Когда речь заходит о персидской поэзии, обычно вспоминают что-нибудь короткое, вроде афористичных стихов Омара Хайама:
Да пребудет со мною любовь и вино!
Будь, что будет: безумье, позор – всё равно!
Чему быть суждено – неминуемо будет,
Но не больше того, чему быть суждено.
А ведь персы сочиняли и длинные поэмы. Примером тому служит «Вис и Рамин» поэта XI века Фахраддина Гургани. Он очень пространно и цветисто излагает историю любви пылкого Рамина и прекрасной Вис, которые, преодолев все невзгоды, соединяются, чтобы, как и положено, жить долго и счастливо.
Любопытно при этом, что персидская мораль допускала такие вещи, которые показались бы сейчас странными, а то и недопустимыми.
Так, история начинается с того, что женщина обещает в жены свою ещё неродившуюся дочь. Правда, потом она благополучно забывает о своём обещании и выдаёт дочку замуж... за её (дочери) родного брата. Но затем ту отбирает законный (обещанный) супруг. А она заводит себе любовника (который при этом брат её мужа) и проводит с ним любую удобную минутку (которая порой длится месяцами), причём муж, даром что средневековый самодур и деспот, на удивление спокойно к этому относится, никого не убивает, и получает за это заслуженную награду - его смертельно ранит дикий кабан, но прежде благородный младший брат убивает другого их брата, уводит-таки жену старшего, крадёт казну и переманивает под свои знамёна изрядную часть войска, так что и без кабана всё бы вышло в лучшем виде, только более кроваво.
Но к чему презренная проза, такая невзрачная и понятная? Почитайте лучше стихи.
Отрывки из поэмы «Вис и Рамин»
* * *
Сейчас я не хочу, стремясь к отраде,
Чтоб ту луну держали в Махабаде.
Там юноши и старики развратны,
Им наслажденья похоти приятны.
Мужчины - сластолюбцы, волокиты,
Пороками своими знамениты.
Они склоняют жен ко лжи, к измене,
Они хотят запретных наслаждений.
Опасны женщине такие люди:
Любая среди них погрязнет в блуде!
Ведь женщина слаба, мягкосердечна,
Подвержена греху, пуста, беспечна.
Она отдаться первому готова,
Кто ей нашепчет ласковое слово.
Пускай умна, блюдёт свой дом и честь, -
А сладко слушать ей мужскую лесть!
Попробуй женщине сказать любой:
«Луна и солнце меркнут пред тобой,
Люблю тебя, я у тебя во власти,
Готов я душу разорвать на части,
И днем и ночью я мечусь от боли,
Я обезумел, я лишился воли.
Погибну, ибо жребий мой тяжел:
Живу, пока держусь за твой подол!
Приди ко мне и утоли мой голод:
Томлюсь я как и ты, как ты, я молод!»
Будь эта непорочная жена
Верна супругу, с разумом дружна, -
А наслаждается такой отравой
И сразу расстаётся с доброй славой.
Я знаю: дочь твоя чужда порока,
Но за неё волнуюсь я глубоко.
От искушений ты избавь её,
Из Махабада в Мерв отправь её!
* * *
Один лишь раз была отрада мне, -
Когда Виру увидела во сне.
Он прискакал - с мечом и в гордом шлеме,
Горою возвышаясь надо всеми.
С охоты возвращался он дубравой,
Богатый и добычею и славой.
Он радостно ко мне погнал коня
И, утешая, приласкал меня.
Сказал, наполнив сахаром уста:
«Как ты живешь, душа моя, мечта?
У недруга в руках, в чужой стране
Ты помнишь ли, грустишь ли обо мне?»
Я видела, что он со мной лежал,
В своей руке он грудь мою держал.
Мой соловьиный рот, глаза газели
Он целовал, как никогда доселе!
Слова, что мне шептал мой муж, мой брат,
В моей душе, в моих ушах звенят!
Мне кажется, что я вдыхаю снова
Тот запах тела сильного, мужского.
Но ты пойми: от горя я умру, -
Лишь в сновиденье вижу я Виру!
* * *
Сто дней Рамин и Вис, в саду Шеру,
Играли, пели, пили на пиру.
Дверь на засове, а сердца раскрыты,
Как жаркое вино, горят ланиты.
Днём - празднество, игра, увеселенье,
А ночью - поцелуев упоенье.
В руках - то кубок с хмелем, то упругий
И стройный стан возлюбленной подруги.
Вис для Рамина - радости светильник,
Услада и прелестный собутыльник.
Сверкает, как Венера, чаровница,
При звуках чанга спать она ложится.
Ещё играет в ней вчерашний хмель,
А ей уж кубок подают в постель.
Пред ней Рамин, пленительный и юный,
И лютни он перебирает струны.
Поёт ей о любви, поёт, влюбленный,
Напев, дыханьем страсти опалённый:
«Мы влюблены, мы счастливы вдвоём,
Подруга, друг для друга мы живём!
Пусть ласки станут нашим достояньем,
Мы от утех любовных не устанем!
Мы в ласках - две негаснущих свечи,
Два лепестка, раскрывшихся в ночи!
Нам счастье жизни подарила страсть,
Любовь не может побеждённой пасть!»
* * *
...Сама пошла к Рамину, весела,
В лобзаньях исцеленье принесла.
Сняла с себя покров из горностая
И разостлала, юностью блистая,
Рубаху мокрую сняла со смехом
С Рамина - и укрылись лисьим мехом,
Друг с другом, радуя сердца, слились,
Как с дивной розой зимнею нарцисс.
Иль то слились Юпитер и Луна?
Иль то огнём охвачена сосна?
От их любви раскрылись вдруг тюльпаны,
Повеял амброй мир благоуханный,
И толпы звёзд сквозь тучи пробивались -
Утехами влюбленных любовались.
Жемчужный дождь природе стал не нужен, -
Её смутила прелесть двух жемчужин.
О, что самозабвенней соучастья
Души и плоти, ласк и сладострастья!
То на руке Рамина спит подружка,
То для него её рука - подушка.
Вино смешалось, скажешь, с молоком,
Атлас, воскликнешь, к бархату влеком!
Они сплелись, перевились, как змеи.
О, что сплетенья этого милее!
Уста в уста, лежат, забыв тоску,
Меж ними места нет и волоску!
Всю ночь они делились тайной сладкой,
И ласка следовала за разгадкой.
Как много в поцелуях было мёда,
Как восхищалась ими вся природа!