Старейшина сидел на деревянном сиденье, положив большие руки на плоский прямоугольник, подпёртый четырьмя толстыми палками. Дарина с трудом вспомнила, что этот предмет называется «стол». От того, что столы в кочевой жизни были редкостью, и она видела их всего несколько раз, Старейшина показался ей ещё более величественным, чем всегда. Она и раньше обмирала от страха и священного трепета перед ним, а теперь вовсе впала в ступор.
– Вот она, отступница! – торжественно объявил Ибрагим своим скрипучим голосом.
Старейшина строго посмотрел на Дарину.
– Садись! – велел он, кивнув на сиденье напротив себя.
Она понимала, что нужно подчиниться, но не могла перебороть своё оцепенение и сдвинуться с места.
Лицо Старейшины стало мрачнеть, глаза засветились раздражённым нетерпением, и тут очень кстати пришёлся очередной толчок в плечо от Ибрагима.
Сроду не сидевшая за столом Дарина осторожно опустилась на сиденье. Было очень неловко и непонятно, куда девать руки: положить на поверхность стола, как Старейшина, или спрятать под столом, на коленях. Пока она решала эту дилемму, Старейшина что-то сказал Ибрагиму, и тот, степенно кивнув, вышел из палатки.
– Он говорит правду? – В Дарину вонзился острый, внимательный, направленный исподлобья взгляд, так и не дав ей решить вопрос с руками.
Она тут же забыла о них, замотала головой и торопливо, запинаясь от волнения, принялась рассказывать, как отстала от общины и как потом её, присевшую на корточки, чтобы поднять с земли монету, Ибрагим Советник объявил отступницей.
По глазам Старейшины невозможно было понять, верит он или нет, поэтому Дарина добавила:
– Если бы я хотела уйти из общины, то выбрала бы более удобное время и место. Например, просто осталась за поворотом, где меня никто бы уже не увидел…
Старейшина важно помолчал, будто обдумывал её слова, и вдруг спросил:
– Как по-твоему, с какого момента человека следует считать отступником? С того, когда он покинул общину, или с того, когда он только задумался об этом?
Дарина похолодела: он знает! Он всё про неё знает! Но как? Почему? Неужели он и в самом деле обладает способностью видеть людей насквозь?
Стараясь ни выражением лица, ни голосом не выдать отчаяния, она осторожно проговорила:
– Думаю, с того, когда покинул общину… Ведь в тот момент, когда задумался, в человеке ещё происходит борьба.
Кажется, Старейшине понравился такой ответ. Он даже кивнул слегка, как наставник кивает правильно ответившему ученику.
– Что же приводит человека к этой борьбе?
– Червь сомнения, – отчеканила Дарина.
– Червь сомнения зарождается в душе каждого мыслящего человека, – неожиданно возразил Старейшина. – Но желание покинуть общину возникает только у тех из них, кому неуютно, кто чувствует себя отверженным, ненужным. Кто несчастлив, – Он взглянул на Дарину с интересом. – В чём, по-твоему, заключается счастье?
Дарина задумалась. Она много размышляла о счастье, сочиняя сказки. Сказать о нём в двух словах было невозможно, ведь универсального определения счастья не существует. Для каждого оно своё.
Старейшина сам ответил на свой опрос:
– Счастье заключается в том, чтобы служить людям и знать, что твои дела им нужны. Кому-то достаточно служения семье, кому-то этого мало… Вот послушай, я расскажу сказку.
Дарина удивилась и почувствовала, что её страх перед Старейшиной сменяется интересом. Однако, как только он начал рассказывать, сердце у неё снова тревожно затрепетало.
– Эту девочку нашли на дороге, рядом с погибшей матерью. Трудно сказать, была её мать отступницей по собственному выбору или стала ею вынужденно. Времена тогда свирепствовали тяжёлые, общины, одну за другой, охватывала смертельная болезнь. Возможно, девочка и её мать – единственные, кто остался из своей общины, и они просто искали помощи. А возможно, мать надеялась спастись, бросив заболевших попутчиков... Но что толку рассуждать, этого мы никогда не узнаем.
Девочку определили в детский обоз к таким же, как она, сиротам. Однако Наставница и прочие взрослые люди не смогли относиться к этой девочке, как к другим детям. Они её побаивались, как будто, прикоснувшись к ней, можно было заразиться отступничеством… Девочка тогда ещё не могла объяснить себе поведения взрослых, она думала, что её не любят просто так, без всяких на то причин, и всё больше замыкалась в себе. У неё был один-единственный близкий человек – подруга. Когда они выросли, подруга вышла замуж и стала служить своей семье, найдя в этом счастье, – он неожиданно остановился и спросил: – Так?
Дарина кивнула. Она и подумать не могла, что Старейшина так хорошо знал её историю! И мало того, что знал! Он рассказывал её не так, как рассказала бы она, и не так, как рассказал бы кто-нибудь из общины. Он видел всё иначе, будто бы с недоступной простым людям высоты.
– Потом девочка тоже вышла замуж и первое время была счастлива служением мужу, – продолжил он. – Так?
– Так, – снова кивнула Дарина.
– Но прошло несколько лет, девочка осознала, что замужество было ошибкой. Совместная дорога не дала им с мужем детей, но даже если бы и дала, девочка не стала бы счастливой, служа им. Потому что эта девочка – особенная. Ей мало служения семье. Она полна сил и хочет служить не только семье, не только общине – а всему миру. И она пытается делать это, но всё равно несчастна, потому что то, что она даёт миру, мир не принимает. Так?
– Т-так, – неуверенно согласилась Дарина.
Продолжение здесь: Уговор