Вообще-то она никогда не думала о себе так пафосно – что служит миру. Она всего лишь хотела, чтобы её сказки бередили человеческие сердца. Чтобы люди думали не только о дороге, пропитании и Благодатных Землях, но и о своих душах. Чтобы, прочитав сказку, они задумались: «А какой я?» и, может быть, захотели стать лучше. Наверное, это и называется «служить миру».
– Она делает всё неправильно, – сказал вдруг Старейшина. – Она хочет служить людям, а служит самой себе, – он сделал паузу и, прочитав вопрос на лице Дарины, продолжил: – Чтобы люди не отвергали твоё служение, нужно давать им то, что они хотят.
– Но, если у неё нет того, что они хотят? – спросила Дарина с отчаянием. – Она не может им дать того, чего у неё нет.
– Эта сказка ещё не закончилась, и только от самой героини зависит, каким будет финал, – голос Старейшины зазвучал громче и строже. – Девочка может сказать: «У меня нет того, что они хотят», – и тогда она будет мучиться от своей ненужности до конца дней. Злость и ненависть будут отравлять её каждый день, как это происходит сейчас. Возможно, она даже решится покинуть общину, но там, в своём одиночном путешествии, она тем более не обретёт счастья. Встречные общины будут гнать её от себя, блуждание по дорогам без цели окажется бессмысленным…
Дарину удивило, что Старейшина не говорит о гибели, ведь не так давно, стоя над мёртвым отступником в лесу, он пророчил смерть всем, кто помыслит уйти из общины.
– Есть другой вариант, – Он посверлил Дарину требовательным взглядом. – Девочка научится служить людям и обретёт счастье.
– Она пыталась, – безнадёжно вздохнула Сказочница. – У неё не получается…
– Потому что она не любит людей, – подхватил Старейшина. – Она любит только себя. И пока она не полюбит людей, вряд ли поймёт, что у этих измученных долгой дорогой путников есть силы страдать и лить слёзы над сказкой. Им бы прочитать что-нибудь доброе, заснуть с улыбкой на губах, увидеть прекрасный сон, а утром с лёгким сердцем подняться в дорогу… А полюбить она их сможет только тогда, когда простит им, что они не такие, как она.
«Он прав!» – изумилась Дарина и почувствовала себя так, словно Старейшина незаметно вынул у неё из груди душу, положил на стол, и они оба теперь сидят и смотрят на неё. К стыду Дарины, то, что лежало перед ними, оказалась вовсе не волшебной и прекрасной душой Сказочницы, а маленькой, невзрачной душонкой озлобленного на весь свет человека.
«Ведь правда, я не люблю их только за то, что они другие, – подумала она. Это открытие о себе было неприятным. – Разве за это не любят?»
Ей тут же захотелось загладить свою нелюбовь, сделать для попутчиков что-то большое и хорошее. Её сейчас совсем не смущало, что они тоже не любят её. Они приняли её в свою общину! Боялись, но приняли! Хотя бы за это нужно их отблагодарить! Ничего, что спустя двадцать семь лет. Лучше поздно, чем никогда!
– Попробуй сочинить для них то, что они хотят, и увидишь, как всё изменится, – сказал Старейшина.
– Я сочиню! – горячо пообещала Дарина. – Только… пока ещё не знаю о чём.
На его губах мелькнула хитроватая улыбка.
– О чём мечтает каждый путник?
– О Благодатных Землях, – она удивлённо вскинула на Старейшину глаза, догадавшись, почему он задал этот вопрос.
– Вот и напиши сказку о том, как некие путники пришли в Благодатные Земли.
– А разве так можно?
Ей казалось, что Благодатные Земли – это святыня, к которой нельзя прикасаться никому, кроме Благовестников, тем более ей, дочери отступницы.
– Конечно, можно, – уверенно сказал Старейшина. – Когда ты сочинишь эту сказку, я сам куплю её у тебя.
Что-то за спиной Дарины привлекло его внимание. Наверное, кто-то заглянул в приоткрытый полог. Она непроизвольно обернулась, никого не увидела, но вспомнила про оставленный снаружи рюкзак. Её охватило беспокойство: что если Ибрагим или помощник Старейшины, хлопотавший снаружи у костра, проверили содержимое рюкзака? Там ничего недозволенного не было, но была одна очень честная сказка, написанная для… Яромира. Дарина знала, что никогда не покажет ему эту сказку, но всё равно хранила её.
Старейшина тоже о чём-то слегка забеспокоился.
– Хватит на сегодня разговоров, – объявил он. – Можешь идти. Помни про уговор!.. Хотя постой. Родион! – властно позвал он своего помощника.
Тот расторопно откликнулся на зов и заглянул в палатку.
– Похлёбка готова? – спросил у него Старейшина и, когда Родион ответил, что готова, велел ему: – Накорми нашу гостью.
Похлёбка была бесподобной! Родион вручил Дарине горячую железную чашку, в которой в ароматном бульоне плавали большие куски мяса, нарезанные кубиками земляные яблоки и листья пряной травы…
«Какой он хороший! – думала Дарина о Старейшине, пробираясь по скученному палаточному городку поближе к окраине и присматривая место для своей палатки. – Оказывается, на самом деле он не страшный! Это у него образ такой для людей, чтобы боялись и слушались. А внутри он добрый, мудрый, неравнодушный!»
Её переполняли благодарность и тихое ликование: он разговаривал с ней почти как с равной! Он посчитал её мыслящим человеком! Он назвал её особенной!
Попутчики с любопытством и досадой провожали Дарину взглядами. Они так и не поняли, что произошло: почему Сказочницу сначала вели под охраной, а теперь Старейшина отпустил её, не выступив перед общиной и ничего никому не объяснив.
Продолжение здесь: Приглашение на ужин