» (гражданские специалисты, призванные в армию), никогда не вел себя так, чтобы полностью удовлетворять НСДАП. Он небрежно носил свою униформу, не застегивая ни пальто, ни верхнюю пуговицу на воротнике: «Прусский офицер умер бы на месте, если бы встретил его в таком наряде».
Эппингера часто называли политически наивным или даже аполитичным. Его неэмоциональная манера поведения, возможно, способствовала этой оценке. Фердинанд Хофф описал Эппингера как человека, который излагал даже важные факты «с усталым безразличием» некоторых австрийцев. Что касается военной ситуации, то, согласно воспоминаниям Хоффа, осенью 1944 года Эппингер объявил «положение бесперспективным, но несерьезным».
Тот факт, что Эппингер знал о политических течениях на ранней стадии и противостоял им со здоровой дозой оппортунизма, описывает его временный ассистент Вилли Рааб, бежавший в США в 1939 году:
Эппингер «застывал перед каждым официальным функционером в почти комичном почтении и стремился установить тайно выгодные связи в каждой политической группе, особенно среди национал-социалистов, которые были важны для будущего Австрии». За это он получил прозвище «Je-nachdem-okrat» (демократ в зависимости от обстоятельств).
Ввиду аншлюса Австрии, который произошел годом ранее, руководство DGIM (Немецкое общество внутренних болезней) весной 1939 года решило провести 53-й конгресс, запланированный на 1941 год, в Вене, а не в Висбадене, как это обычно делалось. Война, однако, привела к отсрочке. Наконец, 53-й Конгресс состоялся в Вене в октябре 1943 года. Когда Эппингер узнал, что вопреки его ожиданиям, его не назначат председателем Конгресса терапевтов, он выразил протест в Национал-социалистическом союзе врачей. Это было «неприемлемо», ведь он «полный арийец». В конце концов он все таки был назначен председателем.
Будучи председателем DGIM Эппингер продемонстрировал политическую самоуверенность, которую можно было бы назвать наивной, но которая, несомненно, свидетельствует об определенном мужестве. В его вступительной речи неоднократно говорится о тяготах войны и все меньшей уверенности в победе. В то же время он требовал от врачей «наивысшего солдатского настроя и чувства ответственности перед новым временем». Это была не просто риторика; приглашенные почетные гости, в том числе рейхсфюрер здравоохранения Леонардо Конти и президент совета здравоохранения Ганс Райтер, должны были не раз признать, что Эппингер ставил интересы внутренней медицины выше идеологических соображений.
В 1940 году Эппингер был избран членом Леопольдина и с 1943 года входил в состав научно-консультативного совета Карла Брандта, представителя по вопросам здравоохранения рейха.
В рамках своей работы в исследовательском отделе верховного командования армии Эппингер участвовал вместе со своим ассистентом Вильгельмом Байгльбёком в «экспериментах с морской водой». Жертвами экспериментов стали 40 заключенных-цыган, которые были доставлены из концлагеря Бухенвальд в концлагерь Дахау, большинство из которых были синти, а также четверо синти, которые были доставлены Дахау ранее. Предполагалось, что эксперименты на людях позволят определить, как летчики Люфтваффе могли бы выжить в случае бедствия в море. Жертвы были разделены на четыре группы, которым либо вообще не давали пить воду, либо чистую соленую воду, либо соленую воду с замаскированным пресноводным вкусом, либо соленую воду с пониженным содержанием соли. Поскольку морская вода выводит жидкость из организма, организмы жертв буквально высыхали. Они были настолько обезвожены, что облизывали недавно вымытый пол в надежде получить немного воды. Эксперименты приводили к сильной жажде, судорогам и бреду у заключенных. Почки, кишечник и печень отказывали, и в течение нескольких дней жертвы корчились в конвульсиях. Длительность каждого эксперимента составляла от 6 до 12 дней. Помимо прочего, в результате этих экспериментов Эппингер разработал идею о принципиальном значении нарушения баланса жидкости в организме человека при воспалительных заболеваниях («патология проницаемости»), однако эта работа не издавалась вплоть до 1949 года, когда впервые была опубликована Эрнестом Рисселем.
Попытки оправдать Эппингера ни к чему не привели. Эппингер неоднократно посещал Дахау. Свидетельства показывают, что однажды он появился там вместе с Куртом Плетнером, который был в концлагере в качестве исследователя из Аненербе СС. Утверждение, что Эппингер «не участвовал каким-либо образом» в экспериментах, которое сделал Гериберт Талер в 1993 году, ложно.
Помимо личных ударов судьбы, эксперименты с питьевой водой в Дахау повергли Эппингера в депрессию после окончания нацистской эры. Его нимб в качестве врача Сталина лишь в ограниченной степени помог ему во время советской оккупации. Ему запретили посещать Венский университет и клинику, он мог использовать только ближайшую частную больницу для своей работы. Гериберту Талеру он показался «постаревшим и глубоко подавленным» на встрече 28 августа 1945 года. Его сын и внук были мертвы, как и его немецкая овчарка, которая раньше лежала у него под столом в клинике. Но он все еще надеялся вернуться в «свою» клинику и отклонил предложение переехать в Москву. Советы оценили и использовали медицинские навыки Эппингера.
В своих мемуарах Хервиг Хамперл описывает сцену, в которой советский офицер забирает Эппингера из-за обеденного стола в его доме, а его жена жалуется:
«Снова и снова они забирают моего мужа, никому не говорят, куда его везут, и когда он вернется. Всегда нужно трепетать перед этими непредсказуемыми русскими, что однажды они полностью завладеют им и больше не вернут».
В то же время западные союзники нацелились на Эппингера. Сержант Чарльз Эрнест Иппен, отправленный в Вену для расследования медицинских преступлений, получил информацию об Эппингере от декана медицинского факультета Вены Леопольда Арцта.
Но несмотря ни на что, Эппингер все еще строил планы на будущее. Он рассматривал возможность создания приюта для больных в Гроссгмайне и вел переговоры с правительством земли Зальцбург по этому вопросу. Он надеялся, что сможет заниматься «специальными вопросами» в деревенском уединении. Но до этого не дошло. На случай ареста он всегда имел при себе цианид. Получив вызов на Нюрнбергский процесс над врачами, Эппингер покончил с собой 25 сентября 1946 года — возможно, не из-за стыда и страха, а потому, что «жизнь без конюшен и лабораторий была ему неинтересна». Его коллега и соучастник преступлений Байгльбёк был приговорен судом к 15 годам заключения. Позднее был обнаружен невостребованный счёт Эппингера в швейцарском банке.
Ганс Эппингер был похоронен на Хайлигенштадтском кладбище в Вене.
В 1970 году фондом Фалька во Фрайбурге была учреждена премия имени Эппингера за выдающийся вклад в исследование печени. Однако когда три года спустя был пролит свет на действия Эппингера в Дахау, премия была отменена. В 1976 году лунный кратер Евклид D был назван в честь Эппингера в знак признания его заслуг в исследованиях кровообращения. Название было изменено в 2002 году рабочей группой по номенклатуре планетарных систем Международного астрономического союза из-за связи Эппингера с нацизмом. Именем Эппингера также были названы синдром Кошуа-Эппингера-Фругони (переименованный сейчас в тромбоз воротной вены) и паукообразный невус Эппингера (сейчас известный как паукообразная ангиома).
Оригинал: