Киевская Русь — первое устойчивое крупное государственное объединение восточных славян периода становления феодализма. Оно занимало огромную территорию от Балтики до Черного моря и от Западного Буга до Волги. Под властью киевского князя сначала находился ряд; славянских племенных союзов Среднего Поднепровья, а затем ему были подчинены несколько литовско-латышских племен Прибалтики и многочисленные финно-угорские племена северо-востока Европы. Центром объединения послужило племя полян, которое во второй половине IX в. было наиболее сильным в экономическом отношении.
По определению академика Б. А. Рыбакова, «Киевская Русь IX—XII веков — это, во-первых, колыбель государственности трех братских народов — русских, украинцев и белорусов, а во-вторых, это одна из крупнейших держав средневековой Европы, игравшая важную историческую роль в судьбах народов и государств Запада, Востока и отдаленного Севера» 20.
Ведущими отраслями производства в период Киевской Руси были сельское хозяйство и ремесло. Основу сельского хозяйства составляло пашенное земледелие. В то время землю обрабатывали уже более совершенными орудиями — ралом или плугом с двойной упряжкой волов либо сохой с железным лемехом, в которую запрягалась лошадь. Сеяли разнообразные сельскохозяйственные культуры: рожь, пшеницу, полбу, овес, ячмень, просо, горох, чечевицу. Сравнительно широко разводили технические культуры — лен и коноплю. В огородах сажали репу. Были уже известны двух- и трехпольные системы земледелия с яровыми и озимыми посевами. В лесных районах сохранялось подсечное земледелие.
В крестьянских хозяйствах содержались лошади, коровы, овцы, свиньи, козы, домашняя птица. Заметным подспорьем были рыболовство, бортничество и охота. Хотя используемые для обработки земли орудия труда по сравнению с периодом родовой общины были более совершенными, в целом сельскохозяйственное производство находилось на низком уровне. Частые неурожаи и различные стихийные бедствия угрожали многим земледельцам голодом и необходимостью продавать себя в неволю.
Промыслы и ремесло продолжали развиваться и все более отделяться от сельского хозяйства. Натуральный способ ведения хозяйства требовал совершенствования обработки льна, конопли, кожи, дерева и железа. Ремесленное производство уже насчитывало не один десяток видов ремесла, в том числе оружейное, ювелирное, кузнечное, литейное, гончарное, кожевенное и ткацкое дело. Русское ремесло того времени по своему техническому и художественному уровню не уступало ремеслу передовых стран Западной Европы. Об этом говорят археологические раскопки и оценка русских изделий современниками как на Востоке, так и на Западе. Русские клинки, кольчуги, золотые изделия с эмалью и резьбой по кости вызывали всеобщее восхищение и неизменно пользовались большим спросом.
Продолжался рост числа городов. В летописи до XIII в. упоминаются 224 города. Правда, летописцы иногда не делали различия между собственно городом и феодальным замком, поскольку часть городов развивалась из феодальных дворов. Город был не только административным центром; в нем сосредоточивались ремесленное производство, торговля и богатства наиболее состоятельных феодалов. Феодалы привлекали в город свободное население, предоставляя ему некоторые льготы и создавая вокруг города «свободные села», получившие потом название слободы или посада. Наиболее крупными городами Руси были Киев — столица княжества, Новгород, Смоленск, Чернигов.
Внутренняя торговля была в то время развита слабо — ее не стимулировало господство натурального хозяйства. В конце IX— первой половине X в. наблюдалось расширение внешней торговли. Русские купцы, ходившие вооруженными караванами, торговали с Византией, Закавказьем и Средней Азией. Их знали в Хорезме, Багдаде, Александрии и Константинополе. Русские ладьи с купцами плавали по Русскому (Черному), Варяжскому (Балтийскому) и Хазарскому (Каспийскому) морям. Из Руси вывозили изделия златокузнецов и оружейников, меха, воск и даже рабов. Предметом ввоза являлась восточная, или византийская, роскошь — шелковые ткани, оружие дамасской стали, ароматные смолы и приправы к столу, доступные лишь представителям народившегося господствующего класса.
Киевская Русь была раннефеодальной монархией. Во главе государства стоял великий князь. Он имел при себе совет (думу) из наиболее знатных князей и уважаемых старших дружинников (бояр), выступавших в роли воевод, а также аппарат управления, который ведал сбором дани и податей, судебными делами, взысканием штрафов. В этом аппарате обязанности чиновников исполняли младшие дружинники — мечники (судебные исполнители), вирники (сборщики штрафов) и т. п. В подвластных великому князю землях и городах функции управления осуществляли княжеские наместники — посадники и их ближайшие помощники — тысяцкие, возглавлявшие во время военных действий народное ополчение («тысячу»). Посадников назначал князь, тысяцкие избирались из знатных бояр на вече.
Для осуществления власти над населением, расширения границ государства и защиты его от внешних врагов великий князь имел значительные военные силы. Они состояли прежде всего из дружины великого князя, а также из войск вассальных князей, которые тоже имели собственные дружины. В особых случаях собиралось народное ополчение. На реках и в Черном море плавал значительный ладейный великокняжеский флот.
Князья отдельных земель и другие крупные, средние и мелкие феодалы находились в вассальной зависимости от великого князя. Они обязаны были поставлять великому князю воинов, являться по его требованию с дружиной, а их смерды обязаны были платить ему дань. В то же время эти вассалы сами осуществляли в полной мере функции управления в своих вотчинах, и великокняжеские наместники не имели права вмешиваться в их внутренние дела.
В раннефеодальном обществе Киевской Руси выделялись два основных класса — крестьяне (прежде всего смерды) и феодалы. Оба класса по своему составу не были однородными. Смерды делились на свободных общинников и зависимых. Свободные смерды имели свое натуральное хозяйство, платили дань князьям и боярам и одновременно являлись для феодалов источником пополнения категории зависимых людей. Зависимое население состояло из закупов, рядовичей, изгоев, пущенников и холопов. Закупами называли тех, кто попадал в зависимость, взяв купу (долг). Рядовичами становились те, кто попадал в зависимость после заключения ряда (договора). Изгои — это обедневшие выходцы из общин, а пущенники — вольноотпущенные рабы. Холопы были полностью бесправны и находились фактически на положении рабов.
Класс феодалов составляли представители великокняжеского дома с великим князем во главе, князья племен или земель, бояре, а также старшие дружинники. Позже (X — вторая половина XI в.) в этот формирующийся господствующий класс влились и верхи духовенства.
Феодалы эксплуатировали крестьян и посадский люд. Интересы феодалов защищали и оберегали законы государства, на их стороне были власть и военная сила. Но крестьяне не оставались пассивными к феодальному гнету. Они запахивали господскую межу, захватывали господский скот и птицу, убивали княжеских приказчиков и нередко брались за оружие. Известны крупные восстания крестьян и посадского люда в XI— начале XII в. Самыми грозными из них были восстания в Киеве 1068 и 1113 гг.
Киевские князья активно проводили свою внутреннюю и внешнюю политику.
Рюрик умер в 879 г., оставив после себя малолетнего сына Игоря. Сведения о возрасте Рюрика, подробностях его княжения в Новгороде и причине смерти до нас не дошли. Так же мало знаем мы и о раннем периоде жизни Игоря. Известно только, что за малолетством Игоря после смерти его отца Русской землей стал править родственник Рюрика — Олег (879—912) *. * Здесь и далее в скобках указываются годы великого княжения.
В летописных преданиях за свои подвиги Олег получил прозвище Вещего, т. е. мудрого или хитрого. Его княжение ознаменовано несколькими выдающимися военными походами. Собрав войско, свой первый поход Олег предпринял на юг по Великому днепровскому водному пути. Захватив по дороге города Смоленск и Любич, он оставил в них своих воевод, а сам с дружиной направился к Киеву. В Киеве в то время княжили Аскольд и Дир. Олег решил захватить город хитростью. Он подплыл к Киеву с небольшой частью своего войска, спрятал ратных людей в нескольких лодках и послал сказать Аскольду и Диру, что прибывшие купцы хотели бы с ними встретиться. Когда Аскольд и Дир прибыли на берег Днепра, воины схватили их, а Олег сказал им: «Вы не князья, а я рода княжеского, и со мною вот сын Рюрика — Игорь». Аскольд и Дир были убиты, а Олег остался в Киеве, сделал его столицей своего княжества и назвал при этом «матерью городов русских». Произошло это в 882 г. Так «вещий» Олег стал первым великим князем Киевской Руси.
Княжение Олега было весьма беспокойным и деятельным. Он подчинил себе древлян, северян, радимичей, воевал с тиверцами, сам определял размер дани с покоренных племен. Для обороны границ княжества от кочевников при нем было построено несколько новых городов.
Географическое положение Киевской Руси на великих водных путях, связывавших Балтийское, Черное и Каспийское моря, в значительной степени определило ее отношения со Скандинавией, Хазарским каганатом и Византией. В Скандинавии киевские князья пополняли наемную военную силу. Через Хазарию шел торговый путь в страны Средней Азии. Что касается Византии, то она оказала особенно сильное и глубокое влияние на историю Древнерусского государства.
Византия была для Киевской Руси рынком, куда князья и дружинники сбывали меха и рабов и откуда привозились для них дорогие ткани и другие предметы роскоши. Важнее было то, что в Царьграде «гязыческая Русь» знакомилась с великолепием христианское культуры. Роскошь и богатство Царьграда служили соблазнительной приманкой для любых завоевателей, в том числе и для киевских князей.
Византия со своей стороны проводила двойственную политику по отношению к восточнославянскому государству. Она пыталась втянуть могущественную Русь в свою политическую систему, стремясь при этом, во-первых, ослабить опасность, грозившую империи со стороны воинственных восточных славян, а во-вторых, использовать «великий народ» русов для защиты собственных интересов. В силу этого отношения между Киевом и Царьградом перемежались периодами мирного сотрудничества и военных столкновений.
Время княжения Олега примечательно его военным походом к Царьграду в 907—911 гг. Летописцы сказывают, что Олег, приплыв к стенам византийской столицы, велел своим дружинникам вытащить ладьи на берег, поставить их на колеса и, развернув паруса, подступить к городу. Изумленные греки признали себя побежденными, заплатили Олегу дань и подписали с ним выгодный для Руси договор в 911 г. К. Ф. Рылеев в «Думах» так описывает этот знаменательный для Руси эпизод:
...Меж тем, замыслив приступ смелый,
Ладьи свои Олег,
Развив на каждой парус белый,
Вдруг выдвинул на брег.
«Идем, друзья!» — рек князь России
Геройским племенам —
И шел по суше к Византии,
Как в море по волнам.
Боязни, трепету покорный,
Спасти желая трон,
Послов и дань — за мир позорный
К Олегу шлет Леон *.
Объятый праведным презреньем,
Берет князь русский дань,
Дарит Леона примиреньем —
И прекращает брань.
Но в трепет гордой Византии
И в память всем векам
Прибил свой щит с гербом России
К царьградским воротам...
Летописи оставили об Олеге ряд противоречивых сообщений. Так, Лаврентьевская летопись под 879 г. говорит, что «умер Рюрик и, передав княжение свое Олегу — родичу своему, отдал ему на руки сына Игоря, ибо тот еще очень мал». А в Новгородской первой летописи читаем: «И родил (Рюрик.— Авт.) сына и нарек ему имя Игорь. И вырос Игорь и был храбр и мудр. И был у него воевода именем Олег, муж мудр и храбр...» Естественно, возникает первый вопрос: кем же был Олег — князем или воеводой?
Есть известие, что Олег умер от укуса змеи. Лаврентьевская летопись сообщает, что это произошло в 912 г., а похоронили его в Киеве на горе Щековице. Однако Новгородская летопись утверждает, что Олег умер в 922 г. в Ладоге и похоронен. Тогда возникает второй вопрос: гДе и когда умер Олег? Остаются пока без ответов еще два вопроса: каков был возраст Игоря ко времени смерти Рюрика? узурпировал ли власть Игоря Олег, который княжил со времени смерти Рюрика?
Может быть, в силу этих или других неясностей, но историки по-разному относятся к первому киевскому князю Олегу: одни разделяют мнение о том, что Олег — безвестный конунг, разбойнически овладевший Киевом и умерший неизвестно где; другие явно идеализируют его 21. Отзвук такого подхода находим и у Пушкина в его известной «Песне о вещем Олеге»:
И далее мудрый старец-кудесник, случайно повстречавшийся великому князю в поле, выражает Олегу свое восхищение:
Советские историки далеки от идеализации княжения Олега. В учебнике «История СССР» для высшей школы под редакцией академика Б. А. Рыбакова читаем: «Княжение варяга Олега в Киеве — незначительный и недолговременный эпизод, излишне раздутый некоторыми проваряж- скими летописцами и позднейшими историками-нормани- стами. Поход 911 г.— единственный достоверный факт из его княжения — стал знаменит благодаря той блестящей литературной форме, в которой он был описан, но по существу это лишь один из многих походов русских дружин IX—X вв. на берег Каспия и Черного моря, о которых летописец умалчивает...» 22
После Олега княжил Игорь (912—945). Его княжение было более скромным и менее успешным. Да и сама фигура великого князя выглядит весьма заурядной. И все же он усмирил возмутившихся древлян, подчинил себе угличей и совершил два военных похода на Царьград. Оба они закончились неудачей. В первом походе русские суда были сожжены «греческим огнем». Во втором походе Игорь принял предложение греков о мире и подписал с ними в 944 г. договор, менее выгодный для Руси по сравнению с договором 911 г.
Надо иметь в виду, что договоры Киевской Руси с Византией отражали самую раннюю стадию международных отношений. Тогда подданные различных государств смотрели друг на друга как на скрытых врагов и каждый, кто попадал в чужую страну, чувствовал себя в ней, как во вражеском стане.
По договору 944 г. русский князь должен был всех посланных от себя в Царьград снабжать специальными грамотами, в которых указывать, сколько послал кораблей, чтобы греки знали, что русские прибыли к ним с миром. Прибывших без грамот византийское правительство задерживало и сообщало о них киевскому князю. В случае если задерживаемые пытались оказать сопротивление властям, те снимали с себя ответственность за жизнь прибывших. Русским послам и купцам запрещалось творить какие-либо бесчинства по пути в столицу Византии. По прибытии в Царьград они обязаны были зарегистрироваться и жить на подворье монастыря Святого Мамы, в предместье города.
В город русских людей пропускали с предосторожностями: они входили в-одни ворота группами по 50 человек, без оружия, в сопровождении императорского чиновника, который являлся посредником между русскими и подданными византийского императора и следил за торговыми сделками.
Покупки приезжих подвергались контролю: каждый из них мог приобрести и вывезти за пределы страны ценных парчовых материй не более чем на 50 золотых. Прибывшим из Руси запрещалось задерживаться в столице Византии на зиму, т. е. и переговоры, и торговые сделки они должны были завершать в течение одной навигации.
Процедуре разрешения взаимных обид и исков между русскими и греками посвящалась большая часть статей в договорах 911 и 944 гг. Приезжие в Царьград судились не по греческому, а по русскому закону, т. е. по тем правовым нормам, которые были приняты в Киевской Руси.
Русские послы и приравниваемые к ним гости (купцы) во время своего пребывания в Царьграде (но не более шести месяцев) имели право на содержание за счет византийского правительства и на бесплатное пользование правительственными банями. Послы получали «слебное», а гости — «месячину» (хлеб, вино, мясо, рыбу, фрукты). На обратный путь их должны были обеспечить продовольствием и судовой снастью (якори, канаты, паруса). Поскольку в Византию приходили послы и купцы не только от великого князя, но и от его вассальных (подручных) князей, между ними была установлена определенная иерархия: первое место предоставлялось Киеву, за ним — Чернигову, Переяславлю и т. д.
Договор 944 г. ограждал от нападения и притеснения со стороны Руси крымские владения империи. Кроме того, оба договора обязывали Русь помогать греческим послам и купцам в случае кораблекрушения. В договорах очень важными были статьи об условиях обмена и выкупа пленных.
Договоры киевских князей с Византией показывают, что Киевская Русь не была еще прочно спаянным единым государством. Договоры заключались от имени не только «князя великого русского», но и «всех светлых и великих князей», которые были «под рукой его», т. е. «сидели» в отдельных городах, подвластных киевскому князю. В договоре 944 г. рядом с послами князя Игоря перечисляются «общие послы» от его жены Ольги, сына Святослава, двух племянников и «ото всего княжья», т. е. от 20 подручных князей.
Второй киевский князь ушел из жизни тоже преждевременно. Но если Олег стал жертвой случайного укуса змеи, то Игоря погубила его страсть к стяжанию. Древляне исправно платили великому князю установленную дань, но Игорь счел ее недостаточной. В 945 г., после похода в Византию, он с небольшой дружиной отправился в Древлянскую землю, чтобы принуждением заполучить двойную дань. Древляне возмутились, перебили княжескую дружину и захватили самого князя. Потом они нагнули два дерева, привязали к ним Игоря и, отпустив деревья, разорвали его надвое.
Игорь оставил после себя вдову Ольгу и сына Святослава. Святославу было в то время года четыре, поэтому править Русью стала княгиня Ольга (945—957).
По одним источникам, Ольга родом из Пскова, по другим, более поздним, она была простой поселянкой из местечка Выбуты, близ Пскова (которого в то время как будто еще и не было). Князь встретил Ольгу на охоте на берегу реки Великой, около Выбутской веси (Псковская земля). Через несколько лет он забрал ее в Киев и сделал княгиней. Летописи и другие более поздние источники приписывают Ольге весьма лестные черты: умная, мудрая, энергичная, справедливая. Русская православная церковь причислила ее к лику святых. Но вот что пишет о ней Семен Скляренко в романе «Святослав»: «...княгиня Ольга внешне казалась ласковой, душевной, на самом же деле была холодной и жестокой. Она много обещала, но мало давала. Она была просто скупа... и все прикидывала, как бы поменьше дать дворовым, как дешевле прокормить гридней», т. е. дружину 23.
Особенно подробно, с нарочито выраженной идеализацией описывают летописцы два эпизода из княжения Ольги: месть древлянам за убийство Игоря и ее поездку в Константинополь к византийскому императору Константину VII Багрянородному (911—959). Что касается первого сюжета, то эта часть летописи настолько близка к эпическому сказанию, что вряд ли отражает реальные исторические события и скорее всего представляет собой удачно найденную форму былины-назидания с целью придать государственно-ритуальный характер мести Ольги безрассудным древлянам.
События, по летописному сказанию, происходили в следующей последовательности. После убийства Игоря под Искоростенем древляне направили к Ольге посольство. Прибыв в Киев на ладьях по Тетереву и Днепру, послы неожиданно сделали вдовствующей Ольге предложение стать женой древлянского князя Мала, заявив ей: «Послала нас Древлянская земля сказать тебе: мужа твоего убили потому, что был он словно волк, всхыщая и грабя, а наши князья хороши, так как они хорошо управили Древлянскую землю. Выходи замуж за нашего князя Мала!» Ольга сделала вид, что довольна столь лестным предложением и желает почтить послов. Она дала им коварный совет потребовать, чтобы их несли к ее каменному терему в ладье. Не разгадав злого умысла, доверчивые древляне принарядились, уселись в ладью и приказали нести себя к Ольге. А у терема княгини была заранее вырыта большая и глубокая яма. Обманутых послов вместе с ладьей бросили в эту яму и живыми засыпали землей.
После этого Ольга направила своих гонцов в Древлянскую землю. Гонцы передали древлянам, пока еще не ведавшим о расправе с первым посольством, что киевская княгиня согласна на брак и просит прислать за ней почетное посольство из «нарочитых мужей», иначе ее не отпустят из Киева. Древляне с готовностью избрали «лучших мужей» и снарядили их в Киев. Когда эти высокие послы прибыли к Ольге, она, следуя русскому гостеприимству, предложила им попариться в баньке. Там древлянских мужей заперли, баньку подожгли, «и тут мзгореша вси ».
Следует обратить внимание на то, что обе приведенные формы мести напоминают древний обряд погребения: путешественников, умерших в дороге, хоронили в ладьях, а потом сжигали в небольшом домике. Предпоследним актом погребения было сооружение над спаленным домиком большого кургана. И завершалось все это тризной и погребальным пиром.
Чтобы осуществить заключительную часть обряда, хитроумная Ольга решила сама со своей дружиной поехать к древлянам, предварительно наказав им наварить побольше меда. Там она поплакала над могилой мужа, повелела насыпать над ней высокий курган и сотворить по умершему тризну — провести воинские игры и состязания в честь ушедшего в иной мир полководца. Древляне опять не разгадали коварного замысла Ольги. После тризны начался поминальный пир, во время которого киевские дружинники изрубили напившихся древлян — «исекоша их 5000».
Многие детали сказания кажутся недостоверными, но совсем неправдоподобным выглядит неведение древлян о том, что произошло в Киеве. Древлянская земля отстояла от Киева е запада на расстоянии одного-двух дней пути. И принародное убийство и сожжение древлянских послов вряд ли могло остаться тайной. Б. А. Рыбаков считает неведение древлян литературным приемом, который летописец использовал для связи отдельных звеньев сказания. Разумеется, киевляне каким-то образом отомстили древлянам за убийство Игоря, но сказание о роли Ольги в этом мщении не отражает реальных событий и является устрашающим эпическим произведением, созданным в интересах киевской великокняжеской власти.
Последняя месть Ольги древлянам связана с реальной осадой Искоростеня. Целый год киевские воины безуспешно осаждали древлянскую столицу, и тогда мудрая княгиня вновь прибегла к коварной хитрости. Она сказала горожанам Искоростеня: «Я не хочу больше мстить вам. И не хочу от вас тяжелой дани, как муж мой. Дайте мне с каждого двора по три голубя и по три воробья, и я тогда уйду». Наивные древляне обрадовались такой пустяковой дани и с низким поклоном выполнили просьбу княгини. А Ольга раздала всех птиц своим воинам, велела привязать к их хвостам тряпки с серой, в сумерках поджечь их и выпустить пернатых на волю. Птицы вернулись к своим насиженным местам, и весь город разом запылал. Древляне побежали из объятого пламенем города и были побиты или обращены в рабство киевлянами.
Два умерщвленных посольства древлянской знати, 5000 древлян, убитых у могилы Игоря, и выжженный дотла Искоростень составили общий итог непослушания древлян и их борьбы с Киевом. Таким образом автор сказания, воздействуя художественными средствами на сознание своих современников, хотел заставить их поверить в мудрость и непобедимость киевского княжеского дома. При этом следует иметь в виду, что обман, коварство и жестокость не противоречили морали того времени.
Чтобы в дальнейшем исключить открытое недовольство и стихийные взрывы простого народа, Ольга приняла со своей стороны ограничительные меры. Она объехала все русские земли, везде установила точный размер дани («уроки») и места ее сбора («погосты»), «давала суд и правду» и этим оставила о себе память в народе.
В рассказе о путешествии Ольги в столицу Византии летописца больше всего занимала религиозная сторона дела. Он пишет, что княгиня отправилась в Константинополь, для того чтобы «узнать истинную веру ближе и там сподобиться вечной жизни», т.е. принять христианство. В Константинополе Ольгу крестил патриарх, а ее крестным отцом стал сам император Константин VII. Он в своих записках сообщает о пребывании Ольги в Константинополе и оказанном ей приеме, но ничего не говорит об ее крещении. Ольга отправилась в свое нелегкое путешествие в мае 957 г. Более 40 дней ладьи киевской княгини и ее купцов плыли сначала по Днепру, потом вдоль берегов Русского моря до устья Дуная и, наконец, по морским просторам к Царьграду.
Историки немало спорили о цели и результатах посольства княгини Ольги в столицу могущественной империи. Только ли желание креститься привело ее в Царьград? Высказывалось мнение, что великая княгиня уже была христианкой, приняв крещение в Киеве до поездки в Византию. Но как бы то ни было, сам факт был из ряда вон выходящим. Еще никогда правители Руси не возглавляли посольства в империю — для этого, видимо, были весьма веские основания. Возможно, император Константин VII предполагал укрепить союз с Киевской Русью против своих недругов, и посольство русов двинулось в путь, чтобы провести переговоры по этому поводу. Однако Ольга была слишком умна и дальновидна, чтобы не воспользоваться случаем для извлечения политических выгод из сложившейся ситуации.
Все, что известно о пребывании великой княгини киевской в Византии, позволяет думать о больших политических и дипломатических задачах русского посольства. Никогда еще при дворе византийских властителей не появлялось столь многочисленное, пышное и высокопредставительное посольство. Великая княгиня изрядно озадачила знатоков византийского дипломатического церемониала, заставив их считаться с собой как с главой соседней сильной державы. Княгине и в самом деле были оказаны неслыханные почести. Не в пример послам других государств она не пала ниц перед императором, с императрицей поздоровалась легким кивком головы. Во время приема и торжественного обеда во дворце не было послов других стран, что подчеркивало особое положение русской княгини. Император после процедуры крещения назвал Ольгу дочерью, а это означало высокое место княгини по отношению к императорской власти. Встречи с константинопольским патриархом также свидетельствовали об этом. Иными словами, всем своим поведением Ольга добилась решения чрезвычайно важной для Киевской Руси международной задачи — повышения политического статуса своего государства в тогдашнем мире 24.
Поздней осенью Русское море бывает очень бурным, а Днепр в начале зимы замерзает. Поэтому обратный путь Ольги лежал через Болгарию, Угорскую землю и русские степи. Вскоре после возвращения великой княгини в Киев туда прибыло византийское посольство. По свидетельству летописца, Константин VII прислал к ней послов с таким напоминанием: «Я тебе много дарил, и ты обещала отдарить меня рабами, воском, мехами и прислать мне рать в помощь». Ольга, помня о том, как долго ей пришлось ждать официальной аудиенции у императора, решила отплатить ему той же монетой. Она сказала послам: «Я дам ему все, что обещала, только прежде постойте у меня на Почайне столько, сколько я стояла у него в гавани».
По возвращении из своего затянувшегося путешествия в Византию Ольга официально передала княжение своему сыну Святославу. К тому времени, в свои 16 лет, он был уже вполне взрослым и весьма опытным в ратных делах мужем. Ольга женила его на дочери угорского князя Такшоня — на княгине Ильдико (русское имя — Предслава). Скончалась Ольга в преклонном возрасте в 969 г. Похоронена была по христианскому обычаю, без тризны.
Святослав (957—972), пожалуй, самая легендарная фигура из всех киевских князей. Вся его сознательная жизнь (прожил он лишь 31 год), начиная с раннего детства и кончая неравной битвой с печенегами у Днепровских порогов, когда он возвращался со своими воинами из Болгарии, прошла в походах и сражениях. Ему присущи были все положительные черты настоящего военачальника того времени — храбрость и хладнокровие, выносливость и удивительная неприхотливость, честность в бою и воинская сметливость. Это он в одном из тяжелых сражений с войском византийского императора бросил своей дружине клич, который до сих пор повторяют все истинные патриоты в неравной борьбе за свою свободу и независимость: «Ляжем где костьми: мертвые бо сраму не имут!»
Святослав был прост в повседневной жизни и в отношениях с окружающими. Даже его первая юношеская любовь выпала на долю девушки-рабыни по имени Малуша, которая была ключницей у княгини Ольги. Она родила ему сына Владимира, будущего преемника киевского престола. «Повесть временных лет» сообщает: «Владимир (сын Святослава) был от Малуши, ключницы Ольгиной. Малуша же была сестра Добрыни, отец им был Малк Любечанин, и приходился Добрыня дядей Владимира». Правда, Ольга жестоко расправилась со своей ключницей. Она отобрала у нее родного сына, а ее как простую рабыню выслала из Киева в свое село Будутин на реке Рось. Но Святослав любил Малушу, и только непреклонная воля матери вынудила его жениться на угорской княжне Предславе.
Каким был внешний облик Святослава? До нас дошло свидетельство византийского историка Льва Дьякона *, рассказавшего о личной встрече Святослава с императором Иоанном Цимисхием (969—975) на берегу Дуная под Доростолом в 971 г. Святослав приплыл на место свидания в лодке по Дунаю, причем действовал веслом наравне с другими гребцами. Он был среднего роста, имел плоский нос, голубые глаза, густые брови, мало волос на бороде и длинные косматые усы. Все волосы на голове были у него выстрижены, кроме одного клока, висевшего по обеим сторонам, что означало его знатное происхождение. Шея у него была плотная, грудь широкая, и все прочие члены очень стройные. В одном ухе висела серьга, украшенная карбункулом и двумя жемчужинами. Белая одежда его только чистотой отличалась от одежды прочих русских.
Святослав был неутомим в военных походах. Он не брал с собою возов, не возил шатров и даже котлов. Его дружина и сам он спали на конских попонах, подложив иод голову седло. Мяса не варили — резали ломтями конину или говядину и жарили на углях. Воины его не знали усталости и стремительно переносились с места на место. По свидетельству летописца, Святослав не нападал на врагов, не готовых к бою: собираясь на кого-нибудь ратью, он посылал вперед сказать: «Иду на Вы».
Традиционно войны Святослава оценивались как захватнические, а он сам изображался как отважный, но полудикий воитель, не чуждый алчности к добыче, не щадящий ни себя, ни своих воинов. Многочисленные походы Святослава в разных направлениях дали повод некоторым историкам считать его вождем бродячей дружины, далеким от насущных интересов Древнерусского государства. Такая оценка одного из прославленных князей Киевской Руси весьма далека от истины. Святослав не был «безрассудным авантюристом». Вся его стремительная деятельность была рассчитана на решение больших государственных задач, требовавших напряжения всех сил. Его волжско-хазарский поход был жизненно необходим молодому растущему государству, его торгово-экономическому развитию. Что касается действий Святослава на Дунае и за Балканами, то они помимо защиты государственных интересов Киевской Руси были проявлением дружбы и солидарности с народом Болгарии, которому он помогал отстаивать политическую самостоятельность от посягательств Византии.
Святослав был не только отважным полководцем и государственным деятелем, но и расчетливым дипломатом своего времени. Его военные выступления неизменно сопровождались и подкреплялись хорошо продуманной дипломатической подготовкой, что не могло не способствовать их успеху. Изучая дипломатию Святослава, А. Н. Сахаров пришел к следующему выводу: «Внешняя политика князя Святослава Игоревича явилась закономерным продолжением усилий, предпринятых еще Олегом и особенно Игорем по укреплению позиций Руси в Северном Причерноморье, на восточных торговых путях, на подступах к Балканам... Новые внешнеполитические задачи древнерусского государства, осуществление которых выпало на долю энергичного, предприимчивого Святослава, требовали и нового уровня дипломатии. Многообразные приемы и методы древнерусской дипломатии при Святославе Игоревиче основывались на дипломатическом опыте прошлого, способствовали его дальнейшему обогащению в соответствии с развитием древнерусской государственности, расширяющимися политическими связями Руси с другими странами» 25.
По времени военные походы Святослава можно разделить на три этапа: походы на земли своих ближайших соседей; дальние походы на восток — река Итиль (Волга), Хазарское (Каспийское) море, Сурожское (Азовское) море, река Дон; походы на юг — Русское море, Болгария, Византия.
В X в. на степных просторах южнее Киева кочевало воинственное племя печенегов. Они часто, преимущественно весной, когда степь оживала, нападали на русские города и постоянно держали Киевскую Русь в состоянии напряженности. Поэтому Святослав прежде всего выступил против печенегов. В один из своих степных набегов он наголову разгромил их и таким образом надолго лишил охоты и намерения вторгаться в земли киевского князя. На реке Оке издавна жили вятичи. Это сравнительно многочисленное славянское племя до Святослава не признавало власти киевского князя и не платило ему дани. Святослав пошел на Оку, «усмирил» вятичей и заставил их платить дань Киеву.
Эти два выступления были для дружины Святослава подготовкой к более трудному походу на восток с целью разгрома Хазарского каганата (глава государства хазар именовался каганом). Даже при Святославе Киевская Русь продолжала платить дань хазарам. Кроме того, торговый путь из Киева в Азию, через реку Итиль и Хазарское море, был для русских купцов не только трудным, но и весьма опасным. Очень часто хазары грабили их и убивали. Поэтому победа над хазарами была Киеву просто необходима. Святослав со своей дружиной прибыл на реку Итиль, прошел через поселения камских болгар, спустился вниз по реке к столице хазар — городу Итилю *, взял его с боем и полностью разрушил. После этого по Хазарскому морю он перешел на западный берег, бросил свои ладьи и, покорив на Кавказе ясов и касогов, через Кубань вышел на берег Сурожского моря к городу Тмутаракани, где жили русские люди. Таким образом, Святослав не только освободил Киев от дани хазарскому кагану, не только очистил русским купцам торговый путь на Восток, но и воссоединил Тмутаракань с Русской землей.
Этим, однако, восточный поход Святослава не закончился. На берегу Сурожского моря дружина его построила ладьи и поднялась вверх по Дону. Здесь, на берегу Дона, выше Северского Донца, была вторая столица хазар — крепость Саркел (Белая Вежа), специально построенная греками для устрашения и сдерживания русских! Святослав разрушил крепость и вернулся в Киев. После этих ударов Хазарский каганат прекратил свое существование. Но главный и наиболее опасный противник Киевской Руси был на юге, в лице пока еще могущественной Византийской империи. Византия в то время владела южным берегом Крыма (область Климаты, город Херсонес), вела затяжную войну с болгарами и с помощью богатых подачек все время направляла воинственных печенегов на Киев. После дошедших до Константинополя сведений о восточном походе Святослава у Византии возникло естественное желание столкнуть Русь с Болгарией, а потом, когда они обескровят друг друга, уже поодиночке подчинить их своему диктату. Именно с этой целью византийский император Никифор II Фока (963—969) прислал к Святославу в Киев своего посла Калокира, который посоветовал киевскому князю выступить против Болгарии и присоединил к своему совету солидный куш золота греческой чеканки. Святослав решил идти в Болгарию, но только совсем с другим намерением.
В 968 г. русская дружина в составе примерно 20 000 воинов со Святославом во главе на 500 ладьях спустилась вниз по Днепру к «Русскому» морю. Вторая рать численностью около 30 000 человек во главе с воеводой Свенельдом и братом Святослава Улебом на конях и повозках отправилась на юго-запад через земли тиверцев и уличей. Затем оба войска соединились в устье Дуная на земле болгар. В Болгарии Святослав вмешался в византийско-болгарскую борьбу, но не в интересах Византии, а на стороне болгар-патриотов. Святослав быстро занял ряд городов по Дунаю, в том числе Переяславец.
Греки скоро почувствовали угрозу со стороны русских не только своему влиянию в Болгарии, но и безопасности самой империи. Поэтому, чтобы отвлечь Святослава от Переяславца, они спровоцировали нападение печенегов на ослабленный в военном отношении Киев.
Летом 969 г. печенеги во главе со своим каганом Курей обложили Киев. Положение киевлян было очень тяжелым: не хватало бойцов для обороны, в осажденном городе начались пожары, голод, не было воды. Ольге все же удалось послать своих гонцов к Святославу и черниговскому князю. Помощь пришла вовремя. Вернувшись с частью своих войск, Святослав наголову разбил печенегов южнее Киева, у города Родня, и даже взял в плен самого Курю. Святослав не был жестоким человеком и даровал Куре жизнь, взяв с него только слово больше не нападать на русские города. Конечно, он не мог предположить тогда, что кровожадный Куря не только не сдержит свое слово, но спустя всего три года жестоко надругается над прахом своего освободителя.
Вскоре после освобождения Киева от печенегов скончалась Ольга. Похоронив мать, Святослав решил вернуться к своей дружине в Переяславец. Но до отъезда ему надо было решить вопрос, кого из сыновей сделать своим наместником в Киеве. У Святослава было три сына: Ярополк и Олег от законной жены Предславы и Владимир от рабыни Малуши. По желанию бояр Святослав на время своего отсутствия посадил Ярополка князем в Киеве. Скоро в Киев прибыли из Искоростеня представители древлян. Они попросили себе в князья Олега, и Святослав согласился. Но особенно порадовали его гости из Новгорода, когда тысяцкий Михало, ходивший в свое время с Игорем на греков и хорошо знавший Ольгу, от имени новгородцев пригласил Владимира княжить в Новгороде. Святослав поинтересовался, желает ли сам Владимир ехать в далекую северную землю, и остался доволен твердым и положительным ответом своего любимого сына. А чтобы быть спокойным за него, он в качестве воеводы послал с ним в Новгород не раз уже проверенного на деле дружинника Добрыню, родного брата Малуши.
К моменту возвращения Святослава в Переяславец византийский трон захватил новый император — Иоанн Цимисхий, один из видных полководцев империи. Воинственный и решительный, Цимисхий не мог смириться с присутствием русских дружин в Болгарии и немедленно выступил против Святослава, надеясь на быструю и легкую победу. Однако в первой же битве Святослав (правда, не без помощи болгар и угров) разгромил Цимисхия и обратил его в бегство. Преследуя греков, Святослав занял Доростол, Филиппополь, Аркадиополь и дошел со своими воинами до Адрианополя. Испытывая страх за судьбу империи, Цимисхий обратился к Святославу с предложением о мире. Киевский князь охотно согласился на мир и с основной частью своих дружин снова вернулся в устье Дуная, в город Переяславец. Часть воинов с воеводой Свенельдом он оставил в Преславе.
Мир под Адрианополем был заключен осенью, а весной, перед днем Христова воскресения, после лихорадочной подготовки к новой схватке с русскими Цимисхий нарушил его. Он послал 300 кораблей с «греческим огнем» в устье Дуная, а сам с огромным войском пошел на Преславу. Осадив город, Цимисхий воспользовался изменой болгарского царя Бориса и местной феодальной знати и через несколько дней занял его. Узнав о падении Преславы, Святослав с войском пришел в крепость Доростол и закрылся там вместе со многими болгарами-патриотами.
Спустя шесть дней греки подошли к Доростолу. Несмотря на двухмесячную осаду крепости и неоднократные жестокие сечи у ее стен, Цимисхий не смог одолеть русско-болгарское войско. Он снова был вынужден предложить Святославу мир. Силы Святослава тоже были на исходе, поэтому почетный мир вполне устраивал его. И вот, чтобы договориться об условиях мира, на берегу Дуная встретились двое: высокомерный, пышно одетый и взвинченный византийский император и просто одетый, спокойный русский князь. Было решено, что русские уйдут из Болгарии и будут друзьями греков; греки не станут воевать с болгарами и не будут подстрекать печенегов на походы против Руси. Цимисхий согласился беспрепятственно выпустить корабли Святослава из устья Дуная. Кроме того, греки обещали дать на обратный путь каждому русскому воину по две греческих меры (т. е. по два четверика) хлеба и разрешить русским купцам торговлю с Царьградом.
Поздней осенью русская дружина морским путем благополучно достигла устья родного Днепра. Сначала она предприняла попытку подняться вверх по реке. Однако, узнав о засаде печенегов на порогах и, главное, убедившись, что зима не позволит добраться до Киева, Святослав и его воеводы решили вернуться обратно и перезимовать на берегах Русского моря. Это решение, как потом оказалось, обрекло закаленное в боях войско на новое тяжелейшее испытание. Зима тогда выдалась лютая, холодная и голодная. Много лет спустя летописец, упоминая об этом походе Святослава, писал: «Не было у них брашна и быша глад велий, по полгривны платили за конскую голову... врагом были болезни... Много их в ту пору пришло сюда — мало осталось...»
Только ранней весной 972 г. корабли князя Святослава отчалили от морских берегов и по ожившему Днепру поплыли к Киеву. Здесь Святослав как военачальник допустил, пожалуй, первую и последнюю в своей жизни ошибку — его люди поднимались вверх по реке не одновременно, а тремя группами, на большом удалении друг от друга. Князь, конечно, плыл впереди, в первой группе своих повеселевших воинов. А печенеги с тем же каганом Курей во главе, подкупленные Иоанном Цимисхием, всю зиму терпеливо ждали их у порогов и теперь, выследив с берегов первую группу плывущих кораблей, ночью на острове Хортица напали на спящих русских воинов и почти всех перебили. В неравной схватке погиб и сам Святослав.
Что касается останков князя, то в источниках приводятся различные версии. Существует легенда, что по приказанию кагана Кури печенеги подобрали труп Святослава, сделали из его черепа чашу, оковали ее золотом и пили из нее на пирах.
После Святослава великим князем Киевской Руси в течение восьми лет был его сын от Предславы Ярополк (972—980). Непродолжительность княжения Ярополка в значительной мере объясняется отрицательными чертами его характера. Он был злопамятным и завистливым человеком, хотя одним из первых в Киеве принял христианскую веру. Братья его, новгородский князь Владимир и древлянский князь Олег, каждую весну присылали Киеву богатую дань, но это не удовлетворяло самолюбивого Ярополка. В 977 г. он поссорился с Олегом и пошел со своим войском на древлян. По словам летописца, поводом для ссоры братьев послужило убийство Олегом на охоте сына Свенельда, а он был воеводой и первым советником Ярополка. Древляне были разбиты. Олег погиб в бою, а их землю Ярополк присоединил к Киеву.
Гибель Олега серьезно встревожила Владимира. Учитывая свое плебейское происхождение, неприязнь к себе киевских бояр и реальную возможность нападения Ярополка на Новгород, он вместе со своим родным дядей Добрыней и, надо думать, не с пустыми руками бежал к варягам. После бегства Владимира Ярополк послал в Новгород своих наместников и стал, таким образом, единоличным правителем всей Киевской Руси. Однако его княжение было непрочным.
Через два года Владимир вернулся в Новгород с наемной варяжской дружиной. Он не только прогнал из своего города киевских наместников, но и решил выступить с войском против строптивого брата, чтобы отомстить ему за смерть Олега. Молодой князь не оставлял и честолюбивых помыслов о киевском престоле.
Но прежде чем идти на Киев, Владимир попытался привлечь на свою сторону князя Рогволода, который правил небольшим Полоцким княжеством, расположенным между Новгородом и Киевом. С этой целью он послал Рогволоду послов с предложением отдать ему в жены его дочь — красавицу Рогнеду, которая была уже просватана за Ярополка, и вступить с ним в союз против киевского князя. Послы привезли Владимиру отказ, высказанный в унизительной для него форме. Когда Рогволод спросил у дочери, согласна ли она пойти за Владимира, Рогнеда гордо ответила: «Не хочу разути * робичича...», т. е. сына рабыни. Такой отказ глубоко оскорбил Владимира. В гневе он пошел с войском на полочан, взял Полоцк, убил Рогволода и двух его сыновей, а Рогнеду взял себе в жены насильно. Так говорит летопись.
В романе «Владимир» Семен Скляренко отводит от своего главного героя обвинение в столь грубом насилии. Он пишет, что Рогволода и его сыновей Владимир не убивал — они сами погибли в бою. Плененной Рогнеде он разрешил похоронить погибших отца и братьев по обычаю, с почестями и даровал ей свободу. Но она решила отомстить ему за смерть близких. Когда Владимир с приближенными праздновал в доме Рогволода победу, Рогнеда приказала своим людям запереть все выходы из дома и поджечь его. Победителям удалось спастись, а Рогнеда сама призналась в совершенном преступлении. Но и после этого Владимир не неволил ее — она добровольно «разула» его.
Жестокая сеча между воинами Владимира и Ярополка произошла в 980 г. на Днепре севернее Любеча. Простой люд в критическую минуту боя поддержал Владимира и помог ему добиться победы. Ярополк со своей дружиной вернулся в Киев, а, когда Владимир обложил город, по совету своего нового воеводы — Блуда бежал с дружиной на юг, в крепость Родня. Владимир осадил крепость и предложил Ярополку мир. Под угрозой голода, при нехватке воды, опять по совету воеводы, изменившего своему князю, Ярополк сдал крепость. Блуд уговорил Ярополка отдаться на волю Владимира. Ярополк приехал к Владимиру, но едва вошел к нему в терем, как два дружинника «подняли его мечами под пазуху». Убивши брата, Владимир стал княжить один над всею Русью. В эту версию о гибели Ярополка Семен Скляренко вносит свою поправку. Он утверждает, что Ярополк был убит без ведома Владимира, в результате заговора Блуда и некоторой части бояр. Более того, Владимир, узнав о заговоре, приказал публично казнить воеводу .
Летописные рассказы о княжении Владимира (980— 1015) похожи на легенды, в которых очень часто, восточнохристианские предания чередуются с языческо-былинными сказаниями. Поэтому по летописи трудно представить себе фактическую сторону его деятельности и дать исторически правильную оценку времени его княжения. * По обычаю, молодая жена в знак преданности и покорности мужу после венца снимала ему сапоги — разувала его. Столь же идеальным князем рисуют Владимира былинный эпос и дореволюционная русская историография. Тем не менее Владимир и впрямь унаследовал лучшие качества своего отца, и княжение его было не только довольно продолжительным, но и наиболее плодотворным с точки зрения укрепления Древнерусского государства.
При Владимире Киевская Русь достигла немалого. Владимир расширил пределы государства, значительно укрепил связь между его отдельными частями. Многолетние отношения Киева с Византией — страной высокой культуры завершились принятием Русью христианства — единой государственной религии. Это не только не помешало развитию самобытной культуры молодого Древнерусского государства, но и послужило новым мощным толчком для расцвета в XI—XII вв. всех форм русского искусства. Яркое свидетельство тому — литература Киевской Руси.
Владимир был хорошим полководцем и умным государственным деятелем-реформатором. В 981 г., вскоре после победы над Ярополком, в ходе короткой войны с польским князем Мешком I он освободил русские Червеньские земли (города Перемышль, Червень и др.) и победил ятвягов, занимавших земли северо-западнее дреговичей. Потом он с успехом ходил на север, в землю вятичей (бассейн рек Оки и Угры). Но более трудным и важным для Киева был поход Владимира на восток, когда он по сути дела повторил военный маршрут своего отца: река Итиль, город Болгар, Саркел на Дону, Джурджанское (Каспийское) море, Абхазия, Тмутаракань, Сурожское море, Дикое поле. У Сухого брода Владимир разбил печенегов. Здесь был убит каган Куря, а сам киевский князь ранен.
И все же многочисленные печенежские орды, занимавшие обширные степи, продолжали оставаться опасными врагами Руси. Поэтому Владимир построил ряд крепостей на реках Стугне, Суле, Десне, создав таким образом солидную оборонительную линию на подступах к Киеву, и прежде всего с юга. Особенно были укреплены Переяславль и Белгород. Чтобы привлечь к обороне Руси новые силы, гарнизоны пограничных крепостей были укомплектованы дружинниками из северных земель (кривичей, вятичей, словен). Народ в своих былинах назвал созданные Владимиром крепости заставами богатырскими, а самого князя Владимира величал Красным Солнышком.
При Владимире отношения Киевский Руси с Византией отличались непостоянством. Сначала киевский князь был союзником византийского императора Василия II. Когда претендующий на императорский трон полководец Варда Фока возглавил восстание малоазийской знати против Византии, Василий II обратился к Владимиру за военной помощью. Владимир снарядил и послал через Болгарию к берегам Босфора 6000 воинов. В битве под Абидосом русская дружина сражалась отчаянно и сыграла решающую роль в разгроме Варды Фоки. Достаточно сказать, что тогда погибло около 2000 русских воинов. Однако Василий II не только не отблагодарил должным образом русских, но и приказал не пускать их в Константинополь и сразу же переправить в Болгарию.
Узнав от вернувшихся в Киев дружинников о таком неблаговидном поступке императора, Владимир решил проучить греков. Он пошел в поход на город Херсонес (Корсунь) и после длительной осады взял его. Отсюда он потребовал от Византии: выполнять все ранее заключенные с Русью договоры; вывести свои войска из устья Дуная; заплатить дань воинам (живым и мертвым), которые помогли Василию II разгромить Варду Фоку; скрепить мирный союз между Русью и Византией брачным союзом ;. Владимира и принцессы Анны, сестры Василия II и внучки Константина VII Багрянородного. Владимир предупредил ' греков, что в случае их отказа выполнить все его требования он пойдет войной на. Константинополь. Требования Владимира были удовлетворены с одной поправкой: чтобы стать мужем Анны, он должен принять христианство. Владимир ответил, что готов креститься. С трудом уговорили Анну ехать в Русь. Наконец она согласилась и приехала в Корсунь. По словам летописца, «Владимир тотчас крестился, был назначен во св. крещении Василием и после крестин пошел с Анною к венцу... Вернувшись в Киев, Владимир приказал рубить и жечь все кумиры, а Перуна велел привязать к хвосту коня и стащить с горы в Днепр. Народ плакал, но князю не перечил» 27.
Такой взгляд на одну из наиболее ярких страниц русской истории — «крещение Руси», конечно, нельзя считать научным. Владимир первым из киевских князей посмотрел на религию глазами государственного деятеля. Еще в 980 г., только что заняв киевский стол, он произвел первую языческую реформу, своего рода классификацию языческих культов. Рядом со своими теремами, на холме, князь приказал поставить деревянные кумиры шести богов: Перуна, с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Даждь-бога, Стрибога, Семаргла и Мокоши. С его стороны это была попытка превратить язычество в государственную религию с культом Перуна во главе. Реформа преследовала две цели: во-первых, вместо множества местных богов ввести единый официальный языческий пантеон; во-вторых, установить в этом пантеоне строгую иерархию с верховным божеством в лице Перуна. Иными словами, на небе мог быть только один главный бог, как и на земле должен быть только один великий князь.
Однако эта первая религиозная реформа не удовлетворила Владимира, хотя киевляне охотно поддерживали даже крайние проявления культа воинственного Перуна с его кровавыми жертвоприношениями. И не удовлетворяла она князя главным образом потому, что по-прежнему оставляла его Русь в ряду варварских государств. И вот спустя восемь лет Владимир понял, что христианство лучше язычества приспособлено к усилению княжеской власти и что страна его созрела для принятия новой религии.
Историки церкви резко противопоставляют христианство язычеству. Они пытаются доказать, что во времена язычества народы пребывали во мраке невежества и только христианство вывело их на свет. Это неверно. Христианство и язычество представляют собой всего лишь две формы, два различных выражения одной и той же религиозной идеологии. Обе эти религии одинаково опираются в своей основе на слепую веру в сверхъестественные силы, будто бы управляющие миром. Притягательная сила христианства заключалась в том, что оно очень удачно использовало древнее языческое представление о загробном мире, о «второй, новой жизни» после смерти. Рассматривая весь мир на земле как арену непрестанной борьбы добра и зла, христианство создало учение о таком же дуализме и в «потусторонней жизни», о существовании на небесах «рая» для добрых и верующих и «ада» для злых и неверующих.
Христианское вероучение отличалось от язычества не своей религиозной сущностью, а лишь той классовой идеологией, которая была присуща новому общественному строю — раннефеодальному государству с великим князем во главе. Вместе с тем принятие христианства исторически имело положительное значение, поскольку оно уравняло в глазах современников Русь с другими государствами и способствовало широкому проникновению византийской культуры и искусства на русскую почву.
В Киеве задолго до Владимира было известно христианство с его догмами, так хорошо приспособленными для оправдания и защиты феодального государства. Новую религию приняли княгиня Ольга и великий князь Ярополк. В городе давно стояла церковь Святого Илии. При Святославе в соседней Болгарии уже существовала христианская литература на старославянском языке, понятном для русских. Киевские князья до Владимира не спешили стать христианами прежде всего потому, что принятие крещения из рук византийцев в то время практически означало для русского народа переход в вассальную зависимость от Византии.
Теперь Владимир сам предъявлял свои требования к Византии, и ни о каком вассалитете в тех новых условиях не могло быть и речи. Поэтому истина состоит не в том, что Владимир согласился креститься, чтобы взять себе в жены «порфирородную принцессу» Анну, а в том, что он хотел, чтобы Русь, приняв христианство, стала равноправным членом тогдашнего цивилизованного мира, наиболее близким представителем которого была Византийская империя. Тот факт, что вопрос о принятии христианства Владимир решал вполне самостоятельно, подтверждает его выбор киевского епископа. Греки предлагали ему взять в Киев византийского епископа, а он назначил своим епископом священника из Корсуни Анастаса, несмотря на то что в свое время патриарх Византии Николай предал его анафеме.
Из Херсонеса Владимир с пешим войском вернулся в Киев, а его новая жена Анна со своей свитой в сопровождении многих слуг с должным ритуалом приплыла к нему по Днепру позже. До ее прибытия Владимиру надо было решить вопрос со своей первой женой — Рогнедой. И снова две версии. Согласно одной из них, Владимир разлюбил жену, выслал ее из дворца и заточил на берегу Лыбеди, в окрестностях Киева. Согласно другой, он все время любил Рогнеду, пытался объяснить ей, что был вынужден вступить в брак с Анной, и предлагал в подарок Рогнеде в знак своей любви и уважения к ней любой город (в том числе и Полоцк), землю, золото и серебро. Но гордая Рогнеда отвергла все подарки, приняла христианство и ушла в монастырь простой монашкой Анастасией.
В 988 г. христианство стало господствующей, официально признанной религией. Сначала крещение приняла дружина великого князя. Массовое приобщение киевлян к новой вере происходило в водах Днепра, недалеко от впадения в него небольшого ручья. Версия церковных историков о том, что киевляне «охотно принимали христианство, побуждаемые примером князя и бояр», не соответствует действительности. И киевляне, и новгородцы, и население других русских земель первое время открыто сопротивлялись введению христианства.
Для крещения новгородцев в 991 г. в Новгород Великий был послан епископ Иоаким Корсунянин в сопровождении новгородского воеводы Добрыни (дяди Владимира по матери). В помощь им была придана киевская дружина во главе с тысяцким князя Владимира Путятой. Узнав об этом, жители Новгорода разрушили мост через Волхов и взялись за оружие. Центром сопротивления стала Софийская сторона. Однако Путята с частью дружинников хитростью проник на Софийскую сторону и захватил предводителей восстания — новгородского тысяцкого Угоняя и языческого жреца Богомила Соловья. Но восставшие продолжали сопротивление. Только после того, как тайком переправившийся через реку Добрыня с дружиной поджег дома противников крещения, жители Новгорода покорились и приняли христианство. Новгородцы с полным основанием говорили, что «Путята крестил их мечом, а Добрыня — огнем».
В связи с насильственным насаждением христианства в жизни народов Руси практическое значение приобрел вопрос синкретизма — сочетания разнородных, противоречивых вероисповеданий. Русь далеко не сразу стала православной. Профессор Н. С. Гордиенко, автор ряда публикаций по вопросам идеологии русской православной церкви, отмечает: «...во многих регионах нашей страны формальная христианизация местного населения началась значительно позднее начальной фазы «крещения Руси» и тянулась вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции. Это значит, что на протяжении многих столетий язычество монолитной глыбой продолжало существовать как самостоятельное социальное явление, с которым православие не могло совладать. Лишь к началу XX века почти все народности нашей страны, придерживавшиеся дохристианских (языческих) верований, были обращены — по крайней мере номинально — в русское православие» 28.
Чтоб поднять свой престиж или, точнее, дать почувствовать людям на местах свою реальную власть, Владимир решил послать наместниками в разные города и земли Руси своих сыновей. От Рогнеды кроме дочери у него было семь сыновей: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Святослав, Всеволод, Станислав и Мстислав; от Анны — двое: Борис и Глеб. Кроме того, Владимир усыновил Святополка, которого в 980 г. родила жена Ярополка, будучи уже вдовой. Сама она, оставив сына-младенца, сбежала из Киева в Херсонес, Вышеслава Владимир послал в Новгород, Изяслава — в Полоцк, Ярослава — в Ростов, Святослава — в Древлянскую землю, Всеволода — на Волынь, Станислава — в Смоленск и Святополка — в Туров. Мстислав еще раньше начал княжить в Тмутаракани и до конца своих дней оста- вался там. Вышеслав и Изяслав умерли еще при жизни отца, поэтому в Новгород был послан Ярослав, его место в Ростове занял Борис, а Глеб получил Муром.
В 1011 г. умерла жена Владимира Анна, а спустя четыре года скончался сам Владимир. Прах его был захоронен в каменной гробнице под половицами Десятинной церкви. Здесь останки великого князя покоились более 200 лет. Когда орды Батыя ворвались в Киев, татары разрушили церковь, разобрали пол и раскидали кости Владимира. Но Россия не забыла князя, которого в народе нарекли Красным Солнышком,— она поставила ему памятник в Киеве, в зеленом парке на Владимирской горке. Фигура его полна величавого покоя и классической простоты. В статуе нет ничего вычурного, но двухсаженная бронзовая фигура князя, стоящего с гигантским крестом на высоком пьедестале, поражает чем-то могучим и богатырским, как и тот народ, который сохранил о нем память.
Ярослав Мудрый (1019—1054) был тоже одним из наиболее знаменитых древнерусских князей. Родился он в 978 г. Еще при жизни отец перевел его из Ростова на княжение в Новгород, чем вызвал недовольство Святополка. В 1014 г. Ярослав отказался платить отцу ежегодную дань — 2000 гривен *, как делали до этого все новгородские посадники.
Летописец объясняет такое поведение Ярослава тем, что он был недоволен отцом, который оказывал предпочтение младшему, Борису, родившемуся от «грекини» Анны. Разгневанный Владимир решил лично выступить против непокорного сына и примерно наказать его. Ярослав тоже задумал начать войну против отца и нанял большой отряд варягов. Готовая разразиться усобица между сыном и отцом была предупреждена только вследствие кончины последнего.
После смерти Владимира Святополк начал междоусобицу со своими братьями, длившуюся целых четыре года. Женившись на дочери польского короля Болеслава Храброго и надеясь на его поддержку, он объявил себя киевским великим князем. Желая удержать за собой единодержавие и больше всего опасаясь Бориса (его особенно любили киевляне), Святополк умертвил трех своих братьев — Бориса ростовского, Глеба муромского и Святослава древлянского. Братьям Борису и Глебу народная память создала культ невинных мучеников, ставших жертвами междоусобной борьбы честолюбивых князей за власть. Православная церковь первыми причислила к лику святых Бориса и Глеба, отдавших свои молодые жизни за единение и консолидацию Древнерусского государства. В образе этих мучеников выражены представления о духовном совершенстве народа и его извечной нравственной стойкости, много раз проявлявшейся в грядущих суровых испытаниях Ярослав, конечно, понимал, что властолюбивый Святополк сделает все, чтобы отправить его вслед за братьями Положение Ярослава осложнялось еще и тем, что он находился в ссоре с новгородцами. Они были недовольны тем, как вызывающе нагло вела себя в городе нанятая князем варяжская дружина. Стычки между горожанами и варягами часто доходили до кровопролития. А Ярослав и его жена — норвежская принцесса Ингигерда (в крещении Ирина), дочь норвежского короля Олафа I Тюргвасона,— больше поддерживали не своих подданных, а пришельцев- варягов.
Скоро, однако, Ярослав изменил тактику. Считая войну со Святополком неизбежной, он начал искать примирения с новгородцами. Последние охотно пошли Ярославу навстречу — они готовы были выступить с ним против Святополка, потому что больше всего боялись попасть в полную зависимость от Киева. Собрав 40 000 новгородцев и несколько тысяч варяжских наемников, Ярослав выступил против Святополка, успевшего призвать себе на помощь печенегов. Жестокая сеча состоялась под городом Любечем, Святополк был разбит и бежал в Польшу к своему тестю. А Ярослав, щедро отблагодарив новгородцев, в 1016 г. вступил в Киев и занял великокняжеский стол.
Но борьба на этом не закончилась. Святополк вернулся на Русь с польскими полками, которые вел сам король Болеслав Храбрый. Среди интервентов были также дружины немцев, венгров и печенегов. Вторую битву на берегах Буга Ярослав проиграл. Он вернулся в Новгород и оттуда попытался бежать в Норвегию. Святополк снова занял Киев, а новгородцы во главе с посадником Константином Добрыничем опять восстали. Они уничтожили корабли, приготовленные для бегства Ярослава, и собрали деньги для найма нового варяжского отряда, обложив свободное население податью — 4 куна с мужа, по 10 гривен со старост и по 18 гривен с бояр. Святополк между тем выгнал из Киева Болеслава Храброго, что сразу же лишило его реальной силы — без польской поддержки он уже не мог удержать в своих руках Киев и поэтому вынужден был искать помощи у печенегов.
Поддержанный новгородцами, Ярослав в третий раз выступил против Святополка и в 1019 г. разбил его и его союзников — печенегов на реке Альте. Святополк бежал снова в Польшу, но по дороге умер. Только после этого Ярослав прочно утвердился в Киеве.
Святополк был братоубийцей. Если Ярослава летописцы назвали Мудрым, его брата Мстислава — Красным, то Святополка они заклеймили Окаянным. Вот как они описывали его кончину: «И во время бегства напал на него бес, и расслабли суставы его, он не мог сидеть на коне, и несли его на носилках... и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там кончил бесчестно жизнь свою. Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти принял он муки окаянные... Стоит могила его на этом пустынном месте и до сего дня, и исходит от нее смрад жестокий...»
Обстоятельства убийства Бориса и Глеба были вопиющими по своей жестокости. Борис спал в шатре, когда «напали на него, как звери дикие, из-за шатра и просунули в него копья и пронзили Бориса, вместе с ним пронзили и слугу его, который, защищая, прикрыл его своим телом... Убив же Бориса, окаянные завернули его в шатер, положили на телегу и повезли, а он еще дышал. Святополк же, окаянный, узнав, что Борис еще дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он еще жив, то один из них извлек меч и пронзил его в сердце». Узнав о смерти брата, Глеб стал молиться. В это время «пришли посланные Святополком погубить Глеба... Повар же Глеба, именем Торчин, вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягненка...» 29 После такой характеристики Святополка война с ним Ярослава выглядела не просто борьбой за власть, а справедливой и священной местью за кровь погибших братьев. Именно так и оценивали междоусобицу летописи того времени.
Однако вот что пишет по этому поводу известный советский историк В. Л. Янин, называя убийство Бориса и Глеба «сенсационным преступлением века»: «Оплакивая братьев, люди воздавали хвалу мудрому Ярославу... поколения читателей летописи поражались его благочестию. Больше всего он лелеял память о своих невинно загубленных братьях. Именно Ярославу приписывают инициативу причисления их к лику святых в 1021 году... Но вот что сообщает скандинавская Эймундова сага. Варяжские предводители Эймунд и Рагнер были приглашены в Новгород «конунгом Ярислейфом», а в Новгороде не было другого Ярислейфа, кроме Ярослава Владимировича. И эти предводители ворвались в княжеский шатер Бурислейфа (надо думать — Бориса) и убили его, а отрубленную голову Бурислейфа Эймунд поднес Ярислейфу. В криминалистике есть правило: отыскивая виновника, ищи того, кому преступление выгодно. Выгодно ли оно было Ярославу? На этот вопрос отвечает вся судьба «самовластца» XI века.
Кто вдохновлял убийц — Святополк или Ярослав? Свидетельские показания XI века дают возможность предположить, что оба замарали свои руки в крови. Если один виноват в смерти Глеба, то за смерть Бориса как будто должен ответить другой. Но гибель Святополка открыла для Ярослава блестящую возможность: свалить все на фактического «соучастника», ставшего навсегда «Окаянным»» 30.
Если это так, то судьба легенды о Борисе и Глебе парадоксальна. Много столетий она пользовалась небывалой популярностью, обладая громадной моральной силой. Ведь заключенный в ней протест против братоубийственных войн служил или по крайней мере должен был служить цементированию единства Руси, быть призывом к прекращению усобиц, раздиравших Русь в эпоху феодальной раздробленности, перед лицом постоянной опасности со стороны внешних врагов. Но если сведения Эймундовой саги правдивы, то легенда возникла как версия самозащиты, как попытка убийцы замести следы собственного преступления. Народ, на глазах которого произошли отвратительно жестокие убийства, осмыслил их по-своему: увидел в них грозную внутреннюю опасность, особенно пугавшую перед лицом дикого, кочевого Поля. Но как версия самозащиты Ярослава переросла в народную легенду? Вот загадка, достойная исторической психологии!
Версия скандинавской саги, совсем по-другому интерпретирующая народную легенду о Борисе и Глебе, представленная как версия самозащиты русского князя-братоубийцы, производит весьма эффектное впечатление. Однако она не перестает от этого быть всего лишь версией. Вопрос о ее достоверности до сих пор продолжает оставаться открытым. При этом закономерно возникает другой вопрос: кому она выгодна и против кого она направлена? Это тоже своего рода «загадка, достойная исторической психологии»!
Через несколько лет после усобицы со Святополком Ярослав вынужден был вести более трудную войну с младшим братом, Мстиславом тмутараканским. Мстислав показал себя воинственным князем и особенно прославился неоднократными победами над касогами *. В 1024 г. он подошел со своим войском к Киеву и потребовал от брата раздела всех русских земель поровну на двоих. Ярослав в то время находился в Новгороде. Ему пришлось быстро собрать большие силы из новгородцев, призвать на помощь варягов и выступить навстречу Мстиславу. Сражение между ними произошло* у местечка Литвена, близ Чернигова. Войско Ярослава потерпело поражение, и его предводителю ничего другого не оставалось, как опять бежать в свой верный Новгород.
Однако Мстислав не был таким кровожадным, как Святополк. Он добровольно признал старшинство Ярослава и заключил с ним мир. По мирному договору Русь делилась на две части: область по восточную сторону Днепра переходила к Мстиславу, а вся территория западнее Днепра оставалась за Ярославом. В 1035 г. Мстислав умер, и снова Ярослав стал великим единодержавным князем Киевской Руси. Ярослав совершил много военных походов против внешних врагов. Несколько раз он отражал набеги печенегов. В 1036 г. под Киевом он разбил их наголову, после чего печенеги перестали беспокоить Киев.
Ярослав воевал с финнами, ятвягами, литовцами. В 1030 г. он ходил на чудь, утвердил свою власть на берегах Чудского озера и построил там город Юрьев (имя Юрий Ярослав получил при крещении). Во время княжения Ярослава произошло последнее военное столкновение Руси с Византией. Один из русских купцов был убит в ссоре с греками. Не получив должного удовлетворения за обиду, киевский князь в 1043 г. послал к Византии большой флот во главе со своим сыном Владимиром и воеводой Вышатой. Буря рассеяла русские корабли. Владимиру все же удалось истребить посланный для его преследования греческий флот, но Вышата был окружен и взят в плен при Варне. В 1046 г. Русь и Византия подписали мир, скрепив его браком сына Ярослава с византийской принцессой.
Время Ярослава — это время расцвета Киевской Руси, ставшей одним из сильнейших государств Европы, быстро догонявшим передовые страны в социально-политическом и культурном отношении. Самые могущественные государственные деятели Европы стремились в первой половине XI в. к союзу с Русью. Ярослав Мудрый, его сыновья и дочери породнились с королями Франции, Норвегии, Польши, Венгрии, с императорами Рима и Византии. Дочь Ярослава Анна была королевой Франции и собственноручно подписывала государственные документы, тогда как ее супруг был неграмотным.
Интересна характеристика Ярослава как человека. По отзыву летописи, «он был хромоног, но ум у него был добрый, и на рати храбрый». Народ назвал его Мудрым. Отмечается его приверженность к чтению книг. При нем переписывались многие книги, с греческого на русский переводились не только церковные творения. Так, благодаря переводу на Руси стало известно греческое историческое произведение «Хроника Георгия Амартола». Ученые предполагают, что в то время были организованы школы для обучения юношей начальной грамоте, а может быть, имело место и более серьезное приобщение людей к знаниям.
Видное место Ярослава Мудрого в истории Руси связывают обычно не столько с его удачными военными походами и династическими связями с Западом, сколько с разносторонней деятельностью по внутреннему устройству государства. Он много сделал для распространения христианства — строил новые города (Юрьев, Ярославль) и новые церкви (в том числе выдающиеся соборы Софии в Киеве и Новгороде), поставил дело подготовки священнослужителей из русских, перевода церковных книг с греческого языка на славянский. При нем Антоний Любечанин основал знаменитый впоследствии Киево-Печерский монастырь. Во время его княжения город Киев был обнесен каменной стеной с Золотыми воротами и украшен многими новыми постройками. Ему приписывают бесценный для историков русский юридический памятник начала XI в., получивший название «Правда Ярослава» или «Древнейшая Правда». Некоторые историки (К. Н. Бестужев- Рюмин, В. О. Ключевский) рассматривали «Правду Ярослава» как сборник действовавших в то время законов и норм, составленный частными лицами. Но есть и другой взгляд. По мнению Б. А. Рыбакова, «ее назначение было значительно скромнее — это была инструкция о штрафах за скандалы и драки, учиняемые в Новгороде» 31.
Ярослав умер в Вышгороде (под Киевом) в начале 1054 г. Он был погребен в Киеве в Софийском соборе.
Творцом истории всегда были народные массы, создающие материальные и духовные ценности общества. Историки раннефеодального периода, описывая победоносные битвы русских князей и их быт, к сожалению, очень мало говорили о народе, о тех тысячах тружеников, которые являлись подлинными создателями Древнерусского государства и его высокой культуры. Сведения о простом народе, о его чаяниях и обычаях к нам доходят из прошлого благодаря другим, более объективным источникам. К ним относятся, во-первых, археологические культуры — они доносят до нас многие подлинные памятники народной жизни. Во-вторых, о прошлом рассказывает народное творчество, фольклор — былины, древние сказания, волшебные сказки, загадки, пословицы. И наконец, третьим достоверным источником является народный язык — он раскрывает систему социально-экономических отношений, культурные связи, глубину познания природы, уровень развития науки и техники.
Выше говорилось о том, что жизнь древнерусских крестьян и посадских людей была очень тяжелой. Суровой она была не только потому, что им приходилось вступать в борьбу с природой, но и оттого, что на их плечи ложилась вся тяжесть развивающихся феодальных отношений. Произвол князей и бояр, жадность и жестокость сборщиков налогов порой не знали предела. И только классовая борьба, только вооруженные выступления широких народных масс могли ограничить притязания феодалов-эксплуататоров.
Летописцы в большинстве своем наблюдали жизнь из окон монастырских келий или княжеского дворца. Они не любили рассказывать о мятежах и восстаниях, предпочитая повествовать потомкам преимущественно о разных битвах и ратных подвигах особо отличившихся воинов. Поэтому мы очень мало знаем о характере классовой борьбы в эпоху становления и развития раннего феодализма. Но это совсем не означает, что в те далекие времена отсутствовали сражения бесправных и обездоленных масс со своими угнетателями. Смерды, холопы и бедные посадские люди Киевской Руси упорно отстаивали свои права, нередко с оружием в руках выступали против княжеской администрации. В 1024 г. в Суздальской земле вспыхнуло восстание смердов во главе с волхвами — языческими жрецами. Причиной к открытому возмущению послужил голод. Восставшие выступили против местной богатой верхушки — «старой чади». В 1071 г. восстание смердов охватило Суздальскую землю и Белоозеро, причем один из отрядов восставших действовал против «лучших жен» — госпожей во дворах разбогатевшей знати. Княжеской дружине с большим трудом удалось расправиться с повстанцами и их предводителями.
Более крупное народное восстание произошло в Киеве в 1068 г. Одной из главных его причин стали острые социальные противоречия, проявившиеся к середине XI в. прежде всего в самой княжеской среде.
Ярослав Мудрый перед смертью разделил Русскую землю между своими сыновьями: старший, Изяслав, получил Киев, Великий Новгород и Туровское княжество; Святослав — Черниговскую землю, земли вятичей, Рязань, Муром и Тмутаракань; Всеволод — Переяславль Киевский, Ростово-Суздальскую землю, Белоозеро и Поволжье; Игорь — Владимир-на-Волыни; Вячеслав — Смоленск (Владимир умер в 1052 г.). Ярослав завещал своим сыновьям любить друг друга и жить между собой в мире. Однако очень скоро сыновья забыли советы отца, и уже в княжение Изяслава (1054—1078) начался ряд междоусобных войн.
Первым смуту затеял сын Владимира Ростислав. Будучи изгоем, он набрал дружину и самовольно захватил Тмутаракань. Но там ему не повезло — вскоре его отравил византийский агент: империя опасалась усиления русского влияния на Кавказе. В 1065 г. пытался захватить Псков, а затем Новгород полоцкий князь Всеслав Брячиславич. Ему противостояли трое Ярославичей. В 1067 г. Изяслав и его братья взяли Минск, изрубили всех мужчин, увели в плен женщин и детей, затем разбили Всеслава в сражении на реке Немиге. Но потом Ярославичи решили помириться с Всеславом и поклялись на кресте, что не причинят ему никакого зла, если он приедет на переговоры. Но как только Всеслав, поверив клятве Ярославичей, приехал к Изяславу в его лагерь под Оршей, его схватили вместе с двумя сыновьями и отправили в Киев, где посадили в «поруб» — подземную тюрьму.
К внутренним противоречиям добавилось обострение внешней обстановки. В середине XI в. в южнорусские степи пришли половцы — народ тюркского племени, некогда составлявший одно целое с печенегами и торками (когда он обитал в степях Средней Азии). Половцы вытеснили печенегов и начали свои опустошительные набеги на южные окраины Киевской Руси. Одно из таких нападений половцев во главе с ханом Шеруканом имело место в 1068 г. На реке Альте произошло сражение, в котором русские потерпели поражение. Трое князей Ярославичей — Изяслав, Святослав и Всеволод бежали от половцев.
Однако киевляне не хотели смириться с поражением, опасаясь половецкого вторжения. Но чтобы продолжать борьбу с кочевыми пришельцами, нужны были кони и оружие, а у простых людей ничего этого не было. 15 сентября 1068 г. на торговой площади Подола собралось народное вече. На нем было принято решение выступить против половцев и послать к князю своих представителей с требованием коней и оружия.
Недальновидный Изяслав отказал народу в столь справедливой патриотической просьбе. В Киеве в поисках убежища к тому времени собралось очень много смердов, и, возможно, князь опасался, что его обильные запасы попадут в руки этих разоренных войной крестьян. А может быть, он боялся открыть свой арсенал киевлянам, зная, что те не одобряют княжеских междоусобиц. Узнав об отказе Изяслава удовлетворить просьбу горожан, народ восстал. Изяслав бежал из Киева к своему тестю польскому королю. Восставшие освободили Всеслава, который целый год просидел в заточении, напоминая киевлянам о коварстве покинувших их Ярославичей, и провозгласили его великим князем. В нашей истории это был первый случай народного избрания «цесаря» Руси.
Семь месяцев княжил в Киеве ставленник народа Всеслав. О его деятельности до нас не дошло достоверных сведений, а то, что мы знаем о нем, тоже противоречиво. Так, автор «Слова о полку Игореве» восхищался свободолюбивой душой этого умного князя, изображал его «то серым волком, в одну ночь пробегающим от Киева до Черного моря, то волшебником, слышащим в Киеве звон полоцких колоколов, то рысью, исчезающей в осажденной крепости в синей полуночной мгле». А придворный певец XI в. Боян порицал его как героя отрицательного, утверждая, что «божьего суда ему не миновать» 32.
Изяслав вернулся в Киев через семь месяцев при поддержке польских войск, а Всеслав обрел спасение в бегстве в родной Полоцк. Чтобы навсегда вытравить из сознания людей память о восстании, Изяслав перевел торг, где собиралось вече, из демократического Подола на гору, в соседство с княжескими и боярскими дворами. Сын Изяслава зверски расправился с киевлянами, принимавшими участие в освобождении Всеслава: 70 человек были казнены, многим выкололи глаза.
О напряженности положения, о брожении народных масс и их ненависти к церковникам говорит и тот факт, что в том же 1068 г. в Киеве холопы убили новгородского епископа Стефана. Выступления против церкви, носившие, однако, классовую подоплеку, имели место и в Новгороде. Там в 1069—1070 гг. против епископа Федора (преемника Стефана) поднял мятеж волхв. Князь Глеб (сын Святослава Ярославича) собственноручно зарубил волхва топором и этим «утишил мятеж». Следует заметить, что острие классовой борьбы того раннего периода, выступавшей нередко в религиозной оболочке, было направлено против неумеренных поборов и чрезмерных притеснений широких народных масс.
* Византийский император Лев VI Мудрый (886—912).
* Лев Дьякон — византийский писатель; родился около 930 г.; написал историю Византии за период с 959 по 975 г.
* На месте города Итиля позже возникла Астрахань.
* Гривна — основная денежная (монетная) единица, бывшая в то время в обращении на Руси.
* Касоги — название адыгов в летописях. Потомками адыгов являются современные адыгейцы, кабардинцы и черкесы. В летописи впервые упоминаются под 965 г., когда они жили на Нижней Кубани и были побеждены Святославом.
Литература:
20 Там же. С. 5.
21 Подробнее см.: Там же. С. 63—64, 66.
22 История СССР с древнейших времен до конца XVIII в. С. 61.
23 Скляренко С. Д. Святослав. М., 1964. С. 114.
24 Подробнее см.: Сахаров А. Н. Дипломатия древней Руси. IX—
первая половина X в. М., 1980. С. 260—292.
25 Сахаров А. Н, Дипломатия Святослава. М., 1982. С. 204—205.
26 См.: Повесть временных лет. Ч. I. M.; Л., 1950. С. 253;
Скляренко С. Д. Владимир. М., 1965. С. 103-108.
27 Повесть временных лет. Ч. I. С. 279.
28 Гордиенко Н. С. Крещение Руси. Л., 1986. С. 95.
29 Повесть временных лет. Ч. I. С. 290—292.
30 Янин В. Одиннадцатый таинственный век // Знание — сила.
Источник:
Русская история. Популярный очерк - Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Москва • Мысль • 1992
