Молодой учитель, которого по виду не отличить от школьника, отправляется в поездку вместе со своим классом. Для учеников он скорее приятель, чем преподаватель, и с этим Андрей практически смирился. Однако когда в гостинице с ним знакомится Катя, которая приехала на спортивные сборы, он жалеет, что выглядит так молодо. Девушка проявляет очевидные знаки внимания в его сторону, и он не знает, как поступить в такой ситуации. Чем же закончится их история?
Читайте рассказ «Петля Корбут» Андрея Шведа — о том, заблуждения могут влиять на жизнь человека.
— Привет.
Я поднял глаза. Первое слово новой книжки так и осталось единственным прочитанным. Я немного расстроился, что меня отвлекли, но, когда посмотрел на девушку, улыбнулся.
— Привет, — поздоровался я.
Они с группой гимнасток въехали в отель через два дня после нашего заселения. Мы с ней пересекались взглядами несколько раз на завтраке, когда я набирал себе еды на шведском столе или наливал третью чашку кофе из кофемашины. А она, косясь на стойку с тостами и джемом, брала из металлических контейнеров овощи — тренер не разрешал спортсменам есть всё подряд.
— Что читаешь? — спросила она.
Я приподнял сборник рассказов Сэлинджера, и он закрыл половину моего лица. Я почувствовал запах новой, недавно распечатанной книги и сделал глубокий вдох.
Ещё не решив, как себя вести с ней, я, несмотря на усталость, дружелюбно предложил:
— Садись.
Она заняла диван напротив.
— Вы спортсменки? — спросил я.
— Да. Меня Катя зовут.
— Андрей. — Пожал сухую, маленькую ладонь.
— А ты тут с классом?
— Да, с ребятами.
Сколько ей лет, я спрашивать не стал: было понятно, что она старшеклассница. Скорее всего, класс одиннадцатый, но может, и десятый. В их возрасте трудно с точностью сказать.
Я думал, что она ещё школьница, и поэтому не хотел говорить, кто я. Всё бы сломалось. Сломалось бы даже то хрупкое и неважное, что происходило сейчас. Даже эти двенадцать слов, сказанных ею, тоже были бы сломаны. Нужно было сказать правду, но я не решился. Ничего плохого я бы делать не стал. Но девушка смотрела на меня так же, как та, которую я видел вчера в ресторане.
Мы с Татьяной Вячеславовной привели наш класс на ужин. Десятиклассники, ожидая заказов, уткнулись в телефоны, а я пошёл мыть руки. Когда вернулся, поймал взгляд двух подружек, сидящих за соседним столом: я знал этот взгляд — проходящий по касательной, но в то же время цепкий. И в тот момент мне не хотелось садиться на своё место. Только не сейчас! Молодого учителя легко спутать с его учениками, и так происходило за поездку не единожды. В поезде, в музеях я то и дело слышал вопрос, обращённый к Татьяне Вячеславовне: «А это не ваш мальчик?» Тогда я брал слово и говорил, что я второй учитель, который сопровождает ребят. И сейчас в ресторане мне меньше всего хотелось, чтобы меня приняли за несовершеннолетнего. «Нет, я не с ними! Я не ребёнок!» — хотелось сказать девушке и её подруге за соседним столиком. Но отсутствие щетины и наличие класса вокруг говорили об обратном. Другое дело — Татьяна Вячеславовна: ей было уже за сорок, и выглядела она как педагог со стажем.
Мои ребята тоже не добавляли субординации. Парни были выше меня на полголовы и обращались ко мне на «ты», решив, что проживание в одном отеле сближает до такой степени. «Вы!» — поправлял я каждый раз. Но даже с «вы» они называли меня «Эндрю», а в ресторане так вообще просили купить алкоголь.
— Ну пожа-а-алуйста! — канючил Марк.
— С ума сошёл? — спрашивал я, впрочем, улыбаясь от нелепости ситуации.
— Ну давайте вы купите себе, а нас просто угостите! — к разговору подключались другие ребята. Они были готовы торговаться до последнего.
— Нет! — отрезал я, но сам уже смеялся. — Вот после выпускного, когда вы не будете учениками, тогда можно отпраздновать.
— Забились, Эндрю. — Даня хлопнул меня по плечу. Даня похож на Фараона — у него длинные светлые волосы, а на шее висит рэперская цепь.
— И русский надо сдать на сто баллов! — добавляю я условие.
— Ну не-е-ет! — возражают они.
Только вслушавшись в разговор, можно понять, что я учитель, но посетители ресторана, конечно, так делать не стали. Девушки занялись вином и мидиями. Ко мне они утратили интерес уже после того, как я сел за наш большой длинный стол.
— Бюджет на ужин — шестьсот рублей, — предупредила Татьяна Вячеславовна.
Дети завозмущались:
— Да как так-то!
— Тут на шестьсот не поесть!
— Вы сами нас водите в такие места, а потом назначаете нереальную планку!
— Просьба к тем, кто выйдет за бюджет, перевести мне на карту, — стояла на своём Татьяна Вячеславовна. — Мне ещё не все перевели за обед!
— Из чего вообще складывается бюджет поездки?
— Мы в прошлом году ездили в Новгород за девять тысяч!
— Можно нам увидеть, на что ушли деньги? — К спору подключались всё новые люди. Разговор перешёл в галдёж.
— А можно не перебивать? — начала возмущаться Татьяна Вячеславовна.
Я сидел и помалкивал. Мне не хотелось портить отношения с коллегой, но в то же время я понимал возмущение детей.
— Я с вами деньги обсуждать не собираюсь!
— Татьяна Вячеславовна!
— Все вопросы к родителям!
— Татьяна Вячеславовна! — ребята возмущались всё сильнее.
— Так. Спасибо за ужин. — Стул преподавательницы резко скрипнул. Она схватила сумку и вышла, оставив меня с десятым классом наедине.
Неожиданная ссора вымотала меня, поэтому теперь я сидел и устало смотрел на Катю, через силу поддерживая разговор. Сказались ещё и бессонные ночи. Первая ночь в поездке с детьми — самая трудная: ребята только заселяются в отель, энергии много, им хочется как можно больше времени провести друг с другом. До двух я ещё мог дежурить, но что происходило дальше — неизвестно. Вероятно, самое интересное. Впрочем, последующие ночи не легче. Откуда у подростков столько сил, я не знал. Они питаются чипсами и заваривают «дошик» в раковине, а потом хлебают прямо оттуда, черпая горячую воду из-под крана пластиковыми ложками, но всё равно чувствуют себя прекрасно. Несмотря ни на что, мальчики пробирались в номера девочек в пять утра. Мне оставалось лишь надеяться, что из поездки мы не привезём детей больше, чем увозили.
Я протёр уставшие глаза — хотелось спать, но в то же время я хотел продолжать говорить с Катей: «Да, Кремль уже видели». «Нет, в музее-панораме ещё не были». «К сожалению, завтра уезжаем». Последняя ночь тоже сложная — класс пытается набраться впечатлений до следующего выезда. А тут ещё и Татьяна Вячеславовна пропала.
После ухода из ресторана я её не видел. Дети обратились ко мне:
— Вот видите! Она просто уходит от ответа! Она манипулирует нами! А ещё школьный психолог! Неужели сложно просто показать, на что ушли деньги?
— Ну ты же не работаешь психологом двадцать четыре на семь, сейчас она не как психолог выступает, — вступилась за «классную маму» Даша, но сделала это нерешительно.
— И ведь она права: это деньги родителей. — Я попытался смягчить их.
— Да родителям всё равно! А вы считаете, это по-взрослому — так уходить? Она же несёт за нас ответственность!
— Ну она так показывает, что ей неприятно, — говорю я. — К тому же с вами остался я.
— Да она просто хочет, чтобы мы извинились!
— А вы не будете этого делать?
— Конечно нет! Мы же правы!
— Иногда приходится извиняться, даже когда прав… Просто чтобы поставить конфликт на паузу. Я понимаю, чтó вас волнует, но можно было отложить этот вопрос до конца поездки? Она ведь тоже старается. И я знаю, сколько было сделано ради вас: куплены билеты, распланированы экскурсии…
— Просто она не готова сама идти навстречу, она хочет только, чтобы извинялись перед ней.
Я молчу, но мне удаётся немного убавить пыл класса. Да и перед ребятами встали более важные вопросы:
— А кто будет за всё платить?
Я открыл телефон и зашёл в приложение мобильного банка.
— Ну, у меня денег не хватит, — улыбнулся я.
— А что же нам делать?
— Я уже перевёл денег Тэ-Вэ и больше не буду!
— Давайте убежим?
— Нет, убегать мы не будем. Давайте я попытаюсь решить вопрос, а вы подумайте, что делать с этой ситуацией. — Самое время было включить взрослого.
Мне позвонила Татьяна Вячеславовна, и я отошёл поговорить, чтобы не слышали ребята.
— Видите, какая тут ситуация… Признаться, я сама не ожидала, извините, не хотела, чтобы вы были свидетелем… — Она говорит и говорит, но ждёт, что я предложу решение проблемы, а мне не приходит в голову ничего лучше, кроме как попросить денег, чтобы заплатить за ужин.
— Конечно-конечно, — успокаивает она. — Ну а как там дети? Что они говорят?
Я примерно описал настроения, попытавшись некоторые формулировки сделать мягче.
— Они должны понимать, что так дела не делаются, — настаивала она.
Я соглашаюсь от безысходности и обещаю «повернуть разговор в это русло». На карту упали деньги за ужин. Мы поели без старшего преподавателя. Дети ржали над ситуацией, а я, глядя на них, понял, что ни черта у меня не выйдет. И самое странное, я согласен с детьми в том, что Тэ-Вэ слишком уж резко ушла от ответа про деньги.
— Ей неприятно, что вы её подозреваете, хотя она с вами столько лет и она ваш классный руководитель, — невнятно оправдываю я коллегу.
— Что вы под неё прогибаетесь? — возмущаются дети.
— Потому что сейчас мне важнее довезти вас до дома живыми, остальное не так важно.
— Так это она нас кинула и ушла!
— Друзья, вам с разными людьми придётся в жизни общаться, и надо уметь находить язык со всеми. — Я чувствую себя котом Леопольдом с его пресловутым «Давайте жить дружно».
Я прокручиваю ситуацию в голове и не знаю, что ответить Кате на вопрос, как проходит поездка. Ужасно? Хуёво? Мы потеряли нашего старшего преподавателя? Лучше бы ты спросила, про что книжка, которую я собирался читать.
— Мы потеряли нашего преподавателя. — Я выбираю последний вариант. И понимаю, что это звучит слишком по-детски. С первого обращения ко мне на «ты» и до этой фразы она, похоже, так и не догадалась, что я препод. А я не выдал себя, не догадываясь, куда может завести разговор с молодой девушкой в ночном отеле.
— Можно? — Она показывает на место на диване рядом со мной. — Я бы могла… — Она смущается и красиво краснеет. — Могла бы побыть вашим старшим…
Пора уже сказать, кто я, но момент слишком приятен. Я знаю, что не предложу ей подняться наверх, но хочу оттянуть секунды, пока не придётся выдать правду. Чисто теоретически... Ей больше шестнадцати, а может, даже восемнадцать. Восемнадцать бывает в одиннадцатом классе. Надо только попросить паспорт. А то иногда даже четырнадцатилетние выглядят взрослыми. Этот одноразовый мир отеля — одноразовые белые тапочки, шампуни в маленьких бутылочках и гели для душа, пакетики чая на единственном в номере столе — делал одноразовым и мысли, и чувства. Казалось, отель живёт одним днём и призывает жить так же.
В ресторане я расплатился за всех чужими деньгами и отправил Тэ-Вэ чек и сдачу.
— Видите, она заботится о вас, — сказал я ребятам, надевая куртку. — Не бросила нас всех.
— Да вы знаете, что странно? — это говорит Вадим. — Она всегда рассказывает нам про турфирму «Крылья», с которой сотрудничает школа, а эти «Крылья» никто в глаза не видел. Они процент огромный берут за организацию всех поездок. Так зачем нам их услуги? Другие классы сами всё организуют.
Я молчу, понимая, что предаю детей. Накануне Тэ-Вэ рассказывала мне, как трудно ей самой всё спланировать, забронировать и организовать. Про «Крылья» не было ни слова.
— Разве мы не можем знать, где наши деньги? — не успокаивается Даня.
— Наверное, можете.
Я, похоже, полный кретин. Впрочем, делать выводы рано: вся поездка проходила на самом высоком уровне. Чего только стоил этот последний ужин.
Мы вышли с ребятами из ресторана и всей компанией отправились на центральную улицу. Мне хотелось что-то сделать для них, как-то развеселить: я видел, они сами не рады произошедшей ссоре, во всяком случае не хотели, чтобы так вышло. В ресторане мы должны были подвести итоги поездки, а теперь просто шатались бесцельно по вечерним улицам. Я думал купить на всех мороженое, но зачем им мороженое, если они только что поели? Да и что им мороженое после мидий на ужин? В конце концов, мы остались без итогов, без всего. Разрозненно наша группка дошла до Кремля и, развернувшись, зашагала обратно к отелю.
— Думаете, Татьяна Вячеславовна вернётся?
— Эндрю, перестаньте, вы тут единственный переживаете!
Даня и Матвей врубили колонку на полную громкость. Если бы я встретил таких на улице, я бы подумал: «Ну и придурки!» А так это просто дети. Все они — от самой тихой отличницы до Дани-Фараона — все они просто дети. Если мы долго не едем куда-то или задерживаемся на экскурсии, они начинают злиться и канючить. Если на вокзале просят показать паспорт, ребята поочерёдно просят меня показать фотку на паспорте и потом демонстрируют свои. Они всё время шутят про наркотики и думают о сексе, но сами ещё такие дети.
— Теперь вы купите нам алкоголь? — шутит Марк.
— Марк, отстань, — ругаюсь я, но несерьёзно. Им удаётся меня легко рассмешить.
— Вы слишком ответственный… Это скучно.
— Вот прошлый наш классный отец нам всё покупал. — По рассказам учеников, Глеб, который был стажёром до меня, наркоманил и стрелял сигареты ученикам. После чего его и уволили.
— Так мило, что вы нас пересчитываете, Глеб ничего такого не делал! — замечает Даша.
— Ну я же забочусь о вас. — Меня немного смущает их внимание ко мне. Каждый из ребят норовит что-то спросить.
Они облепляют и просят к себе внимания.
— Эндрю, вы же писатель? А про что пишете? Как называется ваша книга? А нам подпишете?
Я терпеливо отвечаю на все вопросы.
— А про меня напишете? — спрашивает Вадим.
— Напишу, — обещаю я.
Мне снова позвонила Татьяна Вячеславовна, и я взял трубку, поотстав от детей, чтобы они не слышали разговора. На вопрос «Как там обстановка?» я отвечаю уклончиво: мол, ребята, скорее всего, не готовы извиняться, но хотят, чтобы их «классная мама» вернулась. «Они готовы поставить ссору на паузу», — уверяю я. «Ну вы же понимаете, что инициатива должна исходить от них?» Я устало киваю. Я всё понимаю. Дети правы в том, что Тэ-Вэ ждёт извинений, которые они не хотят ей давать. Я посыльный между двух огней. Рукой я подзываю к себе Марка и Вадима и жестами объясняю им, с кем говорю. Тэ-Вэ после инструктажа отключается, и я передаю её слова парням.
— Только представьте, что я этого вам не говорил. Допустим, я сделал это завуалированно, и вы не знали, с кем я сейчас говорил. — А сам думаю, что взрослые бывают хуже детей. А ведь мы этому детей и учим — «быть взрослыми».
— Хотя бы просто попросите, чтобы она пришла. Не извиняйтесь, если не хотите.
Мне хочется курить, но делать это при учениках я не решаюсь.
Сначала звонит Матвей, потом Даня, но оба звонка оставляют пустые гудки в вечернем воздухе.
— Видите? Она нами манипулирует! — ворчат ребята.
Так мы подходим к началу пешеходной улицы — главной в городе. Тут стоит груша-автомат, которая измеряет силу удара. Парни начинают соревнования и просаживают почти тысячу рублей, пытаясь побить рекорды друг друга. Кого они представляют в момент удара?
— Эндрю, вам тоже надо ударить! Давайте! Двадцать рублей!
Я отказываюсь, объясняя, что предпочту посоревноваться с ними на литературном поприще. Всё заканчивается, когда мы вокруг груши собираем зрителей — компанию из трёх нетрезвых мужиков и одного бомжа. Дядьки начинают что-то говорить девушкам, тоже рваться продемонстрировать силу, и я командую возвращаться в отель.
Я надеялся, что Татьяна Вячеславовна уже вернулась в номер, но этого не произошло, и я, распустив детей по комнатам, остался дожидаться её внизу на ресепшене. Здесь Катя и подошла ко мне. Давно уже было пора разочаровать её, но я медлил.
— А вы тут на соревнованиях? — Я продолжал разговор и продолжал обманывать себя, что всё происходящее между нами носит безобидный характер.
— Нет, просто на сборах. — Бедро Кати касается моего, и я чувствую его тепло.
Она одета по-домашнему: по отелю все ходят в пижамах. На ней клетчатые короткие шорты и безразмерная футболка с надписью 'Trust me'.
— Знаешь, что такое «Петля Корбут»?
— Нет.
В общем-то, мне говорить о гимнастике было так же неинтересно, как, вероятно, ей о Сэлинджере. Я уже начал прокручивать в голове, как сказать, что я преподаю литературу и что на самом деле мне двадцать три, но тут из раскрывшихся дверей лифта вывалились три моих ученика.
Я про себя матюгнулся. Я хотел закончить всё сам, а не чтобы это всплыло случайно. Хотя уже неважно.
— Андрей! — Как назло, эти черти впервые назвали меня не по-английски; спасибо, что хоть без отчества, но сути это уже не меняет. — Она нам ответила!
Вадим, Марк и Даня замерли, заметив девушку, и тут же захихикали, начав переглядываться, подбивая друг друга под бока.
— Ой! А вы тут это…
Твою мать! Ты мог сказать мне «ты». Ты путал меня столько раз. Ты говорил, что мы так сдружились и что я такой молодой препод, — так сказал бы это чёртово «ты»! Я сдавленно улыбаюсь и пока не смотрю на Катю. Как она там? Её бедро перестало касаться моего.
— Кто… нашёлся? — невнятно выдавливаю я.
— Тэ-Вэ! Она будет через минут двадцать. — Ребята поняли, что сделали что-то не то. — Ну… Мы пошли! Не будем вам мешать… — И до самого лифта я наблюдал их смешки и толчки.
Я смотрю на обложку Сэлинджера и не смотрю на Катю.
— Короче… в общем… ты поняла уже. Я учитель. Это мои дети. Извини, что обманул тебя. Я не плохой человек и не собирался играть с тобой, просто так вышло. Мне стыдно, правда. — Я собрался уходить и взял книжку.
— А я думала, ты школьник. — Слышал голос Кати одним ухом — в другом что-то невыносимо звенело.
— Я так и понял.
— А я тоже препод.
Я медленно повернул голову. Катя улыбалась и смотрела на меня.
— То есть ты?.. — Я показал на неё.
— Да.
— И ты пришла сюда?
— Да. — Она засмеялась, откинув голову. — Ну не осуждай меня, ну! Что тут поделать…
Я неумело улыбнулся, но постепенно начал смеяться вместе с ней.
— Тогда чего же мы сидим? — Я осмелел и взял её за руку, но тут же остановился. — Только у меня в номере мальчики, нас поселили вместе.
— Тогда пойдём ко мне. — Она потянула меня за собой.
— Кажется, у нас есть двадцать минут. Я так и не понял, что за «Петля Корбут».
Мы вызвали лифт и стали смотреть на обратный отсчёт красных цифр над раздвижными дверьми: пять… четыре… три… два… один…
03.04.2023
Редактор Анна Волкова
Корректор Вера Вересиянова
Другая современная литература: chtivo.spb.ru