(«Последняя жертва»)
Может быть, самые типичные для Островского персонажи в "Последней жертве" - это Лавр Мироныч Прибытков с дочерью. Наверное, с них и начну разговор о пьесе.
Островский в перечне действующих лиц даёт подробнейший портрет Прибыткова-младшего: «полный красивый брюнет, с внушительной физиономией, большие бакенбарды, тщательно расчёсанные, одет богато и с претензиями. Держит себя прямо, важно закидывает голову назад, но с дядей очень почтителен». «Уж какой из себя видный, точно иностранец», - отзовётся о нём Глафира Фирсовна, а Флор Федулыч добавит: «Настоящий милорд-с!» Видела далеко не все воплощения пьесы, в фильме и спектакле Малого театра Лавр Мироныч, по-моему, был выше всяких похвал, и даже не знаю, кого (Л.В.Куравлёва или Б.В.Клюева) предпочесть. А вот И.Б.Дмитриев в телеспектакле показался мне скорее барином, чем купцом.
Итак, перед нами человек, который больше всех родственников беспокоит своего дядюшку (на наследство коего очень даже рассчитывает), потому что «жизнь неосновательную ведёт». Рассказ Флора Федулыча об этой самой жизни настолько выразителен, что никак не могу сократить его: «Пристроишь его к должности, он человек способный-с, живёт год-другой хорошо и вдруг в одну минуту задолжает; когда успеет, только дивишься. И ничего его долги не беспокоят, платить он их и в помышлении не имеет. Хоть бы глазом моргнул-с. Наберёт где-то с полсотни переводных французских романов и отправляется в яму равнодушно, точно в гости куда. Примется читать свои романы, читает их дни и ночи, хоть десять лет просидит — ему всё равно. Ну, и выкупаешь из жалости. А выкупишь, сейчас расчешет бакенбарды, наденет шляпу набок и пошёл щеголять по Москве, как ни в чём не бывало».
Считая себя человеком современным, Лавр Мироныч боится хоть в чём-то отстать от моды. Интересна сцена, где он хвастается «программой» «бала и вечернего стола» по случаю помолвки дочери: «Опять же об музыке беспокоюсь. Приятно, дяденька, полный оркестр иметь, и чтоб настоящие артисты были. За ужином увертюру из "Аиды", потому вещь новая. А ежели "Морской разбойник Цампа", так это довольно обыкновенно» (опера Ф.Герольда «Морской разбойник Цампа, или Мраморная невеста» была написана лет за сорок до «Аиды» Дж.Верди). И совершенно изумительно замечание на слова дядюшки, что исполняли раньше (интересно, что названы тоже оперы, но относящиеся к рубежу XVIII и XIX веков): «А в заключение "Барыню", и человек двенадцать вприсядку пускались. Прошли, дяденька, те времена. Европа-то бы от нас недалеко ушла, кабы у нас, у людей со вкусом, побольше капиталу было». Указание на Европу особенно выразительно! Впрочем, Лавр Мироныч, похоже, действительно «всею скорбью скорбит мировою». При появлении в доме дядюшки он сообщит, что «из городу домой заехал, пробежал газеты», а потом ещё и пояснит: «Из политических новостей только одна: здоровье папы внушает опасения». А затем - потрясающий диалог с Глафирой Фирсовной: «Кому же это? Уж не тебе ли?» - «В Европе живём, Глафира Фирсовна». - «Да Бог с ним, нам-то что за дело! Жив ли он, нет ли, авось за Москвой-то рекой ничего особенного от того не случится». - «У нас дела не за одной Москвой-рекой, а и за Рейном, и за Темзой» (отметьте это «у нас»!) К слову, если отождествлять время действия пьесы со временем её написания, то здоровье тогдашнего папы Пия IX действительно «внушало опасения», что и неудивительно: почтенному старцу, чей понтификат был самым длинным (более 30 лет), уже исполнилось 85 - Лавр Мироныч всё знает!
И, конечно же, сам о себе он невероятно высокого мнения, а пример для подражания у него один - «Вот я теперь четвёртый раз Монте-Кристо читаю; как всё это верно, как похоже!.. Да на меня, дяденька, похоже, точно с меня писано». Правда, тут же пояснит усомнившейся в этом сходстве дочери: «Это потому тебе кажется, что у меня денег нет; а чувства и поступки все мои, и если б мне досталось такое состояние…»
Конечно же, это вызывает смех. Сходство с графом (не будем же мы считать сходством пребывание в тюрьме - тут несопоставимы и причины, и сроки) можно увидеть лишь в одном - в умении (точнее, применительно к Лавру Миронычу, в стремлении) организовать роскошный приём. Вот он рассказывает о приготовлениях к встрече гостей: «Вот теперь занимаюсь цветами. К беседке на площадку нужно померанцевых деревьев в кадках [Вспомним, что и в доме графа Монте-Кристо были померанцевые деревья...]. Ужинать будем на террасе; она парусиной покрыта; так, чтоб замаскировать потолок, хотим распланировать гирлянды из живых цветов. При всём том букеты нужны: при входе будем каждой даме предлагать».
Примерно так же он будет вести себя, заказывая ужин в клубе («Папа занимается ужином, как серьёзным делом. Как это смешно», - заметит его дочь): «Пиши! Беф а ля мод с трюфелями, стерляди паровые, вальдшнепы жареные в кастрюлях. Да чтоб ворчали, когда подаёшь…Вместо пирожного виноград и фрукты в вазах. Персики чтоб спелые были. Зелёный персик та же репа. Да поставь два ананаса… с зеленью, для декорации!»
При этом, естественно, у новоявленного «Монте-Кристо» весьма комично прозвучит самый первый приказ: «Вон там под берёзками закуску сформируй!» И, бесспорно, только русский «милорд-с» мог вот так разговаривать с лакеем: «Звёзды считаешь, любезный? Не трудись, сосчитаны. Как зовут тебя?» - «Сакердон-с». - «Как, как?» - «Сакердон-с». - «Ну, ступай с Богом!» - «Помилуйте, за что же! Я могу-с…» - «Коли я теперь, трезвый, твое имя не скоро выговорю, как же я с тобой после ужина буду разговаривать? Мы с дамами ужинаем, любезный. Что мне за неволя язык-то коверкать да конфузиться. Я приехал сюда, чтоб в удовольствии время прожить». Тут даже не знаешь, что выразительнее: забота, как бы имя выговорить, или вот это полное пренебрежения заявление о нежелании «язык-то коверкать да конфузиться».
Уже не один раз исследователями было отмечено, что Островский в начале пьесы, по существу, предсказывает судьбу, ожидающую его героя. То же самое можно сказать и о Лавре Мироныче. В самом начале Флор Федулыч расскажет о нём: «Отличные места занимал-с, поведёт дело — любо-дорого смотреть, за полгода верно можно ручаться, а там заведёт рысаков с пристяжными, — году не пройдет, глядишь и в яму с романами-с. И сейчас имеет место приличное — около десяти тысяч жалованья; кажется, чего ж ещё, можно концы с концами сводить», - но при этом «широко зажил; слух идёт, что деньги бросает». Сама сцена заказа ужина эти слова Прибыткова-старшего подтвердит: «Скажи поварам, что кушать будет Флор Федулыч, а платить Лавр Мироныч; нас знают. Да чтоб после ужина приходили получать пять рублей на водку». А Салаю ещё и похвастается: «Не могу же я копеечничать по-твоему, у меня другие привычки».
Флор Федулыч будет недоумевать: «Значит, какие-нибудь источники находит: либо должен, либо… уж кто его знает. Дело не красивое-с».Дело действительно окажется предельно некрасивым: «Он пустой человек, дрянь-человек. Тебя обманул, меня обманул, всех обманул», - поведает Салай Салтаныч. И пояснит, как именно обманул: «Он фальшивый векселя делал... Дисконт отдавал, деньги брал».
Всё очень просто: Лавр Мироныч явно рассчитывает на богатого дядю. Тот, по мысли племянника, должен обеспечить приданое его дочери. Глафира Фирсовна, как всегда, знает всё: «Уж по всей Москве гремит ваша внучка. Кто говорит, дедушка даст за ней двести тысяч, кто триста, а кто миллион». Флор Федулыч посетует: «Вот изволите видеть, я-то последний про свое благодеяние узнал-с». Кто распространяет эти слухи? Конечно же, Лавр Мироныч, который, помимо пристройства любимой «Ирень» («Ну, а прилгнул, так ему простительно: всякому отцу хочется свое детище устроить»), надеется и свой авторитет в обществе таким образом поднять («По надежде на вас действует. Дочку его, внучку свою вы облагодетельствовали, ну, думает, и отцу что-нибудь перепадёт»).
Жениха для дочери он ищет очень тщательно. Однако же нежелание даже задуматься по-настоящему о делах и удивительное легковерие позволяют ему полностью поверить россказням Глафиры Фирсовны об обещанном приданом, а потому и заявлять повсюду: «Нам надо жениха не какого-нибудь, дедушка принимает большое участие».
Дульчин, по его мнению, подходит во всех отношениях (Ирина разочарованно скажет потом: «Я думала, что вы очень богаты»), и поэтому его сватовство охотно принимается - «С полным удовольствием. За честь почту». И снова стремление показаться «Монте-Кристо»: «Пожалуйте кушать; а послезавтра прошу на вечер ко мне, познакомитесь с нами покороче, посмотрите, как живём». - «А вы мастер ужины заказывать». - «Какой это ужин! Здесь клуб, тот же трактир, вот дома — другое дело! Отчего ж себе и не позволить, коли есть средства?»
В конце комедии ждёт его вполне закономерный крах. «Один Монте-Кристо на днях переезжает в яму-с», - иронично оповестит Флор Федулыч. Научит ли это его чему-нибудь? Не думаю. Было ведь ещё раньше сказано: «На яму он мало обращает внимания-с», «Хоть бы глазом моргнул-с».
Скорее всего, опять проведёт какое-то время за чтением любимых романов (вспоминается, конечно, и Лавр Мироныч - Клюев, появлявшийся в конце спектакля, на поклоны, со связкой книг, явно показывающей, куда он направляется и чем там собирается заниматься, и финальные кадры кинофильма, где Лавр Мироныч - Куравлёв раскрывал, сидя за решёткой, роман Дюма), а потом снова, в очередной раз, «из жалости» выкупит его дядюшка - и всё возвратится «на круги своя»...
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь